Ничей ее монстр (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 22

Бросилась к нему, осыпая его личико поцелуями и когда глаза на меня поднял сердце зашлось — как же похож на отца. Глаза точно такие же.

— Сейчас накормлю тебя. Ты проголодался?

— Смотри, мам? Я нарисовал…

Протянул мне лист бумаги, а на нем человек с вытянутыми вперед руками с палкой на тропинке стоит.

— Это кто?

— Бабайка. Он хотел всех побить.

— Бабайка?

Сын кивнул, и темная челка упала на лобик. А я еще раз внимательно посмотрела на рисунок. И внутри что-то болезненно кольнуло узнаванием.

— А где ты видел бабайку?

Он протянул руку и показал на дом и мне вдруг стало не по себе… Это он Захара так назвал. Видел, наверное, как тот утром выходил вниз. Я отложила рисунок на пол.

— Это не бабайка — это хозяин дома. Он просто слепой. Не видит ничего и поэтому ходит с тростью. Она помогает ему не упасть.

— Совсем не видит? Вот так?

Малыш закрыл глаза руками, а я убрала его ладошки.

— Да, совсем не видит. И очень некрасиво называть его бабайка.

— Я не буду.

— Вот и хорошо. Ты ж мой сладкий волчонок. Соскучился по маме?

Впилась в его тельце, заваливая на пол и кусая за живот под веселое повизгивание. Пока не услышала стук в дверь. Мы тут же замолчали.

— Открыто.

Показалось лицо Раисы, а потом и она сама. Втиснулась в приоткрытую дверь с пакетом.

— Я тут печенье принесла с кухни. Для малыша.

Когда-то я б назвала ее старой грымзой в очках и жирной задницей, а сейчас она мне казалась по-домашнему мягкой и какой-то уютной что ли. Устинья и моя жизнь в деревне полностью изменили мое отношение к людям. Она меня изменила. И охватила тоска по пожилой женщине, которая отнеслась ко мне как к родной. Надо в свой выходной поехать туда и постараться с ней встретиться.

— Не помешала? Я тут к тебе хорошей новостью и с предложением.

С хорошей? Неужели я реально слышу это? Кажется, хорошие новости совсем не про меня.

— Ты остаёшься у нас работать. Он… он сам мне сказал это.

— Что?

Я не верила своим ушам. Остаться? После того как наорал на меня? Я была уверена, что сегодня это будет первый и последний день.

— Да. Сказал, чтоб завтрак ему приносила только ты. Так что остаешься, девочка. И я скажу тебе, что это победа. Такого еще не было.

Она вошла в комнату и протянула печенье Грише, но он никогда не брал ничего у чужих и тогда она положила перед ним на стол и снова ко мне повернулась:

— С ребенком особо не навозишься. У меня племянница на окраине города в саду работает. Я с ней еще вчера созвонилась. Устроишь к ней ребенка. Она возьмет без справок всяких и возни. Только вставать рано придется. Автобус ходит раз в час, а тебе в восемь надо завтрак Захару Аркадьевичу подать. Обратно забирать в пять вечера. Ты к тому времени уже всю работу закончишь. Если даже что и надо будет разберемся.

Я так обрадовалась, что чуть не завизжала, но она тут же осадила меня грозным взглядом.

— Надеюсь ОН не передумает уже завтра. Племянница ждать тебя будет. Зовут Вера Ивановна. Вот адрес сада. Сад хороший. Там дети этих… с поселка.

А я вдруг помрачнела, и улыбка с сошла. Боже, какая я идиотка!

— У меня на садик этот денег нет.

— Первое время на испытательном сроке. Получишь первый оклад. Здесь раз в неделю платят. Текучка потому что. Расплатишься.

— А он… он ни разу в садик не ходил.

— Ничего всегда есть первый раз. — посмотрела на Гришу и улыбнулась, — какие глаза у него чудные, огромные, красивые, кого-то мне напоминают только понять не могу кого. Актера что ли какого-то.

Угу. Хозяина твоего напоминают. Просто тебе такое и в голову не придет. И я с ужасом подумала, что было бы если б кто-то узнал меня и сопоставил чей это ребенок.

После уборки в доме я уложила Волчонка спать, а сама села за компьютер, который нашла во флигеле. Стационарный старенький агрегат, который работал с тихим гудением, но хотя бы ловил интернет.

Все свое свободное время я читала про слепых, про их поведение, психологию и про язык Брайля. А вечером попросила у Раисы взять с кухни немного гречки и риса. Ошибочно считать, что у слепых развита чувствительность пальцев или что они чуть ли не супермены и другие органы чувств у них работают на двести процентов. Может быть у слепых с рождения так и есть, но приобретенная слепота действительно делает человека совершенно беспомощным. Как младенец.

Я читала статьи и перебирала в тарелке рис и гречку. Закрыв глаза я сама себе рассказывала, что именно чувствую и с какой стороны ощущаются выпуклости на крупинках. Это был первый шаг к изучению языка слепых.

Да, я собиралась его выучить. Зачем? Я пока еще не знала, но мне хотелось знать… мне хотелось стать ближе к нему. Помочь. Во мне теплилась надежда, что когда-нибудь он подпустит меня к себе.

Вечером мне нужно было убрать в кабинете, полить цветы, и я могла быть свободна. Я должна была закончить часов в пять, но я так увлеклась изучением языка, что пропустила время. А потом кормила и укладывала спать Волчонка.

Решила, что тихонько проберусь в дом, когда все уснут и уберу. Никто не заметит. Раиса рано ложится. Макар Свиридович за мной не следит.

Но я ошиблась. Едва проникла в дом и прокралась к лестнице к подсобке, где стояли ведра, швабры и сохли мокрые тряпки для уборки я услышала голос Свиридовича.

— Значит так. Твоя задача молчать.

— Пыф. Я рот открываю только чтоб…

— Никому не интересно зачем ты открываешь свой рот. Здесь ты его откроешь, когда скажут. Зашла в комнату, приняла душ. Никаких духов и никаких волос на теле. Наденешь ту одежду, что будет висеть в ванной. Дальше просто делаешь что тебе говорят. И не звука иначе не получишь денег и тебя вышвырнут.

— А сейчас куда идем?

— Куда надо. Твое дело просто заткнуться.

— Ладно

Макар поднялся по ступеням с какой-то патлатой молодой девкой в короткой юбке, топе и кожаной куртке. Я даже головой тряхнула, не веря своим собственным мыслям. Я пошла следом за ними… Только внутри появилось мерзкое и неприятно-липкое чувство, и я пока не могла понять, что именно так сводит с ума и заставляет стискивать челюсти все сильнее и сильнее.

Свиридович подвел девку к самому кабинету из которого вышел Захар с тростью в руке. Он подошел к девке, наклонился словно принюхиваясь.

— Пусть снимет куртку и распустит волосы.

Та тут же стянула куртку и сдернула резинку с волос. Раньше у меня была такая же сумасшедшая копна волос. Она и сейчас буйная, но волосы отрасли и я заплетала их иди укладывала в узел. Когда он протянул руку и дотронулся до нее я чуть не заорала. Впилась зубами в свою нижнюю губу до крови… я уже понимала, что происходит. Понимала и ощущала, как дышать становится все тяжелее, а внутри нарастает рев. Как хочется подскочит и оттолкнуть дрянь, ударить ее, вцепиться ей в волосы, а потом… потом царапать уже его лицо. Захар трогал ее кудри, наматывал на палец, взвешивал обеими руками. Потом потрогал ее шею, плечи… сжал грудь, и я закрыла глаза, чувствуя, как слезы наполняют солью горло, как меня начинает трясти от первобытной ненависти, от яростного безумия, от понимания, что ему привели шлюху и он … он проверяет подходит ли она ему.

А когда открыла глаза чуть не застонала вслух, почувствовала, как из прокушенной губы потекла на подбородок кровь — Захар уводил девку за руку в свою спальню. Когда за ними закрылась дверь я развернулась и бросилась вниз по лестнице к себе… чтобы влететь во флигель и взвыть, зарычать сквозь стиснутые зубы. Чтобы не разбудить Волчонка.

Я металась по комнате, как раненое животное, представляла, как он там ее, как они вместе… и она под ним, как … О Господи! Это невыносимо. Я так не выдержу! Я переоценила свои силы. Зачем я вообще сюда приехала. Зачем? Ему никто не нужен. Никто… Он давно забыл меня, давно похоронил. У него теперь куча таких вот молодых сучек. Он их покупает каждый день разную. А я не смогу это видеть. Я с ума сойду. Я… что-то натворю.