The Мечты. Весна по соседству (СИ) - Светлая Марина - Страница 8

- Здрасьть!

- А я говорила! Я когда еще предупреждала! А Женька твоя дура, связалась с бандитом, так и знала, что добром не кончится! И ведь как в воду глядела!

Андрей Никитич поджал губы, кивнул и резко дернул дверь, чтобы ее захлопнуть перед самым носом почтенного старожила их благороднейшего особняка.

- Эй-эй-эй! Никитич! – загрохотал бузотер Василий, подставив ногу, чтобы остановить неминуемое и оттого судьбоносное закрытие. – Дело-то серьезное! Решать надо!

- Обороты сбавьте – тогда и будем решать, - рявкнул Малич.

- Ну прости, не подумала! Хотя она у тебя все равно дура! – заголосила баба Тоня с покаянным видом. – Но нас же правда достанут теперь! И заступиться некому, самим надо.

Андрей Никитич скрежетнул зубами. И все-таки спросил:

- Что значит, выселяют?

- Да то и значит! Явились тут из отдела культуры... может, даже прямо из министерства приехали... Ну что мы на пороге! В дом-то пусти!

- Ну вас к черту, проходите! Но чтобы при Женьке и пикнуть не смели.

- Она что же? Еще не на работе? – удивилась баба Тоня, которой все про всех надо знать.

- Ну если бы вы смотрели на часы, то обратили бы внимание, что рабочий день начнется еще через полтора часа! Может быть, не бродили бы с утра пораньше по чужим хатам. Разувайтесь давайте!

Когда живописная процессия из трех человек входила на кухню, Женя с завтраком все еще не справилась. На очереди были бутерброд с маслом, чай и варенье. А она всерьез размышляла, куда бы девать все это богатство, чтобы папа не заметил, а ей не пришлось есть.

- Здрасьте, - кивнула она соседям, пользуясь возможностью отвлечься от еды, и спросила у отца: - Что еще стряслось-то?

- Да грабят нас среди бела дня! – провозгласила Антонина Васильевна вместо Малича. – Буржуи проклятые. Теперь Минкульт наслали. Музей собрались у нас открывать!

- Прямо в моей башне! – мрачно сообщил Василий.

- Какой музей? – удивилась Женя. – У нас дом жилой.

- А моим родокам сарая не досталось! Они последние ордер получили и заезжали, когда в коммуналке ступить негде было, а кое-кто сразу две сараюхи захапал, потому как многодетные. – буркнул бузотер. – Башня всю жизнь наша, Вороненская, была. Договорились же, со всеми жильцами согласовано. У нас там картофан в мешках, закрутки, инструмент мой и Нюрик клубни выращивает. А велик Михин мне где хранить прикажете? А?

- Да погоди ты! – командирским голосом прервал его страдания Андрей Никитич. – Какая башня? Какой, нахрен, сарай? При чем тут музей?! Вы ж сказали, нас выселяют!

- Да меня выселяют! Из башни моей! У них там музей будет!

- Ерунда какая-то, - буркнула Женя. – С чего их вдруг принесло? Столько лет никому никакой музей не был нужен. И вдруг…

- Ну дык реставрация! – наставительно подняла палец вверх баба Тоня. – Они ж ученых наслали. Те умудрились на чердаке какие-то дневники найти. Говорят, этот Гунин, чтоб он в гробу вертелся и спать не мог, в той башне и жил, когда картинки нам на стенах малевал. Вроде бы, даже мебель его нашли... что в войну в печках не сожгли, какой-то дурак туда же... на чердак... вот на чердаке бы и делали музей, а?!

- И не на нашем, - кивнул Малич-старший.

- Но… - Женя задумалась. – Можно, наверное, как-то решить. Нам только экскурсий во дворе и не хватало.

- Во-о-от! Начнут шляться, а люди разные бывают, еще умыкнут чего. Вы только представьте себе, какой тут проходной двор устроят, а? Наш же дом, а мы ему, вроде как, не хозяева уже. Потому как культурная ценность, чтоб ее!

- Но Великое переселение народов нам все-таки не грозит? Или там исход евреев из Египта? – на всякий случай уточнил Андрей Никитич, будто бы это было единственное, что его всерьез волновало.

- Мне грозит! Михиному велосипеду грозит! – рассердился Василий. – Начистил бы я рожу тому, кто все это придумал, а!

- Да вы с батей всю жизнь кому-то рожи чистите! – отмахнулась баба Тоня. – Толку-то? Если прямо из министерства приехали. Сегодня вот башню заберут, а завтра – всех нас выставят. Женя, ну ты бы хоть подумала да сделала что-нибудь. Можно же этому твоему главному буржую позвонить и нажаловаться?

- А у вас все капиталисты, кто вам не нравится, - проговорила со своей галерки Женя, теперь прилагая все усилия, чтобы игнорировать все нарастающий вой в ушах при одном только упоминании... нельзя об этом думать. Нельзя. Нельзя. Никаких депрессий – она же решила!

- Да! – подбоченилась баба Тоня. – Мне этот твой с самого начала не понравился! А у нас все ему принадлежит! Не удивлюсь, если музейщиков он и натравил, чтобы нам кровь попортить, да, Васька?

- А я тут при чем? – пригнул уши Василий под грозным взором Андрея Никитича.

- Так! Все высказали? – поинтересовался тот обманчиво спокойно, хотя по некоторым весьма опосредованным признакам пора было догадаться, что палка перегнута и до взрыва осталось немного. – Живо собрались и валите. Нам на работу пора.

- Ну вот че ты, Никитич! – промямлил Василий, гонявший всю свою семью и окрестных ребятишек и не боявшийся никого на свете. Только вот перед Жениным батей робел.

- Петицию подписывать будете? – спохватилась Антонина Васильевна.

- Что в петиции? – снова подала голос Женя, в отличие от отца пытаясь сохранить видимость безразличия. Ей это даже удавалось – никто бы не догадался, как бурлит внутри нее.

- Что вот мы, жильцы Гунинского особняка – адрес прилагается – против того, чтоб тут музей был! И что нам реставраторы жизни не дают.

- Уже и текст составили? – съехидничал Андрей Никитич.

- В процессе. Мне посоветоваться надо со знающими людьми, чтоб все грамотно.

- Ну вот как писульку сочини́те, так и приходи́те. Заняты мы, нам собираться. В отличие от вас, нам на работу топать.

Подхватившись со стула, даже почти что счастливая, что это все закончилось, Женька быстро чмокнула отца в щеку и сбежала к себе. Как мало теперь надо для счастья. Раньше она все гонялась за ним, искала его, мечтала о нем. И почему-то ей казалось, что нету, не то, не так. А теперь и гадать не надо: в душу не лезут – счастье, о прошлом не напоминают – счастье, есть куда уйти из дому – тоже счастье. Почему нет? У всех людей счастье свое, в конце концов.

Ну а работу действительно никто не отменял, и сердить главдракона – всегда было самой плохой идеей. Особенно в последнее время. Домечталась, Малич.

Когда она снова появилась на кухне – там было тихо, пустынно и убрано. Прямо как в ее душе, в которой она целый месяц наводила порядок почти до стерильности. Так навела, что там теперь стены голые.

- Па! – крикнула Женя, избегая навязчивых ассоциаций, пока те снова не захватили ее. – Я ухожу!

Отец показался из своей комнаты, тоже уже одетый, хмурый, но ласковый, каким бывал исключительно со старшей. Даже младшей Юльке так на отцовскую ласку не повезло.

- А давай я тебя сегодня подвезу, а? – предложил он. – Там сыро и туман.

- Ну давай, - согласно кивнула дочка. Это был тот случай, когда еще и погода выбивала из колеи. Если бы это было единственное... ведь так легко исправить мелочь: сесть в салон папиного японца – и никакой туман не достанет.

Но туман был наименьшей из ее бед. Еще были ветра. Еще были фрески. Еще были соседи.

Еще было ощущение того, что оборвавшись в секунду в момент взлета, вся ее жизнь осталась подвешенной в безвоздушном пространстве, из которого в одиночку ей не выбраться.

Еще было больно.

Еще было страшно.

Еще хотелось спросить – почему.

И еще был главдракон, грохотавший по коридору, но до сей поры обходивший стороной расчетный отдел.

Зато Таша, никогда не отличавшаяся деликатностью, с самого утра взялась за промывку Жениных мозгов.

- Короче, я все придумала! – объявила она ни с того, ни с сего после длительного общения в мессенджере.

- Что именно? – спросила Женя, запивая водой таблетку от все же разыгравшейся головной боли. Ну а как той не разыграться, когда ночь не спишь, потом соседский бред выслушиваешь. И погода такая дурацкая. И, в сущности, мир очень разочаровал.