Дитя любви - Холт Виктория - Страница 30

Спустилась ночь, и стало еще холоднее. Джоселин расправил одеяло, и мы легли на него. Другое одеяло он накинул сверху, после чего заключил меня в свои объятия. Думаю, то, что затем произошло, было неизбежно: мы были молоды, и в нашей крови кипела страсть.

- Мы будем вместе до конца жизни! - сказал Джоселин. - Мы женаты, милая Присцилла, ты и я! Что нам всякие церемонии? Когда вернемся, мы поженимся по-настоящему, сразу же. Мы все расскажем Харриет, и она поможет нам. Ты поедешь во Францию вместе со мной!

Я поверила этому, потому что хотела верить. Я сопротивлялась немного, с самого начала. Мне не давали покоя мысли о матери: если бы я могла выкинуть их из головы! Но когда я вспомнила об отце, почувствовала вызов: что он для меня вообще сделал, зачем мне о нем сейчас думать? Но я все же думала о нем и про себя ликовала: я выйду замуж, больше не будет висеть на его шее "бесполезная девчонка!"

Джоселин пылко поцеловал меня.

- Присцилла, милая Присцилла! - говорил он. - Знаешь, что такое блаженство? Это окутанный туманом остров, на котором лишь ты и я!

И там, на этом острове, мы познали настоящую любовь. Я была смущена, взволнована и счастлива до безумия одновременно. Я чувствовала себя так, будто все, чем я была раньше, осталось далеко позади. Я больше не была дочерью Карлтона Эверсли, я стала женой Джоселина Фринтона.

***

Я проснулась от мягкого прикосновения солнечных лучей: наступило утро. Мои руки и ноги занемели от холода, Джоселин еще спал. Я взглянула на него, и во мне вновь проснулась нежность. Без парика он выглядел таким юным и беззащитным. Я вдруг подумала: "Теперь я понимаю, почему мужчины носят парики: они придают им важности! Без него Джоселин выглядит просто красивым мальчиком!"

Я наклонилась и поцеловала его. Он крепко обнял меня и прижал к себе.

- Моя Присцилла! - пробормотал он.

- Уже утро, - ответила я. - Туман почти развеялся. Он сел.

- Значит, все закончилось... - Он нежно посмотрел на меня. - Любовь моя, продолжил он, - мы будем вместе всегда?

- Это очень долго! - ответила я. - О, Джоселин, я так боюсь!

- Не волнуйся! Я все твердо решил и все сделаю. Теперь нас двое, моя дорогая! Ты даже не представляешь себе, что это значит!

- Представляю, потому что одна из этих двоих - я.

Он поцеловал меня.

- Мы должны ехать, - сказала я.

- Еще немножко!

- Посмотри, солнце восходит: нас будут ждать.

- Еще несколько минут! - молил он, не выпуская меня из своих объятий. Невеста моя! - сказал он. - Скажи, что ты ни о чем не жалеешь.

- Я ни о чем не жалею!

- Мы расскажем Харриет, она нам поможет. Теперь она обязана помочь нам!

- Она и так сделала все, что в ее силах! Я знаю, что она скажет: будьте решительнее, рискните, берите все, что хотите, а если что-то выйдет не так, как вы надеялись, не горюйте! Я думаю, это - ее девиз!

- И он хорошо ей послужил! Дорогая, давай останемся здесь еще чуть-чуть?..

Я лежала рядом с ним, а его руки крепко обвивали меня. Нас объединяла страсть, смешанная с каким-то отчаянием, будто дневной свет говорил нам, что мечты, навеянные туманом, легко исчезнут при свете дня.

Я встала.

- Мы должны ехать, - сказала я. - Нас будут искать. Все узнают, что нас целую ночь не было дома!

- А может, и нет: Харриет позаботится об этом. Я покачала головой:

- Пойдем, Джоселин, хватит откладывать. Мы перенесли одеяла и корзину в лодку. Где-то в глубине души мы надеялись, что ее не окажется на месте, и у нас появится предлог продолжить нашу идиллию на острове. Но лодка стояла там же, где мы ее оставили. Джоселин спустил ее на воду, и несколькими мгновениями спустя мы плыли к берегу.

Причалив, он помог мне сойти, привязал лодку, и мы зашагали по направлению к дому. Но не успели мы отойти от берега, как увидели Кристабель, бегущую нам навстречу. Ее глаза, как всегда, были бесстрастны, зато рот выражал целую бурю эмоций.

- Пойдемте скорее! - сказала она. - Случилось несчастье! Где вы пропадали?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

- Моя милая Кристабель, вы что, не видели тумана?

- Вам не следовало вообще ехать, ведь прямо сейчас надо уезжать! Харриет и Грегори вне себя от беспокойства: корабль ждет вас, он прибыл сюда рано утром. Почему вы не приехали сразу? Туман ведь рассеялся с восходом солнца, все безумно волнуются!

Мы побежали к дому. Когда мы вошли, к нам спустился Грегори.

- Слава Богу, вот и вы! - сказал он. - Враги идут по вашему следу, Джоселин! Вы должны немедленно уезжать, они могут прийти в любую секунду!

В зал с видом главной героини какой-нибудь приключенческой пьесы вошла Харриет.

- Мой мальчик, - с чувством промолвила она, - вы должны немедленно отправляться! Вы должны были уехать еще на восходе. Нельзя терять ни секунды!

- Я быстро соберусь и переоденусь, - ответил Джоселин.

- Ваши вещи уже собраны, - ответила Харриет, - ждут вас одного, а переодеться вы можете и во Франции!

- Вы должны побыстрее уйти из дома, - произнес Грегори, - или заберут нас всех! Харриет права: нельзя терять ни секунды! Вот, ваши вещи здесь, в этой сумке. Поспешите на берег! Липовую бухту вы знаете? Там стоит корабль. Садитесь и уезжайте как можно быстрее!

- Я должна ехать... - начала было я.

- Ты пойдешь со мной, мое дитя! - ответила Харриет. - Ты вся продрогла: туман - опасная штука, а ты провела на воздухе целую ночь. Ступайте, мальчик мой, и да хранит вас Господь!

Вот так все и произошло. Джоселину пришлось направиться прямиком к кораблю, и ехать он должен был один. Но там, в бухте, уже поджидали его враги. Они схватили его, когда он пробирался на борт корабля. Один из слуг рассказал нам, что руки его были связаны, и он ехал на лошади посреди окруживших его солдат. Они возвращались в Лондон.

***

Недели, что последовали за этими событиями, оказались самыми печальными в моей жизни, ибо, как вскоре выяснилось, я никогда не смогу стать женой Джоселина. Суд был краток, а приговор приведен в исполнение почти безотлагательно. По их словам, его вина была очевидной, иначе почему бы еще он бежал? Меня мучили кошмары. Мне снилось, что я стою там, у эшафота, голова Джоселина лежит на плахе; я видела кровавые руки палача, поднимающие над толпой эту голову, теперь отделенную от тела, которое я так любила!