Закон Долга. Вестница (СИ) - Левантская Гюрза - Страница 29

– Дайна-ви.

Те встали с колен и подняли глаза, полные решимости принять судьбу, в каком бы виде она перед ними ни появилась.

– Вы долго шли. Уже три тысячи лет ни один из вас не появлялся в Каро-Эль-Тане.

– Да, Великая Мать, – сказал Лэтте-ри. Просто подтвердил, будто признался в совершённом преступлении.

– Мы знаем причины. Их всем пора узнать. Ты, – она указала на Терри-ти, – ты более, чем твои друзья, владеешь даром зажигать сердца речью. Поведай нам, зачем вы прибыли сюда.

Терри-ти в панике оглянулся на Лэтте-ри и Линно-ри, сглотнув, чуть приблизился к богине.

– Великая Мать, нам скрывать нечего. Наш народ на грани гибели, – сказал он горько. – Мы прошли всё: Изгнание, болезни, голод, смерть наших детей. Сейчас дошло до того, что владыка Арай-ди, Старший-среди-Отцов, готов отдать приказ снова добыть нашим семьям средства для существования мечом!

Раздались возмущённые восклицания, кто-то даже вскочил со своего места.

– Туда вам и дорога, проклятые нарушители закона! Да как у вас язык поворачивается что-то просить у Сестёр после того, как отвергли чистоту брачных союзов, признали за правило разврат, стали рабовладельцами, отринули кодексы честного боя и… – разошедшегося Изаниэна остановил вид приближающейся к нему Маяры. Под её непреклонным взглядом он попятился, равно как и все остальные. Среди пришедших не было самоубийц, желающих разгневать богиню Смерти.

– Здесь не публичное судилище, Изаниэн. Мы не нуждаемся в свидетелях. Мы знаем всё. Например, что в твоей семье были меченые. Те, кто пострадал от шейба-плетей. Но и то, что тебе неизвестно, мы тоже знаем. Я советую тебе, пока не поздно, отринуть яд мести, что отравляет твои глаза и мешает видеть реальное положение вещей. Если не научишься усмирять руку и разум, то суд в моих владениях будет справедлив и неотвратим.

– Великочтимая, разве я совершил какое-то преступление? – тихо спросил воин. Его взгляд, брошенный на дайна-ви, был всё ещё полон угрозы.

– Пока нет. И ты всё ещё имеешь право поступить так, как считаешь нужным. Вопрос лишь в том, не совершишь ли ошибку.

Изаниэн замер в растерянности. Боги советами не разбрасываются, а он просто не понимал, что именно не так. То, что ему совет буквально в уши вложили божества, тоже не сильно помогало разобраться. Всё, что он мог, это полностью включить своё внимание, за что заработал удовлетворённый кивок Маяры. Ира заметила, что его взгляд пробежал по зале так же, как до этого её. Он словно впервые увидел, где находится, и красоту вокруг. Если подбирать правильное сравнение, то Ира бы выбрала «приоткрыл душу». Ведь до того он словно был заперт в своей скорлупе, не замечая ничего с тех пор, как они встретили посланцев Мрекского болота.

А Маяра меж тем повернулась к Терри-ти.

– Нам знакома боль вашего народа, дитя. Ничьи матери не вопят столь громко. Ничьи воины не готовы так отдавать свою жизнь и свой труд за народ, как ваши. Ничьи души не уходят в мой Чертог с таким облегчением, – скрипучий голос богини царапал всех по нервам, как металл по стеклу. – Мы понимаем вашу беду и то, почему пришли лишь сейчас, не желая совершить непоправимое. Говори же, дитя! Скажи нам и всем, кто здесь, зачем вы пришли в Колыбель!

– За ответом, Великочтимая, – опустил голову Терри-ти, сжав кулаки и пытаясь унять дрожь перед лицом грозной богини. – Мы выживаем как можем, презираемые всеми вокруг. Эйуна Изаниэн во многом прав. Чтобы выжить, мы предали законы народа-прародителя, низвергли с пьедестала мораль и даже стали рабовладельцами. И вопрос только один: не зря ли? Не бесполезна ли вся эта битва за каждого нашего ребёнка? Если дайна-ви не нужны Рахидэтели, если мы только грязное пятно на её карте, мы немедленно пошлём весть домой и уйдём на Ту сторону добровольно по древнему обычаю! Как уходили наши предки, кто не смог принять изменение закона во благо выживания остальных. Нас просто не станет. Скажите, Сёстры, нужны ли мы? И если жизнь дайна-ви чего-то стоит, то где нам искать спасенья?!

Под конец речи Терри-ти практически кричал, его голос звенел, вот-вот заплачет, а лицо в противовес оставалось каменным, без единой эмоции, хотя обычно они читались без труда.

Его боль, искренняя, от самой души, резанула окружающих. Даже тех, кто испытывал ненависть к этому народу, задело за живое. Эйуна и амелуту стояли растерянные. Они не понимали говоримое Терри-ти. Уже очень давно Пограничный лес надёжно скрывал всё то, что творится на Болоте.

– Вы все наши дети, – сказал Илаэра с печалью. – Мне горько видеть, что с вами происходит, как одни наши творенья поступили с другими. И как мать я горжусь вами, сумевшими сохранить честь даже там, в том месте, что вы зовёте Мрекским болотом. Я не сужу за обычаи, если они не идут вразрез с Божественными Законами. Ещё задолго до вас, в Эпоху Первых, я наблюдала такие, что вам стало бы страшно. Эйуна, из вашего числа только правящий род да Хранители истории, пожалуй, помнят или знают о традициях Первых. Память о них среди рядовых эйуна ушла уже давно. О чистоте брачных союзов ваши далёкие предки никогда не слышали. Ваши обычаи имеют свою историю и родились не просто так. Потому и выдержали проверку временем и существуют к славе вашего народа. Вы правильно поступаете, придерживаясь их. Но судить других за изменения… Я не осужу. Дайна-ви приняли новый порядок, желая сохранить свою общину. Если бы такие вещи нуждались в суде и наказании, то на землях Рахидэтели никогда бы не существовало народов ведьм, нир-за-хар, перевёртышей или сквирри, чей жизненный уклад во многих вызывает презрение и отвращение. Засадный бой, который вы так ненавидите, на самом деле с кодексом моей сестры Фирры в противоречие не входит. Ведь попав в ловушку, пленные убиенны не были. Клеймо рабовладельца смыть будет непросто, но не невозможно.

– Великая Мать, – вышел вперёд Альтариэн, – эти существа являются преступниками в глазах нашего закона! Как мне объяснить моему тану и прочим эйуна, что рабовладельцы оказались достойны вашей милости? Рассуди, Великая Мать! Ведь если сегодня они покинули Болото и не предстали перед судом за свои преступления, то…

– Эй, твоя светлость, – Линно-ри не стал утруждать себя вежливым обращением. – Те, кто был виновен перед военным трибуналом эйуна, уже три тысячи лет лежат в могилах. Рядом с их детьми. И внуками. И правнуками. Ты хочешь отправить на суд детей, для которых вы все уже история? Тридцатое поколение?

Герцог медленно обернулся и эхом повторил:

– Тридцатое поколение?

– Мы – молодая раса, – сказал Лэтте-ри. – Первая болезнь сделала нас такими. И наша вина, ныне живущих, во власти над другими разумными. Рабовладельческий уклад. Всех, кто был виноват в военных преступлениях, уже судили на Той стороне по делам их. Даже ваш закон снимает вину с того, кто ответил жизнью. «Смерть взимает долги. Мёртвые по кодексам не в ответе». Так, кажется?

Герцог всё ещё переваривал странную речь дайна-ви, из которой Ира ничего не поняла – они говорили о каких-то им одним понятных вещах, когда поднявшийся жар заставил всех попятиться.

Фирра, так и оставшись сидеть в позе лотоса, не открывая глаз, произнесла:

– Знакома ли я тебе, Альтариэн, потомок Первых?

Эйуна низко склонил голову и, сбитый с толку странным вопросом, ответил:

– Разве есть существо, которое не знает ту, что зажигает искру чести в сердце любого воина?

– Эта искра была дарована когда-то и тебе. Освещает ли она до сих пор твой путь?