Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая (СИ) - Забудский Владимир - Страница 33

— Он знает твое имя? Где ты живешь?

— Нет, не думаю. Я когда-то заказывала у него замок, не более того. Тебе не стоит беспокоиться. Здесь не Сидней. То, что было бы подозрительным там, здесь никого особенно не удивит.

— Что-то я не видел на улицах никого в цепях, — недовольно буркнул я, но на том прекратил ворчание, сочтя, что избавление от столь характерной приметы, из-за которой на меня здесь многие пялились, стоило крохотного риска.

Мы остановились еще раз около одного из лоточников. Я выбрал дешевую серую футболку, черные шорты и трусы — примерно моего размера, если верить криво пришитым ярлыками. Я не хотел пользоваться своим отпечатком пальцев и обратился было к Клаудии, но та опередила меня — достала прямо из сумочки кошелек с банкнотами.

— Ах да, здесь же это… — э-э-э… ходят наличные деньги, — буркнул себе под нос я.

Фунты Содружества наций в наличной форме в «зеленых зонах» к оплате не принимались и вообще не встречались мне, сколько я себя помню. Даже у нас в Генераторном, после первоначальных времен бартера, когда официальной валютой признали евро, практически все расчеты производились как в Старом мире — в безналичной форме, с помощью отпечатков пальцев.

Однако в силу своих обязанностей я прекрасно знал, что в «желтых зонах», немалая часть населения которых проживала тут нелегально, ситуация кардинально отличалась. Нелегалы не доверяли электронным платежным системам, через которые их можно было отследить. Поэтому тут приобрели хождение бумажные купоны разных видов, которые выпускали частные «банки». Такие купоны можно было получить или сдать в выпускающем их банке, который списывал или зачислял соответствующее количество единиц на твой финансовый счет. Да что там, у некоторых людей тут вообще не было финансового счета.

— Спасибо тебе. Я рассчитаюсь с тобой, как только…

— Прекрати. Это сейчас совсем не важно.

— Ладно. Нам еще далеко?

— Уже почти пришли.

Кажется, Клаудия сменила местонахождение своего жилища. На этот раз ее обиталище располагалось на седьмом этаже здания, оснащенного, ни много ни мало, рабочим лифтом, который, правда, представлял собой настоящий музей граффити и вандализма вперемешку с доской рекламных объявлений. Сама квартира могла похвастаться собственной стеной и прочной металлической дверью.

Обстановка внутри, впрочем, осталась той же, что и шесть лет назад. Тесная однокомнатка была обставлена в азиатском стиле. Пахло ароматическими свечами и эфирными маслами. У единственного окна, выходящего на близко расположенные окна соседнего здания, колыхались от ветра бамбуковые брынчалки. Металлопластиковое стекло, которое могло бы неплохо приглушить не прекращающийся уличный шум, было открыто настежь. Воздух не кондиционировался, и постоянное проветривание было единственным спасением от духоты. Оконный проем прикрывала лишь противомоскитная сетка и металлическая решетка, предохраняющая от воров.

Впустив меня, Клаудия тщательно заперла дверь.

— Ты уже не так беспечна, как прежде, — произнес я, уважительно поглядев на прочную дверь и оконную решетку. — Больше не полагаешься на милость судьбы?

— Вера в судьбу вовсе не означает, что можно отключить инстинкт самосохранения. Можешь считать это одним из уроков, которые мне преподал Новый Бомбей.

— В твоем случае я бы назвал это скорее повторением прошлых уроков, — проговорил я, подходя к окну, закрывая его и задергивая жалюзи.

— Итак, ты в опасности? Тебя кто-то преследует? — спросила она довольно спокойно.

— Я не исключаю этого на 100 %. Но вряд ли они знают, где я. Я не пришел бы сюда, если бы считал, что риск слишком велик.

— Это не имеет значения, — уже во второй раз повторила Клаудия. — Я помогу тебе всем, чем необходимо, независимо от каких-либо обстоятельств.

Я посмотрел на итальянку с некоторым удивлением. Люди бывают разными, это точно. И некоторым из них не свойственны такие злопамятность и безразличие, как мне. Клаудия, тем временем, усталым движением сняла заколку, расправив волосы. Ее лоб, как и мой, был слегка мокрым — жара и влажность в Австралии в эту пору года были невыносимыми.

— Ты можешь помыться. У нас здесь две душевых на этаже, в одной даже работает бойлер. Мне повезло. Душевая как раз по соседству с моей квартирой.

— Да нет, спасибо. Я уже мылся, — буркнул я, вспомнив ведро холодной воды, предложенное любезным дедом Мустафой. — Да и не знаю, хорошая ли это идея, ну, с этими чертовыми бинтами.

— Я дам тебе бумажные пакеты, чтобы надеть на ноги, — спокойно заверила меня Клаудия, деликатно не спрашивая о причине травмы.

— Ты правда считаешь, что сейчас подходящее время для этого?

— Как бы там ни было, тебе следует привести себя в порядок. В таком виде ты еще можешь путешествовать по здешним улицам, но уж никак не возвращаться к себе домой.

— С возвращением домой у меня есть более серьезные трудности. Ну да ладно. Ты, наверное, права. Не хотелось бы провонять тебе всю квартиру. У тебя есть… э-э-э… ну, там, полотенце?

Минут через десять я уже сидел на стульчике у окна в квартире Клаудии, вымытый и одетый в свою новую одежду, ожидая, пока из душевой вернется хозяйка. Мои пальцы слегка приоткрывали жалюзи, и я временами подозрительно выглядывал на запруженную людьми улицу. Не знаю, была ли в этом какая-то польза. Обстановка тут была такой непривычной и оживленной, что я не заметил бы признаков опасности, даже если бы они и были.

Футболка и шорты, приобретенные у уличного торгаша, оказались сделаны на 100 % из полиэстера. Наверное, их изобрел какой-то садист, которому нравилось, когда люди обливаются потом, ходя по влажной жаре в пластиковых мешках, не пропускающих воздух. Проклятье, да как они вообще живут здесь без кондиционеров?!

Я резко обернулся, когда дверь за моей спиной приоткрылась. Но нет, это была всего лишь Клаудия: в легком кимоно бледно-желтого цвета и комнатных сандалиях на босую ногу, без макияжа, с замотанными в полотенце волосами. Я подивился ее спокойствию: итальянка вела себя так, будто закончился обыкновенный рабочий день.

— Ты не выглядишь особенно нервной, — заметил я.

— Ты же знаешь, я давно отучила себя нервничать, — мягко улыбнулась она, вежливо поинтересовалась: — Ты, наверное, голоден. Хочешь, я закажу что-нибудь поесть?

— Нет, спасибо, — решительно покачал головой я. — Знаешь, извини, но я ведь, к сожалению, не просто погостить к тебе пришел.

— Да, конечно. Я понимаю.

Разувшись, итальянка присела на топчан, подогнув под себя ноги. Ее спокойный взгляд с вежливо-вопросительным выражением сосредоточился на мне. Я, тем временем, поймал себя на мысли, что так и не знаю, как вести этот разговор.

§ 28

После нашего памятного объяснения шесть лет назад я ни разу не навещал ее. Лишь изредка мы переписывались по электронке, и чаще всего инициатором выступала она. Несколько раз я изыскивал в себе силы и честно пытался начать общение «с чистого листа». Но стоило нам начать огибать смутное прошлое, как мы упирались в действительность, взгляды на которую у нас кардинально отличались.

Клаудия не забросила своей «правозащитной» деятельности, которой заразилась в Турине. Даже более того, каждый следующий год, прожитый в трущобах Нового Бомбея, делал ее все более убежденной противницей политики сиднейских властей и Содружества в целом. Сложно общаться о чем-то с человеком, который искренне считает сотрудников полиции, чей мундир ты надеваешь на себя каждое утро, громилами и детоубийцами. Разница в мировоззрении была слишком глубокой, чтобы сгладить ее простой вежливостью и толерантностью. А вести постоянный диспут в редкие часы, свободные от работы, совсем не улыбалось. И я, сам того не признавая, сделал все возможное, чтобы сократить наше общение до минимума.

И после этого она, ни секунды не колеблясь, заявляет, что готова на все, чтобы помочь мне? Да уж… Непросто коммуницировать с людьми, моральные устои которых так сильно отличаются от твоих. Просто не знаешь, что происходит у них в голове. Неужели она до сих пор чувствует свою вину передо мной? Или дело в памяти об отце? Наверное, лучше вообще об этом не думать.