Венец терновый (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 26

Это была хорошо поставленная «показуха»!

Бегущих и прыгающих овец едва свалили с полдюжины – зато, как эффектно это выглядело, особенно для татар, что с вытаращенными глазами и вытянувшимися лицами смотрели на учиненную бойню.

– Овечки маленькие, с десяток убили. Будь кони, попали бы во всех. Ведь конь или человек куда крупнее барана!

Юрий со злой ухмылкой посмотрел на мурзу – тот с невероятным трудом взял себя в руки. Все прекрасно понял татарин, молча проглотил и намек про «барана», похожий на оскорбление. И уже оценил все ужасающие перспективы обладания вот таким страшным оружием.

– Никогда не видел столь удивительного зрелища, – мурза непроизвольно сглотнул. Но опомнился и с поклоном произнес:

– С тобой нельзя спорить… хан Юрий. На днях вам пригонят пять тысяч овец – и вы снова сможете учить своих стрельцов и топчи. Таких воинов нет и у повелителя правоверных – на службе их бы осыпали золотом. Султан ценит преданных и умелых врагов, что переходят на его службу, благородный хан Юрий.

«Тон резко сменился, как я и хотел. Все верно оценил мурза, прикинул варианты и ужаснулся, судя по его взбледнувшей морде. А я выиграл время – в этом году татары и ногайцы ко мне уже не полезут, им нужно время на более тщательную подготовку набега.

Хрен вам, а не заложники! С бандитами не торгуются, потом намного дороже заплатишь. Их осаживать сразу надо, дабы поняли, что нарвались на конкретного «отморозка», что вначале «мочит» всех в подряд, кто бы не попался, и лишь потом думать начинает!»

– Ваши беи, мурза, удивительно невоспитанные люди – ходят в набеги на мои земли, вернее ходили раньше, я не люблю таких «гостей». Их пришлось перебить. Мне не нравится, что законы степи не чтят некоторые неразумные – их нужно немного убивать. Да, уважаемый мурза, приношу свое восхищение и почтение невероятной храбрости ваших ногайцев – я сожалею, что в бою со мной был убит крымский калги-султан и многие сотни, безусловно храбрых воинов, которыми степь может гордиться!

Юрий умело состроил унылую физиономию законченного кретина, но с обликом кровожадного маньяка. Хотел пустить слюну, но подумал, что еще не время. И принялся весело болтать, с упоением, прекрасно зная, что если татарин схватится за саблю, то его успеют нашпиговать свинцом. Но мурза держался вполне достойно, хладнокровно, и ладони свои демонстративно держал подальше от рукояти.

– Скорблю всей душою, но такова война – на ней погибают достойные. Хорошо, что в прошлом году никто из моих воинов не был убит вашими нукерами, я их хорошо выучил, и они отменно стреляют. А еще у меня отличные пушки – за две версты стреляют бомбами. А если палят картечью в упор – просто восхитительно!

Я очень люблю воевать, это упоительно, когда на тебя летит многотысячная лава конницы, сверкая саблями. Это настоящие храбрецы – они не ведают, что их ждет через мгновения!

А ты приказываешь открыть стрельбу залпами из пушек и ружей – и все заволакивает белый дым, который вскоре рассеивается. И везде лежат трупы, вповалку груды коней и людей, а немногие счастливчики удирают. Даже трогательно – храбрецы сражаются за правителя и умирают!

Это так прекрасно видеть смерть, как врага, так и своего воина. Вот только мои стрельцы совсем не хотят умирать, вернее, их не могут убить. В прошлом походе стрелами случайно оцарапало трех… нет, двух моих воинов, у третьего ружье лопнуло, перегрелось от выстрелов. Слишком ловко стрелял, шельма, быстро перезаряжал ружье.

Болтая, Юрий отвел мурзу чуть в сторону. И пристально поглядел ему в глаза, превратив улыбку в оскал. Теперь нужно было достучаться до самого нутра мурзы, чтоб его проняло до копчика.

– Поляки и московиты прислали мне порох и свинец, полторы тысячи пудов. Они очень хотят, чтобы я начал воевать с османами и татарами, и толкают меня на войну с вами. У меня отлито триста тысяч пуль, что могут поражать лошадей с тысячи шагов.

Триста тысяч пуль – а мои стрелки попадают одним выстрелом из трех точно в цель!

Именно так – вначале выбить коней, потом истребить всадников – вы это видели в степи не раз. Врагу просто не дам установить пушки – над головами топчи и янычар будут взрываться снаряды, которые сеют кругом смерть. Вы узрели сейчас все это собственными глазами, мурза, хотя я скрыл от вас очень многое. Лишние знания порой страшат!

Юрий с усмешкой посмотрел на Абая – тот намек на османов принял, не моргнув глазом, так что пугать турецким войском и ордой крымчаков вряд ли будет. Вначале оценит реальность такой угрозы.

– Стоит ли мне воевать с ханом Селим-Гиреем, за интересы московитов, что завладели Чигирином?! Я не буду помогать им! И не дал им своих пуль и пушек, хотя меня просили. Видите ли – но два года тому назад меня обманом пригласили в Москву и там пытали на дыбе. А у меня очень хорошая память на все зло, что мне когда-то причинили.

Абай только склонил голову в притворном сочувствии, и Юрий понял, что татарину это событие из его биографии известно. Теперь требовалось пройти очень аккуратно.

– Еще раз повторю, я имею возможность ударить в тыл правоверному воинству, но не стану причинять вреда хану Селим-Гирею. И к западу от реки Кальмиус, и к югу от Волчьей не пойду дальше десяти верст. Это обещаю твердо, знайте то, мурза, я никогда не нарушаю своего слова! Но только если достопочтенный хан Селим-Гирей удовлетворит мою покорную просьбу, которую я почтительно прошу донести к подножию его трона.

– Какую просьбу, благородный хан Юрий!

– Мне нужны мои готы! Тысяча моих соплеменников, половина до лета, а другая после, осенью. Доставить можно морем! Полона вы приведете гораздо больше. Это условие может быть заключено и на следующее лето, как вам угодно. Тысяча готов! И признание моего титула царя новой Готии! И скажу сразу – я готов принять к себе всех готов и не нападать на вас соответствующее случаю число лет. И не пойду, это твердо запомните, и передайте повелителю – к западу от реки Кальмиус, и к югу от Волчьей дальше десяти верст. Это обещаю твердо, слово свое держу. С вашим ханом воевать не буду – не из-за страха, просто нет смысла!

Глава 6

– Никогда нельзя нарушать своего слова, даже если очень хочется. А чтобы не мучило такое желание, с умом нужно клятву давать, – Юрий задумчиво прошелся по хорошо оборудованной мастерской – здесь он любил проводить свое время с пользой, причем не малой.

Уселся за стол, откусил и выплюнул кончик сигары, прикурил от горящей свечи. И принялся размышлять о насущных делах, которые складывались в целом неплохо, если не брать один извечный вопрос…

– Государь, богемский алхимик Йозеф Карлчик ожидает в приемной! В нетерпении крутится, диковины разглядывает.

– Пусть разглядывает, лишь бы руками ничего не трогал. А то знаю я этих ученых – всюду свой нос суют.

– Так кто ему даст любопытствовать, государь?!

– Действительно, – пробормотал Юрий на удивленный вопрос секретаря в должности подьячего «Государева Приказа» – под этим названием скрывалось учреждение по типу президентской администрации в смеси с «безпекой» и «совбезом», и функциями других почтенных учреждений. Хотя, как на самом деле обстояло в том покинутом им будущем, он не знал толком, но задачи определил именно такие.

Ничего тут не поделаешь – становление государственности сопровождалось серьезным увеличением бюрократии, даже он впервые осознал пользу отчетности, тем более что велась она сейчас коротко и только по существу – чернила и особенно бумага стоили здесь неимоверно дорого. Впрочем, нравы тут еще были относительно бесхитростные, а при кадровом голоде каждому приходилось выполнять множество функций.

Так и Павло Сирота, парень шестнадцати лет, только окончивший школу – первый выпуск удалось провести неделю назад. Фамилия сама по себе о многом говорящая, Юрий таких особенно привечал, формируя рядом с собою круг единомышленников из преданных ему мальчишек, еще не нахватавшихся жизненного цинизма. И что немаловажно – его собственных учеников, у них в школе он вел предмет, в котором тут ничтожно мало настоящих специалистов – механику. А также мировую географию – узнав, что земля похожа на шар, и увидев начерченные им контуры материков, многие из ребят и дивчин впадали в продолжительный ступор.