Ненавижу любить тебя (СИ) - Алексеева Дана - Страница 3

И тогда я поняла, почему многие мои друзья больше не хотели со мной дружить. Родители уводили своих детей, когда я появлялась на площадке. Я часто ревела, считая себя уродкой и больной. Единственными верными друзьями остались Эйми и Алекс Коллиеры.

Несмотря на лечение и специальную диету, приступы повторялись и заставали меня в самый неподходящие моменты. Отчего на моем теле были многочисленные синяки и ушибы.

Я перешла на домашнее обучение, а мама начала почти все время проводить дома со мной, параллельно занимаясь интернет-магазином. В каком-то смысле в свой плен я потихоньку затащила маму, которая стала ограничена в пространстве, в окружении и в желаниях. Именно так мне казалось, и эта мысль съедала меня. Я винила во всем себя, такую беспомощную и обреченную.

В один прекрасный день в наш дом вошла полноватая, с круглым добрым лицом женщина по имени Руби. Ей было на вид лет 45. Ее короткие волосы забавно пружинились на голове, а нос сидел на лице милой картошечкой. Добрый взгляд голубых глаз сразу нашел симпатию на тот момент у моей осмотрительной и недоверчивой детской натуры.

Руби стала моей няней, подружкой и незаменимой поддержкой в одном лице. Она была добродушной, но с характером. Руби пыталась и во мне развить характер, которого порой мне так не хватало.

Мне было двенадцать, когда Руби впервые заговорила со мной насчет моей болезни. Я сидела на лужайке возле дома и наблюдала за тем, как плещутся в бассейне Алекс и Эйми. Именно в этом бассейне две недели назад меня охватил эпилептический приступ. Хорошо, что друзья вовремя заметили начинающийся приступ, и вытащили меня.

— Отчего не идешь плескаться?

Я промолчала и поджала губы.

— Боишься? — спросила Руби, но ответа ей не требовалось, она и так все видела. — Оливия, послушай меня.

Руби развернула меня к себе.

— Я видела других детей с такой болезнью. Моя племянница страдала этим недугом, — мое внимание заострилось и внимало каждому ее слову. — Сейчас она — успешная женщина, мать озорных детишек и любящая жена. И знаешь, в чем ее секрет?

Я замотала головой, и мой нетерпеливый взгляд жаждал продолжения.

— Она не боялась. Ничего. Она задавила свою болезнь и нашла на нее управу. Главной должна быть она, а не болезнь — вот, что она поняла. И в итоге обрела счастье. Оливия, дорогая, не позволяй своим страхам загонять себя в угол. Твоя болезнь делает тебя особенной, но не более. Особенной в разных смыслах, и выбор главного смысла за тобой. Будь сильной, девочка моя! Пусть эта болезнь придаст тебе сил и уверенности, а не наоборот, пусть закалит твою волю и характер! Ты ведь понимаешь, о чем я говорю?

Я кивнула. Руби довольно потрепала меня за плечо.

— Если понимаешь, тогда отчего же до сих пор сидишь здесь в компании скучной и занудной сорокалетней женщины?

Самоирония Руби вызвала во мне смешок, и я сразу повеселела.

— Никакая ты не скучная. Спасибо тебе, Руби!

Я уверенно вскочила на ноги и, хлюпая шлепками, побежала к друзьям.

ГЛАВА 4

— Оливия?! — встревоженный голос мамы выдернул меня из воспоминаний своего детства.

Видимо, я так глубоко ушла в себя, что не услышала, как меня зовет мама. Глубокая межбровная складка и напряженные губы — признаки того, она в ожидании чего-то плохого.

Совсем зря.

— Все в порядке, мам, — улыбнулась я и завела пряди распущенных волос за уши. — Какой счет?

— Алекс сегодня в ударе, нам не догнать Коллиеров, — усмехнулась мама и многозначно подмигнула мне. — Еще пару подач, и сделаем перерыв.

Она присела рядом со мной и коснулась моей руки. Наши пальцы сплелись друг с другом.

— Мне по ночам снится Стэнфорд, мама. Это так невероятно… Осталось две недели, и я стану самой настоящей студенткой Стэндфордского университета.

Мама тяжело вздохнула.

— Как же мне не хочется тебя отпускать! А тебе, наоборот, побыстрее бы вырваться из пригретого гнездышка.

— Мама, все будет хорошо, — я приобняла ее. — Хватит бояться, все плохое осталось позади. Доктор Нейтон одобрил этот шаг, у меня хорошие показатели… Ты же сама все слышала.

— Слышала… Но отчего-то не стала меньше переживать.

— В конце концов, Эйми будет со мной.

— Это единственная причина, по которой я готова тебя отпустить.

Моя мама неисправима. Порой ее чрезмерная опека выходила за грани моего самообладания. В таких случаях я закрывала глаза и считала до десяти.

— Я должна развиваться — вот главная причина, — заключила я.

Мама промолчала.

Потому что, она знает, о чем я говорю. Моя страсть — это искусство. В большинстве его проявлений. Но в особенности — живопись и фотография.

Все началось после приема у психолога. Он посоветовал родителям занять мое свободное время творчеством, назвав это арт-терапией. Я любила рисовать, поэтому мне купили красивый мольберт, кисти, краски и палитру. Со мной занималась Алисса, молодая студентка-художница. Она помогла мне прикоснуться к миру прекрасного, увидеть красоту в обыденном, и научила выражать свои мысли на холсте. Смешение красок, движения кистью по холсту, создание собственного мира с помощью мазков успокаивали меня и помогали обрести внутреннюю гармонию.

Что касается фотографии, то любовь щелкать кнопкой появилась у меня давно. В четырнадцать лет мне купили крутой фотоаппарат, и я начала фотографировать все подряд, буквально не выпускала его из рук. Затем создала в инстаграме страничку, где выкладывала свои лучшие работы. И по сей день продолжаю это делать.

Моя подруга Эйми разделяла мою любовь к искусству, поэтому мы решили поступать на один факультет Стэндфордского университета «Искусство и история искусства».

И мое сердце буквально выпрыгивало из груди при одной мысли о том, что я буду, как и все, ходить на пары, сидеть на лекциях, заводить знакомства… Я почувствую, наконец, свободу. Для меня это, как глоток свежего воздуха, и я жаждала его, высчитывая дни до первого учебного дня.

Перед глазами мелькали смешенные разноцветные краски — я размазывала их по холсту и создавала абстракцию, изливая в ней свои откровения и переживания, которые накрыли меня вчера.

А вчера был первый учебный день. И мне не хватало слов выразить всю гамму эмоций, поэтому я решила все зарисовать, пока в памяти еще свежи воспоминания.

Легкое дыхание задело мое ухо. Я слегка вздрогнула и почувствовала руки Алекса на своих плечах. Он накрыл мои плечи мягким пледом и начал рассматривать мою работу, над которой я провела полдня.

— Уже похолодало… — заметил Алекс, и я встретилась с его глазами. — Передохни, я сделал нам чай.

Он кивнул в сторону небольшого столика, расположенного на просторной семейной веранде.

— Спасибо. Не заметила, как пролетело время. — я отложила кисти, палитру и слегка потянулась.

Мы устроились на плетеных креслах друг напротив друга. Я с ногами залезла под плед и взяла в руки кружку. Горячая керамика живо согрела мои вечно холодные пальцы. Я глотнула ароматный чай и обрела уютное спокойствие.

Алекс откинулся на спинку и внимательно изучал каждую черточку моего лица. С его губ не сходила полуулыбка. Наконец, он спросил:

— Как твой первый день в университете, Оливия?

— Это было необычно… — покачала я головой и облегченно вздохнула. — Это был день из другой жизни. До вчерашнего дня мне незнакомой.

— И тебе понравилось? — догадался Алекс.

Я удовлетворенно кивнула и растянула улыбку.

— Настолько, что ты решила все обрисовать… — вздернул друг бровью и стрельнул глазами в сторону моего яркого пучка энергии — кометы на картине.

Я сдержала смешок и незадачливо пожала плечами.

— Для меня это все в новинку, Алекс! Столько незнакомых людей и таких разных. Они такие живые: беспрестанно общаются, что-то обсуждают, смеются… И все это вертится вокруг тебя, засасывая в водоворот событий. И что самое главное — не обращают на тебя особого внимания, относятся к тебе так же нормально, как и ко всей оставшейся толпе чудаков, которые готовы грызть гранит знаний. Я для них — самая обычная, девчонка, Алекс! Ты не понимаешь, как это здорово!