Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая (СИ) - Забудский Владимир - Страница 21


21
Изменить размер шрифта:

Одного взгляда на брезгливое выражение некрасивого лица, маленькие ястребиные глазки, длинный крючковатый нос, ярко-алую помаду на тонких губах и строгую «стоячую» прическу этой сорокалетней блондинки было достаточно, чтобы сделать определенные выводы.

Надетая на ней преподавательская униформа, состоящая из длинной синей юбки без разрезов, белой блузки и синего жакета с золотыми застежками, была настолько безукоризненно чиста и выглажена, что блеск застежек резал глаза.

— Наконец-то! — прохладным голосом произнесла она. — Я забираю его!

Омар молча кивнул, отдав меня на попечительство этой леди, которая говорила очень правильным говором уроженки Великобритании и носила длинные ногти, выкрашенные алым лаком.

— Здравствуйте, мэм, — выдавил из себя я, подумав, что даже наша Алла Викторовна рядом с этой особой смотрелась бы довольно миленькой.

— Приветствую, абитуриент. За мной!

За мисс Каммингз я вошел в здание и, преодолев двери, оказался перед турникетом, около которого дежурили двое охранников в такой же синей униформе, как Омар. Один из них, мужчина лет тридцати, смотрел прямо на меня, и я вздрогнул, потому что вся правая половина его лица была жестоко изуродована ожогом.

— Поставьте свои вещи сюда! — велела работница «Вознесения», указав на колонну сложенных одна в другую серых пластиковых корзин, стоящих на металлическом столике рядом с турникетом.

Я покорно поставил свой рюкзак, который за последние двадцать шесть дней стал мне едва ли не самым близким другом, в одну из корзин.

— И ваши личные средства связи, мультимедийные устройства. Все. Снимите ваш сетчаточный компьютер, выньте динамики из ушей. Положите все туда же.

После того как я избавился от девайсов, меня заставили несколько раз пройти через металодетектор, а охранник с ожогом еще и грубо облапал меня — лишь тогда мисс Каммингз наконец была удовлетворена и провела меня через турникет. Я заметил, что она коротко кивнула охраннику, и тот на некотором отдалении последовал за нами. Обернувшись через плечо, я заметил устремленный на меня неподвижный холодный взгляд — одного нормального глаза и одного изуродованного, полуоткрытого. От этого зрелища меня едва не передернуло.

Здесь был просторный, абсолютно пустой холл с полом из светлого ламината, залитый светом из множества широких окон, занавешенных белыми жалюзи. Большая двустворчатая дверь, сквозь витражные вставки которой пробивался солнечный свет, судя по всему, вела в основной двор интерната. Но меня повели не туда, а в маленькую боковую дверь без надписей, для входа в которую Лоре пришлось приложить свою ладонь к электронному замку и коротко проговорить в микрофон: «Каммингз».

Мы оказались в коротком коридоре-аппендиксе, где справа и слева было по одной двери с нарисованными на них улыбающимися фигурками мальчика и девочки в аккуратной униформе, а прямо мы упирались в запертое железной дверкой окно в стене. При нашем приближении окно открылось и из него выглянул пожилой лысый мужчина с неприятным угреватым лицом. Один его глаз был затуманен работающим сетчаточником.

— Готово? — спросила Каммингз деловито.

Мужчина молча выложил на подоконник два целлофановых пакета, сквозь которые проглядывались очертания серо-белой ученической униформы. Каммингз провела ладонью по протянутому кладовщиком сканеру, ставя свою электронную подпись в получении комплекта. Я протянул было руку, чтобы взять, очевидно, предназначенные мне пакеты, но женщина не отдала мне их, и злобно пролаяла:

— Обожди! Иди в раздевалку. Сними всю свою старую одежду. Включая белье. Сложи ее в черный пакет, ты их увидишь. На тебе не должно остаться одежды, обуви и никаких предметов: колец, цепочек, браслетов, часов. Когда будешь готов, зайдешь в процедурную — ты увидишь дверь с надписью. Не мешкай там. Все понятно?

— Я не совсем понял, что за процедурная. И я что, должен туда заходить?..

— Без одежды. И посторонних предметов, — отчеканила она по слогам, буравя меня суровым безразличным взглядом. — Я что, недостаточно ясно изъясняюсь?!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Нет, я просто… Но ведь мне же потом вернут?..

— Вам выдадут все, что вам потребуется, абитуриент, — сузив зрачки, отпечатала она. — А теперь прошу перестать тратить попусту мое время. Марш в раздевалку!

Это была странная раздевалка. Ни шкафчиков, ни крючков, ни зеркал. Ни душа, ни фенов. Одни лишь голые стены, обитые серым кафелем, длинные лавки и стойка со спрессованными черными пакетами для использованной одежды. Здесь пахло стерильностью, может быть хлоркой или чем-то подобным. Почему-то это место произвело на меня гнетущее впечатление. Хотя все-таки не более гнетущее, чем серая дверь с надписью «Процедурная».

Оставшись голым и босым, я вдруг почувствовал себя донельзя паскудно. Я, конечно, понимал, что мне предстоит всего лишь какой-то очередной медицинский осмотр (будто не хватило двадцати двух дней карантина в Мельбурне!). Но все же было не по себе. Не менее минуты я колебался, прежде чем наконец проковылять босыми ногами к двери и постучать в нее.

— Заходи, заходи! — донесся оттуда голос — к счастью, мужской.

Открыв дверь, я увидел ничем особо не примечательный медицинский кабинет. Однако облегчение отчего-то не наступило. Центральное место в кабинете занимало кресло наподобие стоматологического с выемкой для головы и раскладывающейся спинкой. На медицинских столиках лежали какие-то инструменты, в которых, на первый взгляд, не было ничего страшного, однако мне они все-таки чем-то не понравились. Как и человек в светло-зеленом клеенчатом халате, хирургической маске и шапочке для волос, глядящий на меня из-под густых черных бровей спокойными, как у снайпера, серыми глазами. На одном из глаз я видел бельмо сетчаточника, через который, можно не сомневаться, сейчас считываются все мои медицинские данные.

— Так, вижу, что недавно из карантина в Мельбурне? Хорошо, это все упрощает. Расслабься, паренек. Медицинская комиссия тебе еще предстоит. Я выполню только парочку очень простых процедур и отдам тебе обратно Каммингз.

— Что за процедуры? — спросил я, опасливо приближаясь к креслу.

— Говорю же — ничего страшного. Садись, присаживайся поудобнее. Осторожно. Так, голову сюда. Хорошо. Я накрою тебя вот этим, не возражаешь? Я же не уролог, в конце концов.

— А для чего мне нужно было раздеваться?

— Такой порядок. Тебе потом выдадут форменную одежду взамен твоей старой. Не беспокойся. Тебе предстоит лишь обязательная процедура для всех абитуриентов. От нее еще никто не умер, и даже не заболел. В одном случае из тысячи возможна аллергическая реакция, но в твоем медицинском файле я не увидел ни одной записи об аллергии. А ты что скажешь? Бывает аллергия?

— На что? — крутя шеей в выемке и нервно следя за действиями врача из кресла, спинку которого он с помощью какой-то педали привел в горизонтальное положение.

— На что-либо. Какая-нибудь аллергия у тебя была? Чихание, слезы, насморк, сыпь…

— Нет, вроде ничего такого.

— Так-с. Хорошо. Расслабься наконец, чего ты такой напряженный? Боишься, что ли, докторов? Обещаю: колоть не буду, резать не буду, зубы сверлить тоже. Так-с, надень-ка вот это. Дыши.

На лицо мне легла кислородная маска. Не успел я удивиться этому факту и спросить, что все это значит, как с первым же вздохом почувствовал легкое, приятное головокружение. Затем звуки вокруг стали приглушенными, растянутыми, словно бы уплыли куда-то вдаль. Картинка перед глазами размылась: я не видел больше врача и его движений, видел лишь какую-то скользящую вокруг меня тень. И что самое главное — я совершенно перестал бояться, и даже думать вообще.

Может быть, я и чувствовал какое-то шевеление и жужжание в своей ушной раковине. Но то, что в иной ситуации привело бы меня в ужас, сейчас совершенно меня не заботило. Весь мир состоял лишь из моих вдохов и выдохов — долгих и умиротворяющих, завораживающих и ласкающих ухо, словно шум прибоя. Я ощутил себя младенцем, которого мать ласково качает в колыбели, и почувствовал, как на лице заиграла улыбка.