Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая (СИ) - Забудский Владимир - Страница 50

Ни один из ребят, с которыми я жил в комнате, не попал со мной в один отряд, и нас расселили. Я оказался теперь в одиннадцатой комнате мужской общаги № 3, самой отдаленной от учебных корпусов. Отсюда было дальше всего бежать до плаца — а значит, собираться надо было быстрее, чем прочим отрядам.

Моими новыми соседями стали четверо ребят: трое «дикарей» — Шон Голдстейн, Ши Хон и Сергей Парфенов, и один «сирота» — Паоло Торричелли. Все эти имена, естественно, достались им не от родителей, а от воспитателей в центре Хаберна, когда они туда попали (в случае с «дикарями») или же совсем недавно от администрации интерната (для «сирот»). Наша комната была иллюстрацией многонациональности и многокультурности Содружества наций.

Шон был высоким, как каланча, щуплым чернокожим с крупными чертами простого, открытого лица. Он с восьми лет воспитывался в крупном центре Хаберна недалеко от Эль-Пасо, в Северной Америке. Шон был единственным из четверки, с кем я был шапочно знаком — он играл в собранной мною злосчастной регбийской команде в тот самый раз, когда мяч угодил в голову Кито.

Ши оказался крепким, коренастеньким раскосым азиатом невысокого роста. В десять лет он попался одной из поисковых групп на пустошах Кореи и оттуда был доставлен в центр Хаберна на острове Калиматан.

Сережа был тихим, улыбчивым, немного стеснительным русоволосым славянином среднего сложения, отличительной особенностью которого был искусственный имплантат на месте левого глаза. С четырех лет несчастный одноглазый ребенок взращивался в одном из маленьких центров Хаберна, основанном в независимом поселении на пустырях русской тундры, а после его закрытия был переведен в более крупный центр в Турине.

Паоло, или, как его разрешалось называть сокращенно, Поль, был худощавым, нескладным и неуверенным в себе подростком, итальянская фамилия которого, придуманная компьютером, необязательно указывала на происхождение. Он не хотел ничего рассказывать о своей семье. Я мог ошибаться, но, кажется, Паоло был одним из тех, у кого в первые недели постоянно случались срывы и истерики из-за отсутствия доступа к виртуалке и онлайн-играм.

— Рад знакомству, — кивнул Шон. — Ты ведь наш новый староста, верно, Алекс? Я слыхал, ты провел уже немало времени в этой дыре…

— Полегче на поворотах, старина, если не хочешь схлопотать дисциплинарку, — вовремя остановил его я. — Мы все должны быть благодарны нашему родному интернату, который согласился приютить нас и сделать из нас людей. Верно?

Внимательно посмотрев мне в глаза, Голдстейн, похоже, уловил засевшую там нотку иронии и, понимающе закивал, усмехнувшись.

— Ну конечно! Ну я и растяпа, — хлопнул он себя по лбу, подмигнув. — Спасибо за напоминание!

«С этим мы поладим», — решил я, сдержав ответную усмешку.

— А ты тот самый Хон, что за два месяца схлопотал семнадцать дисциплинарок? — спросил я, поворачиваясь к угрюмому корейцу. — Судя по твоей неразговорчивости, ты уже и «зубрильную яму» успел отведать.

— Что ты об этом знаешь? — холодно спросил Ши, вперив в меня решительный взгляд своих серых глаз. — Такие пай-мальчики, как ты, вряд ли представляют себе, каково это — провести там пять дней без единого глотка свежего воздуха…

— Я знаю об этом достаточно, — перебил его я. — Я провел там двадцать четыре дня.

— Да ну?! — недоверчиво-восхищенно вскричал Сережа, и его единственный живой глаз радостно заблестел. — И за что это тебя так?

— За серьезное нарушение. Но там я многому научился. И таких ошибок больше не повторял. Надеюсь, и вы не станете. Я буду за вас ответственным. Все проблемы, которые вы создадите себе — вы создадите и мне. А я бы не хотел иметь проблем из-за вас — хватает и своей дурной головы. Надеюсь, с этим все ясно?

— Ясно, — серьезно кивнул Голдстейн. — Я лично никого подставлять не собираюсь.

— Я тоже! — охотно поддакнул ему Сережа.

— Как насчет тебя, Хон? — я испытывающе глянул на упрямого корейца. — Не хочешь наконец немного сократить свой список?

— Мне не страшны ни записи в моем деле, ни карцер, — решительно покачал головой он.

«Жесткий парень», — признал я. — «С этим придется повозиться».

— Но я не хочу, чтобы у других были из-за меня проблемы, — после паузы добавил Ши, не сводя с меня взгляда. — Раз уж в этом чертовом месте опустились до того, чтобы связывать людей круговой порукой — я буду стараться не навлекать на вас неприятности.

«Восемнадцатую дисциплинарку за «чертово место» ты только что получишь, приятель», — мысленно подумал я. И все-таки этот парень мне определенно нравился.

— А ты что скажешь, Поль? — я повернулся к последнему из своих новых соседей.

— У меня никаких проблем нет, — нервно покачал тот головой, сидя в углу на своей койке. — А если и будут, то скорее из-за вас, чем из-за меня.

— В каком это смысле? — не понял Шон.

— А вы сами-то не понимаете? Не понимаете, что попали в «черный отряд»?

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился я.

— Ну… мне все рассказали… — немного смутился под нашими взглядами Торричелли.

— Что — «все»? И кто это тебе рассказал? — надвинулся на него я.

— Неважно, — покачал головой Паоло, подобрав под себя ноги и испуганно оглядев нас. — Я ничего вам не расскажу! А если будете меня обижать — воспитатели все увидят!

— Да кому ты нужен, чтобы тебя «обижать»? — презрительно прыснул Хон. — Что у тебя вообще за проблемы, сиротинушка?

— Не называй меня так! — рявкнул Поль с обидой в голосе. — Это неправильно! Ты не имеешь права! Тебе за это дисциплинарку выпишут!

— С чего ты взял, что мы хотим тебя обидеть? — продолжал допытываться я.

— А чего мне еще ожидать, оказавшись в «черном отряде»? — встревоженно прошептал он. — Это несправедливо, что я оказался здесь! Я ведь так старался на всех тестах! Ничего почти не нарушал! Эти четыре несчастных дисциплинарки — такая мелочь, и все по глупости, по незнанию. И за что меня распределили в отряд с самыми отъявленными нарушителями?!

— С чего ты взял, что?..

— Да все это знают! Спросили бы у кого из старших! Профессора Кито всегда ставят куратором «черных отрядов». Это у него будет уже четвертый. И определили к нему худших из худших. Чего стоит парень с семнадцатью взысканиями? Или староста, проведший двадцать четыре дня в спецгруппе? Я все понимаю, кроме одного — меня-то сюда за что?!

— Слушай, ты, хнычущая девчонка, — гневно молвил Голдстейн, хрустнув плечами. — Не знаю, чего ты там где услышал, но тебе предстоит провести с этими «худшими» два года. И если ты не изменишь свой тон, то, я боюсь, это будет не самое приятное времяпровождение…

— Это угроза?! Угроза?! — заверещал Поль испуганно. — Он угрожает мне, староста! Заставь его поприседать немного!

— Голдстейн, Торричелли — по двадцать приседаний, — спокойно велел я.

— Что?! А мне-то за что?! — вскричал Поль.

— Тебе тридцать. Двадцать за оскорбление в адрес товарищей. Десять за пререкание со мной.

— А Голдстейну за что? — спросил Ши.

— За оскорбление товарища.

— Тогда я присяду столько же, — кивнул китаец и, повернувшись к Полю, произнес: — Ну и жалкий же ты червяк, Полли. Надо же попасть с таким хорьком в одну комнату…

— Довольно, а то наговоришь на сотню, — осадил его я.

Хон молча начал приседать посреди комнаты. Голдстейн, глянув на меня и кивнув, стал рядом. Торричелли, обиженно бормоча что-то себе под нос, неохотно присоединился к ним. В отличие от Шона и Ши, которые выполнили свои двадцать быстро и четко, он приседал удивительно неуклюже и с видимым напряжением. Тридцать приседаний, которые я ему назначил, оказались для сироты сложной задачей — было похоже, что он не приседал столько за всю жизнь.

— Н-не могу больше, — скривившись, пожаловался он на двадцать седьмом разу, и присел на кровать, едва не плача. — Это было нечестно! За что вы надо мной издеваетесь?!

«Дикари», усмехнувшись, переглянулись между собой и выжидающе уставились на меня.