Дипломная работа - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 9

– Это ещё сильно не свободный выезд, – кусаю губы, норовящие растянуться, – но уже куда как…

– Надолго ли? – перебил коммандер мой восторг, – Сам понимать должон, не мальчик! Полгода, много год, и опомнятся суки, прикроют калиточку! А до тех нужно вытащить как можно больше народишку, да порукастей и поголовастей!

– Это кто ж такой яйцеголовый такую казуистику юридическую в договор завернул? – восхитился я, перечитывая ещё раз сложнозавёрнутые строки, – Яйцеголовый, это…

– Да понял, – перебил усмешливо Матвеев, – яйцеголовый, ишь… Он и правда… хм, лысенький да головастый. Яйцеголовый, ха! Ульянов! Ну, тот…

– Помню, как не помнить!

– Ну вот, – военный атташе окутался табашным дымом, – не один он, ясно-понятно! Вся фракция… точнее, там вся закавыка была не в том даже, што придумать, а в том, што пропихнуть! А у этих дружки-приятели университетские да гимназические, ну и это… сочувствующие нашлись. Впихнули каким-то… хм, боком.

– Хитро… а мы?

– Навстречу пошли, чево ж ещё, – пожал плечами Матвеев, – Раз уж такие ушлые, пусть политической деятельностью в Кантонах занимаются.

– Хм…

– Чево не так? – уставился на меня коммандер.

– Да так… сам не пойму! Вертится в голове што-то, а уцепить мыслю́ ногтями никак не выходит.

– А… бывает. Так што, не против?

– Да с чево бы? – удивился я, – Дельные вроде! Так посмотришь, чистоплюи интеллигентские, а в летнем восстании знатно отметились. Бурш, а?! Единственное – марксистов у нас многовато становится, их бы разбавить, а?

– Разбавить, говоришь? – Матвеев чуть задумался, – Всякой твари по паре в Кантоны запустить?

– Вроде того. Облегчим визовый режим всяким там… активистам. Штоб перекосов не было в левую политику.

– Хм…

– Я хоть и социалист, – поясняю свою точку зрения, – но считаю, што в государстве должны быть представлены все точки зрения, так как-то. Здоровее общество будет. Ну и до кучи – люди образованные, да с убеждениями, глядишь, а и потянутся! Да и спокойней будет для союзников, сам понимаешь! Для янки социализм – нож острый, да и германцы не так, штобы вовсе доброжелательно!

– Кхе! – подавился дымком военный атташе, – С этой стороны я на проблему не глядел!

– Кхм… Ильич, а чево ты мне сразу текст договора не ткнул? – опомнился я, – Орали тут, как два лося во время гона…

– А ты дал? – удивился он, – Зашёл с газетой, скомкал её, и ну истерику устраивать! Вот я и не сразу опомнился, да и сам на взводе, чего уж греха таить. Ну, выорался?

– Угум.

– Когда отъезжаешь? Да не гоню! Но и сам должо́н понимать, што не стоит тебе задерживаться в Париже.

– Ну… дня три, – прикинул я, – Дела в Ле-Бурже и посольстве сдать, потом банкет в посольстве по случаю отъезда, банкет… да хоть в Клозери́ де Лила́, уже как частное лицо. И… всё пожалуй. А нет! В Ле-Бурже с сотрудниками надо будет, и… вот теперь – точно всё!

– Три дня? – Матвеев склонил голову набок, – Не мало?

– В натяг, но хватит. В посольстве Луначарского сходу на своё место натаскивать стал, так он без раскачки потянет. В Ле-Бурже я де-факто главный конструктор, а идей и идеек, запатентованных… помню, помню, – предупредил я очевидный вопрос, – на два года вперёд накидал. Ну и так, в последние пару месяцев почти всё управление на замов свалил.

– Банкет в посольстве на себя возьму, – военный атташе сделал у себя в бумагах пометку, – здесь не переживай. Клозери́ де Лила́… а вот здесь, пожалуйста, с временем поточней определись!

– Думаешь, будут провокации?

– Будут или нет, – пожал плечами Ильич, – но ведь возможны? Рассадим там с полдюжины наших, и… Ты как смотришь на то, чтобы катакомбную братию пригласить?

– Активистов?

– Только за! Хорошие парни, чего ж не пригласить?

– Ну и славно… – Матвеев сделал пометки в ежедневнике, – всё?

– Да пожалуй, што и да, – киваю задумчиво, – привязанности в Париже у меня есть, но они не вполне… хм, сердешные. Обойдутся!

– Да! – остановил он меня у дверей, – Анатолий сейчас пробивает возможность помогать жертвам политических репрессий в Империи, ты как?

– В деле! А конкретней?

– А чорт его знает, – пожал Матвеев широкими плечами, – я же говорю – пробивает! Но не как раньше, окольными путями через пятые руки, а предварительно через официальные организации.

– Думу? – оживился я, – Это было б здорово! Сразу своих людей прорекламировать можно было б!

– Через Думу, через Красный Крест, может ещё чево. Как выйдет.

– Лишь бы вышло! – трижды сплюнув, трижды стучу по косяку двери, – Народу поддержка нужна, да и живая пропаганды выйдет. Думаешь, не запретят с помоганием?

– Не попробуем, не узнаем, – философски отозвался коммандер.

Бурлящая толпа художников, поэтов, писателей и тех, кто мнит себя таковыми, в Клозери́ де Лила́ сегодня как никогда велика и…

… именита, если можно так сказать о людях творческих, многим из которых признание приходит после смерти. Все друг друга знают если не лично, то как минимум имеют общих друзей и знакомых, а потому нравы самые непринуждённые.

Суфражистки, встряхивающие руку по-мужски энергично и тут же – утончённые дамы, и рядом – музы… иногда очень сомнительных, а порой и недвусмысленных моральных качеств и…

… профессий. Гетеры. Дамы полусвета. Содержанки. И многие, чорт побери, талантливы!

Но ничуть не меньше истеричек, мнящих о себе пустеньких творческих личностей, мстительных и подлых. Разные, очень разные.

Мужчины… тоже разные, и порой хочется вымыть руки, но…

… гляжу на Гийома и Жида, на Пруста, вспоминаю поведение "боевых пидорасов" в Порт-Саиде и… пусть их живут как хотят. Есть друзья, враги и все остальные, а какого они пола, возраста, религиозных и иных предпочтений – плевать.

Много социалистов, в том числе и русских. Знакомлюсь наконец с Ульяновым, но по недостатку времени походя, только и успел пригласить его в Кантоны и Дурбан, обещая самоё искреннее гостеприимство. А жена у него да… штучка! Правда, несколько неухоженная, ну да это почему-то общая черта для многих революционерок.

Пабло расстроен искренне, от всей души, как это бывает у южан. Не самые глубокие моральные принципы у человека, но друг он хороший и искренний.

– Тяжко бедняжке, – отшучиваюсь от набившего оскомину вопроса, прилетевшего из толпы, и снова – рукопожатия, объятия, поцелуи, искренние и не очень слёзы.

Причина моего отъезда хранится как бы в тайне, но это же Франция! Знают далеко не всё, но что уезжаю я потому, что на Лубе надавили Романовы, уже просочилось, притом из источников, близких Французскому правительству.

Отмалчиваюсь и отшучиваюсь, подтверждая подозрения.

– Друзья, друзья! – перекрикиваю гам, – Я очень рад, что все вы здесь собрались проводить меня! Думается, встречаемся мы с вами не последний раз, и возможно, не только в Париже! Жду вас в Дурбане! А сейчас…

Оборачиваюсь и киваю Саньке с приятелями музыкантами, и…

– Дайте мне номер-люкс в Гранд-отеле Ритц[10] —

Я этого не хочу,

Драгоценности от Картье —

Мне этого не хочется.

Дайте мне экипаж —

Что мне с ним делать?

Папалапапапа

Подарите мне персонал —

Что мне с ним делать?

Небольшой замок в Невшатель —

Это не для меня.

Подарите мне Эйфелеву башню —

Что мне с ней делать?

https://www.youtube.com/watch?v=qIMGuSZbmFI

Я хочу любви, радости,

Хорошего настроения,

И ваши деньги

Меня не осчастливят.

Я хочу умереть с чистой совестью.

Так, давайте, я вам открою мою свободу,

Забудьте, в таком случае, ваши стереотипы.

Добро пожаловать в мою реальность.

Мне надоели ваши хорошие манеры,

Это слишком для меня.

Я ем руками,