Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая (СИ) - Забудский Владимир - Страница 128

Путь, который в ту сторону занял у меня минут пятнадцать, обратно мы преодолели, спотыкаясь о пни и камни, всего за пять. Вдали продолжал рокотать гром, над головой еще дважды пронеслись пары «Воронов», а совсем высоко в небе я слышал свист гиперзвуковых двигателей крылатых ракет.

— Да какого черта здесь происходит?! — орал я на нашего провожатого, но он лишь недоуменно мотал головой.

В станице царили суета и оживление, я мгновенно смешался с толпой народу. Разведчик чуть ли не за руку тащил меня к атаману. Маричка по дороге, кажется, отстала, и я запоздало подумал, что мы даже не успели сговориться, где свидимся. В душе все еще не угасло беспокойство из-за ее состояния, но в тот момент его заслонило волнение из-за дел более глобальных.

Я был у Джерома в ставке уже третий раз, и впервые это место было похоже на то, чем оно на самом деле и являлось. Атаман сидел в своем кресле, водрузив ноги на стол и почесывая небритый подбородок. Перед ним раскинулся воздушный дисплей, который с сильными помехами транслировал сигнал одного из местных телеканалов. На стульях и креслах вдоль стены сидели еще четверо казачьих предводителей, включая Борека и Беляка. Вид у всех был возбужденный.

— Ну наконец-то! — оживленно воскликнул Джером, едва я появился на пороге.

— Что происходит?! — уже который раз требовательно задал я вопрос, который до этого тщетно задавал приведшему меня молодому разведчику.

— Я ожидал, что это ты мне расскажешь! — выпалил в ответ атаман. — Мог бы по старой дружбе и приоткрыть завесу конспирации! Или ты и сам ничего не знал?!

— Да не знал он! Ты на его рожу посмотри! — воскликнул Борек.

— Вижу, что не знал, — задумчиво кивнул Джером, возбужденно приподнимаясь с места.

По лицу атамана блуждала загадочная улыбка.

— Ну так погляди! — указал он на дисплей. — Погляди! Черт возьми! Он всех переиграл! Я вот только сейчас понял, что ваш долбанный старик их всех сделал!

— О чём ты?.. — начал я новый недоуменный вопрос, но замер, глядя на экран.

С экрана на меня гордо глядел сэр Уоллес Патридж — помолодевший лет на пятнадцать, энергичный и бодрый. И его лазурные глаза грозно метали молнии.

§ 77

«… грань, которую мы не можем позволить перейти», — окончил пробудившийся Бог предложение, о начале которого можно было догадаться. Остаток его, несомненно, сильной речи поглотили помехи.

— Как это может быть? Что произошло? — прошептал я ошалело.

— Ваш Протектор вдруг вылез как чертик из коробочки, здоровёхонький, снова принял бразды правления. И первым же делом объявил, что Содружество теперь в состоянии войны с Союзом. Похоже, что ваши военные только и ждали команды. Сообщают о массированных ударах по всей Земле. Просто обалдеть, что творится! Стратегические бомбардировщики, крылатые ракеты, орбитальная артиллерия! Черт возьми, я только что видел по телику — они шарахают коммунистов прямо из космоса! Самые мощные неядерные бомбардировки со времен Третьей мировой!

— Этого не может быть. Наша военная доктрина…

— Да какая к чертям доктрина?! Ты видел, что происходит наверху?! Черт возьми, нет больше никакой «Холодной решительности». Есть тотальная война!

— Это невозможно, — упрямо помотал головой я.

— Братишка, это реально происходит! — возбужденно заходив по помещению, дрожащим голосом воскликнул Джером. — Даже я такого не ждал! Настоящая война началась!

Изображение еще несколько раз в агонии мигнуло, пытаясь вернуть на экран картинку теленовостей, но сгинуло, уступив место сплошным помехам.

— Все, хана спутнику, — цокнул языком Беляк, тоже возбужденно приподнимаясь. — Так и тогда было, мне отец рассказывал. ЭМИ. Гражданские спутники сгорают первыми.

— Черт возьми! — ошарашенно пробормотал я. — Но ведь…

— Знаю, браток! Никто не ожидал! — воскликнул Джером с искренним восхищением. — Черт возьми, да это просто гениально! Евразийцы никогда бы не распоясались бы настолько, если бы не решили, что ваш Протектор мертв. Он убедил их в том, что наступил оптимальный момент для нападения… а сам затаился и только и ждал, чтобы шандарахнуть их исподтишка! Вот это да!

— Я смотрю, Четвертая мировая приводит тебя в дикий восторг! — не в силах вынести его реакции, процедил сквозь зубы я.

— А почему бы и нет?! — воскликнул кто-то из казаков.

— Евразийцам давно пора было пообламывать зубы! Слишком много задумали откусить, гаденыши хреновы! — с таким же запалом поддержал его Борек.

— И это наш шанс! — выкрикнул Беляк, вопросительно посмотрев на атамана. — Мужики готовы, все до единого! Только дай команду, пан атаман —…

— Вот тебе команда! — с азартом выкрикнул Джером. — Давай, иди, живо, поднимай всех! Но ничего не делать без моего приказа!

Повернувшись ко мне, атаман уже без дружеских жестов, коротко, по-деловому, рубанул:

— Видишь, грека, шутки кончились! Давай-ка, связывайся со своим штабом! Можешь прямо отсюда, теперь уже не до конспирации, евразийцам все равно не до нас! Видел, как в Доробанцу бахнуло?! Нет больше никакой ГЭС, вся Олтеница осталась без электричества. Не удивлюсь, если ваши уже там высадились.

Я замер в нерешительности. Вдруг вспомнил о чем-то важном.

— Где Маричка? — оглянувшись, переспросил я. — Она шла за мной, когда…

— Эй! Не о чем тебе больше думать, кроме как о девках?! — прикрикнул на меня Джером, с размаху хлопнув по плечу. — Давай, брателло! Ты сейчас нам нужен! Скажи своим, что мы с ними, ты понял?! Скажи им, что нам нужно оружие, убеди их, Димон!

Буркнув в ответ что-то нечленораздельное, я протиснулся мимо возбужденных казачьих командиров и выскользнул из помещения наружу. Под сводами старого железнодорожного тоннеля раздавался заливистый свист и крики, которыми есаул Беляк поднимал на ноги своих людей. В подземном городке, в каждой хижине, одна за другой загорались свечи. Нырнув в образовавшуюся в тоннеле толчею, в которой меня несколько раз толкнули плечами и локтями и один раз крепко обматерили, я с трудом протиснулся к нашей с Маричкой палатке. Палатка оказалась пуста.

— Маричка! — громко выкрикнул я. — Маричка, ты где?!

Отойдя от палатки, я вновь слился с толпой, судорожно высматривая среди суетящихся лиц хоть одно знакомое. В ушах по прежнему звенело эхо свистка во рту Беляка. Голова начинала сильно болеть — действие таблетки, которую мне дала Софья, проходило. Времени у меня оставалось мало.

— Эй! — я остановил на бегу молодого казака, что вел меня от старой избушки в станицу.

— Чего тебе?! Мне на дежурство надо! — заорал тот на меня.

— Где девушка?! Девушка, что со мной была, где?!

— Откуда я знаю?! Сам свою бабу ищи!

Я потолкался в толпе еще минут пять, но так ее и не нашел. С трудом пробрался к выходу из станицы, но вместо одного скучающего часового застал там целый отряд. Казаки курили, оживленно переговаривались и возбужденно прислушивались к шуму снаружи.

— Вы девушку не видели?! Девушку, что со мной выходила?! — беспомощно оглядываясь на часовых, которым не было до меня дела, выспрашивал я. — Ну не могли вы ее не заметить! Девушка, черненькая такая! Ну хоть кто-нибудь!

— Чернявая-то? Так как ей было выходить, коли она не заходила? — донесся у меня за спиной чей-то спокойный, неторопливый голос.

Обернувшись, я увидел того самого старого часового, что давеча выпускал нас. Бросившись к нему и едва ли не схватив его за шкирку, я заорал:

— Как это не заходила?!

— Да так. Вы с Гриценко, разведчиком нашим младшим, живенько так вниз спустились, к атаману побежали. А она за вами не спешила. Стояла у входа, мялась, потерянная какая-то, несчастная. Я ей: «Доця, ты давай уже, или туды, или сюды». А она мне: «Не сюда мне, дедуля. Здесь мне не место». Так и назвала, чертовка, «дедулей», в мои-то сорок три… Эй! А ты-то куда?!

Мне пришли в голову лишь два места, куда она могла отправиться. И я побежал туда, где мы еще не были — на холм, к Храму Скорби. Рокот взрывов вдали подстегивал, придавал сил. Кровь в висках пульсировала. Сердце билось с сумасшедшим ритмом. Не выбирая дороги, цепляясь за камни, я исступленно карабкался вверх, туда, где чернели руины старой церкви. «Она должна была прийти туда, прийти на могилу мамы», — убеждал себя я, взбираясь по склону. От быстрого бега голова разболелась ещё сильнее, начали саднить рана на предплечье и ушибы на груди. Я старался по привычке не обращать на это внимания, но в моих жилах не было «Валькирии», которая превращала меня в машину. Когда я в конце концов взобрался наверх, то от нагрузки голова закружилась, я закашлялся и мне пришлось остановиться. Положив руки на колени и согнувшись, я тяжело дышал, едва не выплевывая легкие. Перед глазами маячили пожелтевшие от времени кресты над неухоженными могилами. Сколько я мог охватить взглядом, никого живого здесь не было.