Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая (СИ) - Забудский Владимир - Страница 31

На стене на самом видном месте размещалась фотография Уоллеса Патриджа. Протектор Содружества на этом фото стоял, облаченный в свой любимый белоснежный костюм, сочетающийся по цвету с его седой бородкой, и пристально глядел вперед мудрыми синими глазами. На этом снимке он напоминал кого-то из библейских героев — может быть, царя Соломона или Ноя.

— О, мой юный друг! — Петье улыбнулся со своим механическим радушием, которое больше не способно было меня обмануть. — Я тебя ждал!

Я ответил на его приветствие угрюмым взглядом, в котором должны были, наверное, читаться изможденность и напряжение.

— Красиво у нас здесь, правда? — улыбнулся Петье, кивнув в сторону окна.

«Вы, наверное, здорово смогли полюбоваться на закат прямо через мои глаза», — подумал я.

— Да, сэр.

— Присаживайся. Рассказывай. Как тебе тут, мой юный друг?

— Мне не нравится здесь, сэр, — отчеканил я, сев на стул для гостей. — Извините за прямоту. Я так привык, что компьютеры анализируют каждое мое слово, что, кажется, совсем разучился лукавить.

Эта ирония была всем, что я смог выдавить из себя в том опустошенном состоянии, в котором я переступил порог заведующего. Если еще несколько часов назад, едва попав в стены «Вознесения», я был полон гнева и решительности высказать Петье все, что я думаю о нем и его треклятом интернате, но после вживления нанороботов в голову и четырехчасового теста на психологическую стойкость мой яростный настрой погас.

— Знаю. Но не расстраивайся из-за этого. Это нормально. Человек — это такое интересное существо, которое по своей природе боится перемен. Все наши новички поначалу чувствуют некоторый дискомфорт. Но после прохождения периода адаптации это проходит.

«Ага. Ведь вы к тому времени промываете им мозги до такой степени, что они забывают, как их звали и откуда они родом», — подумал я. Но неполный день пребывания в этом заведении уже научил меня отделять мысли от слов. Поэтому я ограничился простой репликой:

— Я хотел бы поговорить со своим поручителем, сэр.

— О, это очень ожидаемая просьба, мой юный друг. Ты, конечно же, чувствуешь себя неуверенно в новой для себя обстановке, и хочешь поговорить с близким взрослым человеком, на советы которого ты привык полагаться. Я это прекрасно понимаю.

«Неужели разрешит?» — мелькнуло в моей голове удивление.

— И я хотел бы обрадовать тебя. Здесь, в стенах «Вознесения», у тебя всегда будет такая возможность. Никто не вправе ее ограничить.

— Правда?

«А мне показалось, что здесь кто угодно вправе меня ограничить в чем угодно».

— Так когда я смогу поговорить с ним?

— Когда захочешь. Этот человек — перед тобой.

Раздосадованный на собственную наивность, я мрачно уставился на бесчувственную улыбку, вольготно растянутую на откормленном лице.

— Вы не поняли меня, сэр. Я хотел бы поговорить с Робертом Ленцом, другом моего отца, моим визовым поручителем перед муниципалитетом Сиднея. Ведь администрация интерната, которую вы представляете, подчиняется муниципалитету Сиднея, верно?

— О! — Петье добродушно расхохотался. — О, чудесно! Ты, оказывается, юридически не безграмотен. Прекрасно! Мне очень понравилось, как ты выражаешься. Мы здесь очень высоко ставим воспитание у наших воспитанников правосознания. Право — это важнейшая составляющая общества, безусловно.

Я молча дожидался окончания этого восторженного пустого словоизлияния, надеясь, что после лирического отступления последует возврат к сути вопроса. И не ошибся.

— Позволь же еще немного повысить твою юридическую грамотность. Мистер Ленц выступил твоим визовым поручителем лишь на одни сутки. Его обязательство было полностью выполнено в тот момент, когда уважаемый мистер Ленц передал вас под опеку муниципалитета в лице нашего интерната. Электронная цифровая подпись г-на Ленца, в аутентичности которой нет никаких сомнений, это подтверждает. Так что с сегодняшнего дня территориальная община нашего великого города приняла на себя бремя твоего воспитания и опеки. А я, как ты верно отметил, имею честь быть ее представителем. До тех пор, пока ты не будешь определен в один из учебных отрядов, я на правах заведующего по воспитательной работе буду исполнять обязанности твоего куратора. Так что абсолютно по всем вопросам ты будешь обращаться теперь ко мне.

Монолог Петье, изреченный ровным и доброжелательным тоном, приобрел оттенок грозной тирады из-за обилия таких слов, как «полномочия», «аутентичность», «территориальная община» и «исполнять обязанности». Это были слова, которых ты не услышишь на кухне или в раздевалке, от друзей или родственников.

Эти слова имели ощутимый запах. Они пахли… канцелярской бумагой. Старыми, пожелтевшими страницами бесчисленных томов документов, запертых в несгораемых шкафах в пыльных подвалах. Никто уже не хранит информацию на бумаге, но запах у слов остался. Это была ассоциация, заложенная в генах, унаследованная мною от предков, нюхавших эту бумагу и засохшие на ней чернила.

Эти слова яснее ясного говорили, что никто больше не будет панькаться со мной, выслушивать мои жалобы и просьбы. Я вообще больше не человек. Не для тех, кто меня здесь окружает. Я всего лишь зернышко, попавшее в мельничные жернова. Капелька топлива, впрыснутая в двигатель. Могучая система, рядом с которой я ничто, переработает меня в тот материал, который ей необходим, хочу я этого или нет. Вот и все.

— Ты понимаешь это, мой юный друг?

— Боюсь, что да.

— Ты хотел добавить?..

— … сэр.

«Может, еще позовете сюда громилу с дубинкой, потому что я забыл назвать вас «сэром»?»

— Давай я буду откровенен. В наши стены нечасто попадают ученики, у которых остались за пределами интерната близкие и любимые люди, к которым им хотелось бы вернуться. Но такие случаи бывают. И когда так происходит, эти ученики рано или поздно начинает просить отпустить их обратно, к этим людям. Скажу тебе прямо — это невозможно. Система воспитания построена так, что ты должен полностью окунуться в жизнь интерната и его правила. Кроме того, позволь спросить тебя, если честно — кто тебе этот человек, Роберт Ленц? Ты считаешь его более близким человеком, чем я, лишь потому, что познакомился с ним месяцем раньше, чем со мной?

— Он друг моего отца.

— Да. И из дружеских чувств к твоему отцу он определил тебя сюда. Он посчитал это для тебя лучшим путем. И он прекрасно знал, с чем тебе здесь предстоит столкнуться. Он заполнял множество анкет. Много раз беседовал со мной и с моими коллегами. Что ты хочешь сказать ему, мой юный друг? Уверяю тебя — он знает все это. Знает давно.

Я закусил губу, вспомнив день, проведенный вместе с семейством Ленцов. А ведь он говорил! Он, безусловно, знал, что меня ждет в интернате, и даже намекал мне. «Нечто наподобие муштры». «Некоторые сложности со связью». Проклятье! Роберт все это прекрасно знал. Он отправил меня сюда, прекрасно понимая, что меня ждет. И его это нисколечко не беспокоило. А ведь и впрямь, кто я ему? Сын человека, которому он когда-то дал опрометчивое обещание, исполнение которого вылилось во множество лишних хлопот?

— Я просмотрел результаты твоего теста, — вывел меня из печальных раздумий Петье. — На правах твоего куратора. И вот что я тебе скажу, мой юный друг. Конечно, тебе еще предстоит множество тестов впереди, и говорить об этом пока рано. Но я все же рискну, и скажу, что у тебя, по-моему, есть все задатки полноценного члена нашего общества. Мне понравилось, что ты был честен во время теста. У тебя, в целом, правильно расставлены моральные ориентиры. Ты образован, нормально развит интеллектуально. У тебя нормальные коммуникационные навыки. Есть лидерские качества. И, что очень редко встречается у подрастающего поколения — ты очень здоров и удивительно развит физически. Я очень рад, что «Вознесение» заполучило такого ученика.

— Спасибо, сэр, — сдержанно ответил я.

— Мисс Каммингз должна была уже сказать тебе, что до начала вступительной кампании ты будешь жить вместе с ребятами из 22-го отряда. Эти три месяца — отличное время, чтобы освоиться у нас. Вместе с несколькими другими абитуриентами ты будешь посещать подготовительные занятия, которые помогут тебе вступить в первый учебный год более подкованным. Но, что самое главное, вместе с 22-ым отрядом ты будешь участвовать во внеклассных мероприятиях. Ты свыкнешься с распорядком дня интерната, выучишь наши правила, наловчишься участвовать в общественно полезных работах. К тому времени, как сюда прибудут твои новые товарищи, ты, если, конечно, постараешься, сможешь, на правах старожила, завоевать у них авторитет и стать старостой. Ты ведь был старостой в школе, не так ли?