Золоченая цепь - Дункан Дэйв - Страница 82

Дюрандаль спал, отыгрываясь за две бессонные ночи. Погода портилась, ветер хлопал ставнями и выдувал дым из камина.

Возвращение Короля, казалось, заполнило весь замок шумными людьми, смехом и шутками. Появление Короля на публике явно прошло с большим успехом.

Дракон и Боумен помогли дряхлеющему Королю подняться по лестнице. Его туша была такой же огромной, как обычно, но обмякла. Голова облысела, борода висела клочками, и он передвигался с трудом, даже опираясь на плечо коммандера. На вид ему можно было дать лет восемьдесят. На верху лестницы он остановился перевести дыхание, глотая воздух как рыба.

– Канцлер Кромман еще не вернулся?

– Нет, Ваше Величество, – крикнул Боумен так, словно Король стал туг на ухо.

– Что-то он задерживается! Пошлите людей навстречу.

– Непогода, сир. Думаю, это его и задержало.

– Который час? – беззубо прошамкал дряхлый монарх.

– До рассвета часа три, сир.

– Приготовьте октаграмму. Мне нужно поспать немного, но не забудьте разбудить меня заблаговременно.

– Чтобы мы могли снести вас вниз как обычно? – послышался из угла чей-то недовольный голос, но Король его не слышал. Он поплелся к себе в спальню, Дракон вошел следом за ним и закрыл дверь.

– На что он похож перед рассветом? – поинтересовался Дюрандаль.

– На дохлую свинью, – ответил кто-то.

Через некоторое время коммандер, уложив Его Величество в постель, вышел и спустился вниз. В комнате осталось с полдюжины людей, обменивающихся впечатлениями прошедшего вечера. Они заметно приободрились по сравнению с прошедшим днем: обман прошел успешно, и можно было рассчитывать, что это продолжится и в будущем. Постепенно все затихли в ожидании рассвета и заклинания. Юный сэр Лион съежился в углу. В кухне внизу скрипел насос: люди совершали вечерний туалет.

Дюрандаль подошел к огню и подбросил в огонь поленьев. Сторожа смотрели на него, но не возражали. Он думал о своей проблеме даже во сне и нашел ответ – не самый удовлетворительный, но такой, против которого не возражала его совесть.

Даже сейчас он не мог убить Короля. После целой жизни служения сама мысль об этом казалась невозможной. Но он мог предотвратить очередное омоложение – он не сомневался, что способен заставить себя совершить это, и он знал, как это сделать. Возможно, тем самым он избирал для себя особо мучительную смерть, но ему все равно предстояло умереть сразу по возвращении Кроммана.

Заклинание несло зло. Верно, использование осужденных преступников куда более приемлемое решение, нежели лотерея с мечниками в Самаринде. Повешенному все равно уже не нужен его труп, а болтающиеся под перекладиной разлагающиеся тела всегда портили пейзаж Шивиаля. Верно, Амброз был неплохим правителем и мог бы неплохо править еще много лет – если только бессмертие не изменит его. Изменило же оно Эвермена. Верно и то, что дочь его себя как следует пока не проявила. Дюрандаль не питал особенной любви к принцессе Малинде, равно как не испытывал к ней особой преданности.

Откуда же тогда эта уверенность в том, что надо совершить измену и уничтожить своего Короля? Кто он такой, чтобы выступать против этих грандиозных замыслов? Может, он не прав, считая их ошибкой? Нет, у него остается одно преимущество, которого лишены все остальные: он своими глазами видел зло во всей его красе в Самаринде. Жаль, что он не может обсудить это с Кэт, но он не сомневался, что она согласилась бы с ним. Кэт не переносила даже обычного знахарского исцеления, поэтому не удивительно, что омолаживающее заклятие вызвало у нее такое отвращение. В некотором извращенном смысле это было еще одним его преимуществом. Его не удалось бы соблазнить бессмертием, ибо она не могла разделить его с ним.

Нет, ответ лежал в том, что говорил ему Великий Магистр в последний его приезд в Айронхолл: «Думаю, все мы рано или поздно будем людьми Королевы. Узы переходят, ибо мы поклялись на верность ему и его наследникам».

Несколько раз за свою жизнь Дюрандаль клялся в верности Амброзу IV и его наследникам. Тот Амброз умер. Тот, что жил сейчас в его теле, был кем-то другим, самозванцем, который выглядел как Амброз, говорил как Амброз и носил корону, которая по праву должна была принадлежать принцессе, а со временем одному из ее сыновей. Это слова скользкого торгаша, это не то, чем должен бы руководствоваться бывший Клинок – но совести требовалась какая-то опора.

Огонь затрещал веселее, разгораясь. Потом послышался стук подков и скрип колес…

– Паук вернулся, – пробормотал кто-то из Клинков. Дюрандаль встал. Все взгляды обратились на него, но пленник шел не в сторону лестницы или королевской спальной, а к окну. Он выглянул. Карета, которую он видел отъезжающей сегодня утром, со скрипом остановилась; два фонаря ее бросали тусклые лучи света сквозь падающий свет – вся земля уже побелела. Двое Клинков вышли из замка, чтобы встретить ее. Они отворили дверцу и выдвинули подножку.

Кромман должен быть уже таким же старым, как Король. Возможно, его придется нести на руках. Нет. Странное дело, но фигура в черном выбралась из кареты самостоятельно, хотя и пошатываясь, и не шевеля левой рукой. Голова его была низко опущена, и молочно-белое лицо едва угадывалось между воротником и шляпой. Он спустился на землю, покачнулся, удержал равновесие, отмахнувшись от помощи. За ним из кареты показался человек в гвардейском мундире.

Двое форейторов тоже спешились. Трое пеших соскочили с запяток кареты, кучер и еще один – спереди. Гвардейцы закричали что-то и потащили мечи из ножен, а вновь прибывшие бросились на них, сбив на землю. Все новые пассажиры выбирались из кареты, другие выбегали из-за нее. Несколько человек бросилось к дверям замка.

Что бы там ни происходило, ясно было одно: это приехал не Кромман. Самое время Дюрандалю делать свой ход. Он в три прыжка оказался у камина и схватил каминные щипцы, потом поднял ими горящее полено и швырнул его через всю комнату. Оно упало, разлетевшись фонтаном огненных брызг, а он уже кидал другое. Клинки вскакивали с яростными и удивленными криками. Еще полено, еще… Сверкнув в воздухе, к нему устремился чей-то меч, и он отбил его щипцами: ДЗЫНЬ!

– Остановите его!

– К черту его – помогите мне здесь! – крикнул другой.

– Пожар! – орал третий.

По всей комнате полыхали постели, выплевывая дым и горящие перья. Люди бросались на огонь, пытаясь задавить его одеялами, но Торкиль с Мартином, обнажив мечи, устремились к Дюрандалю. Он парировал оба удара, держа щипцы одной рукой и кочергу другой, стоя спиной к камину. ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! Это, должно быть, конец – когда-то он и одолел бы обоих, но не теперь. Не безоружный. ДЗЫНЬ! Сколько ударов он еще выдержит?

– Оставьте меня, идиоты! – крикнул он им. – Спасайте Короля!

Его противники были слишком увлечены местью, чтобы услышать. ДЗЫНЬ! – это уже опаснее. Тут Лион вывел Мартина из игры, накинув ему на голову сзади одеяло, и опрокинул на пол. Торкиль на миг ослабил внимание; Дюрандаль с размаху ударил его по руке кочергой и услышал, как треснула кость. Торкиль взвыл, лязгнул о пол упавший меч.

– Спасибо, парень! – Дюрандаль повысил голос. – Все на спасение Короля!

Кашляя, сталкиваясь, Клинки торопливо пытались выкинуть горящие матрасы и одеяла в окна. Ветер швырял пламя обратно им в лица. Однако Боумен все же распахнул дверь в королевскую опочивальню и исчез внутри, за ним бросились другие.

Дюрандаль, задыхаясь, рванулся к лестнице. Лион нырнул перед ним, пробивая путь к бегству. Они кубарем скатились по ступенькам и приземлились на полу комнаты охраны. С полдюжины Клинков пытались пробиться на улицу через волну атакующих, но в дверях хватало места только для двоих, не больше. Кто бы ни были эти вновь прибывшие, они застали Королевскую Гвардию без штанов – к некоторым это относилось буквально, – и заперли их в замке.

– Пожар! – Дюрандаль, шатаясь, поднялся на ноги. Он хотел только вывести из строя октаграмму, а не сжигать кого-то живьем. – Замок горит! Спасайте Короля!