Новый мир. Книга 4: Правда (СИ) - Забудский Владимир - Страница 104

— Твоё тело хранит о себе память о многих кошмарах, — произнесла она тихо. — Я помню его совсем не таким.

— Ты помнишь? — удивлённо хмыкнул я.

— Конечно же, помню. Не знаю, так ли это у мужчин, но мы, женщины, навсегда запоминаем наш первый раз.

Я не видел в этот момент ее лица, но по оттенкам голоса догадался, что уголки ее губ тронула едва заметная улыбка.

— Немного неловко сейчас вспоминать об этом, — добавила она после паузы. — Мой муж стал вторым мужчиной в моей жизни, и, надеюсь, последним. Как только я нашла то, что мне требовалось, мое любопытство как-то очень естественно сошло на нет. Сама не заметила, как я сделалась очень стеснительной в этом отношении, и, может быть, слегка консервативной. Когда мне пришлось объяснять своим дочкам про пестики и тычинки, я поймала себя на мысли, что краснею намного больше, чем они. О том, что было в юности, я вспоминаю так, будто это происходило с другим человеком.

— Не говори так, будто успела поработать стриптизершей и порноактрисой. Пара просмотренных аниме и секс с одноклассником, да и то не полноценный — это не такая уж бурная юность по нынешним временем.

— Если припомнить, то аниме было больше, чем «пара», — усмехнулась она. — Но давай оставим это. Замужней женщине, матери двух дочерей, прокурору по делам несовершеннолетних, да еще и человеку, выполняющему важное партийное задание, как-то совсем не надлежит говорить про аниме. Так-с, на спине всё. Поворачивайся.

Я позволил ей наклеить еще несколько пластырей спереди — на лоб, грудь, предплечье. На бедро наклеил самостоятельно. Через какое-то время Мей отступила на несколько шагов, чтобы оценить результаты своих трудов, и удовлетворенно кивнула.

— Итак, что скажешь, Дима?

— Спасибо тебе. Заштопали вы меня что надо.

— Я о ситуации в целом.

— Поверить не могу в то, что вижу и слышу, — признался я откровенно.

— Жизнь иногда преподносит большие сюрпризы.

— Ты правда хочешь предложить мне просить убежища в Евразийском Союзе? — наконец спросил я прямо.

— Как сказала министр И, тебе ничего не «предлагают» — но твое прошение будет рассмотрено, — дипломатично ответила она.

— Мой отец был дипломатом, Мей. В переводе с дипломатического языка это означает вполне конкретное предложение.

Я изумленно покачал головой.

— А как же Консорциум? Разве ваш Бингвен Фэн не заигрывает с ними по поводу экономической либерализации? Я, конечно, понимаю, что это всего лишь попытка обратить себе на пользу противоречие в стане врага. Но ведь марку держать надо. Как можно взять да и приютить человека, насравшего олигархам в душу так глубоко, что они решили прикончить его прямо на улице?

— В сфере глобальной политики все гораздо сложнее, чем нам кажется. И это, уж извини, не нашего с тобой ума дело, Дима. Я могу лишь заверить тебя, что взаимовыгодные тактические альянсы и временные совместные интересы не стоит путать со стратегическим партнёрством. Кроме того, не похоже, что за покушением на тебя стоят руководители Консорциума.

— Как вы вообще узнали о готовящемся покушении? Вы ведь знали о нем заранее, не так ли?

— Это был вопрос времени, когда нечто подобное произойдёт. За тобой установили слежку почти сразу же после шоу. Момент твоего похищения был зафиксирован средствами наблюдения. Оперативная группа МГБ, имевшая соответствующие инструкции на такой случай, тут же была отправлена на перехват. Они бы отбили тебя у похитителей, выждав удачного момента, без риска для твоей жизни. К сожалению, ты начал действовать самостоятельно — раньше, чем такой момент представился. Но, к счастью, последствия не оказались слишком серьезными.

— Не помню, говорил ли я «спасибо», — нехотя буркнул я.

— Не говорил.

— Тогда спасибо.

— Я передам это товарищам из МГБ.

— Значит, они считают, что покушение на меня организовал Чхон?

— Я не владею всеми данными, которыми владеет МГБ. Но о человеке с такой фамилией мне слышать не приходилось.

— Это, возможно, псевдоним. В МГБ не могут не знать его! — воскликнул я возмущённо, поражаясь, что уже в который раз на моей памяти осведомленные, казалось бы, люди оказываются абсолютно не наслышанными о Чхоне, который, исходя из его влияния и опыта, должен быть очень хорошо известен в мире спецслужб.

— Как бы там ни было, могу сказать только то, что сказали мне люди из МГБ, по результатам прослушки частот местной службы охраны порядка. Тела четверых людей, погибших при покушении на тебя, были опознаны. И все они — бывшие наемники из частных военных компаний.

— Это я и сам заметил, — буркнул я, вспомнив глазной имплантат и татуировку в виде красного черепа.

— Ты бывший детектив, и тебе не должно быть сложно сопоставить действия исполнителей с вероятными мотивами заказчиков. Как видно из развития событий, их приоритетом был твой захват живым. Но их устроила бы и твоя смерть. Очень похоже на почерк людей, чьи преступления ты изобличил. Эти люди могут жаждать заполучить тебя в свою власть живым, чтобы реализовать какой-то изощренный личный план мести. Но в крайнем случае они готовы и отказать себе в этом маленьком удовольствии ради рациональной цели — заставить тебя замолчать навсегда.

Я кивнул, соглашаясь с такой оценкой событий. Смерть была благом в сравнении с тем, что ждет меня в случае попадания живым в лапы Чхона.

— В свете всего сказанного у меня только один вопрос, — заключила Мей. — Помочь тебе заполнить заявку на предоставление убежища? Или ты справишься сам?

Я глубоко вздохнул. Еще час назад предположение о том, что я могу обсуждать подобную перспективу иначе чем в саркастическом ракурсе, казалось абсурдным. Но теперь смотреть на нее приходилось всерьез.

— Мей, это невозможно, — подумав, покачал головой я со вздохом.

— Дима, я летела сюда через половину Земного шара не для того, чтобы бросить тебя умирать, — решительно возразила она. — А если ты выйдешь из дверей этого здания — то твоя жизнь оборвется очень скоро. Ты и сам это прекрасно понимаешь.

— Мей, когда я решился на это — я не думал только о своей жизни. Вероятность среднесрочного выживания была бы куда большей, если бы я молчал и не высовывался. Но я решил, что есть вещи более важные, чем страх за свою шкуру.

— Я прекрасно понимаю это, Дима. Но это вовсе не значит, что ты не можешь попытаться обезопасить себя, насколько это возможно.

— Ты сама видела, что показывают по телевизору. Людям не все равно. Они помнят о моих словах. И это — то, чего я хотел. Это — самое важное. Если я сейчас сбегу в Евразийский Союз, то СБС с удовольствием повесит на меня ярлык «евразийского провокатора». И это будет звучать до такой степени достоверно, что 95 % людей, которых волнует сейчас сказанное в эфире у Гоффмана, поставят крест на этой истории. Такой поступок дискредитировал бы идею, которая мною двигала. И я не могу пойти на такое. Если, конечно, твой вопрос — это не знак вежливости, который нужно соблюсти, перед тем как те суровые ребята из МГБ накинут мне мешок на голову и транспортируют куда надо.

— Ты сам прекрасно знаешь, что нет. У нас нет никакого интереса в том, чтобы похищать тебя. С точки зрения информационной политики, уж извини за прямоту, ты ничем не хуже в роли мертвой жертвы, чем в роли живого перебежчика — и то, и другое может быть использовано во благо партии. Так что, если ты решишь позволить убить себя, чтобы сказанное тобой вчера вечером выглядело еще правдоподобнее, то я не думаю, что кто-то из МГБ станет разубеждать тебя.

Сделав паузу, она решительно добавила:

— Но я — стану. Может быть, ты уже забыл об этом, но мы друзья, Дима. Я не видела тебя почти двадцать лет. И за эти годы часто вспоминала. Какими бы разными не оказались наши жизни, ты все еще мне не безразличен. Я хочу, чтобы ты жил. Больше того — я хочу, чтобы у тебя была нормальная человеческая жизнь. Дом, достойная работа, любимая женщина, дети.

При слове «любимая» я нахмурился, подумав о том, где сейчас Лаура, что за мысли у нее в голове. При мысли о том, что она сейчас мечется в бессилии, мучается и страдает, не зная, жив я или мертв, а я мог бы прекратить это одним звонком, но не делаю этого, мне сделалось на душе совсем паскудно. Поверила ли Лаура в то, что ее отец не имеет отношения к моему похищению? Я предполагал, что да — крайне сложно заподозрить родного человека в такой подлости, да и доказательств тому нет. И это, наверное, к лучшему. Если она не утратила доверие к отцу, то, скорее всего, поддастся на его уговоры, позволит спрятать себя в надежном убежище и не делать глупостей. Именно этого я от нее и хотел.