Струны - Дункан Дэйв - Страница 72

Ну так что?

— Я хочу спать, — решительно заявила Элия и направилась к ждущим пассажиров тележкам; следом за ней потянулись Джетро со своими помощниками и Моала, все мрачные, угрюмые, еле живые от усталости.

Возвращение в купол Коламбус напоминало похоронную процессию — за все время пути не было сказано ни слова. Элия мечтала добраться до номера, рухнуть на кровать, уснуть — и была несказанно удивлена, когда ноги ее, словно по своей собственной воле, направились в кафе. Здесь она выпила, одну за другой, три чашки крепчайшего черного кофе.

Кофе? В пятом часу утра? Да ты, подруга, совсем сбрендила, спать тебе нужно, а не кофе пить, — укоряла себя Элия, заказывая четвертую чашку.

— А можно я пойду спать? — спросила Моала; красные от усталости глаза служанки каждую секунду пытались закрыться.

— Конечно! — воскликнула Элия, злясь на себя за эгоизм и невнимательность. Моала улыбнулась, встала и направилась, еле таща ноги, к спиралатору.

Вместе с ней ушла и парочка безгласных, безымянных прихлебателей; Элия осталась в обществе его лягушачьего высочества доктора Джетро Джара.

Странное дело, этот поганец совсем не выглядел усталым. В его усах запуталась наглая, довольная ухмылка. Руку Элии накрыла холодная липкая лапка.

— Элия, дорогая!

— Да, доктор Джар?

— Ну зачем же такая официальность? — улыбнулся Джетро. — В интимной обстановке, один на один, вы смело можете называть меня по имени. Я прекрасно понимаю, что достойная всяческого сожаления гибель вашего молодого друга была для вас огромным ударом. Вы знаете, что я всегда к вашим услугам, и если есть хоть что-нибудь, чем я…

К счастью для себя, Джетро не был окончательно туп и обладал некоторой наблюдательностью; заметив, как потемнело лицо Элии, он поспешно смолк. Доведи господин министр эту речь до прямого — как несколько дней назад — предложения своих услуг, дело неизбежно закончилось бы тяжелыми физическими повреждениями.

— Я разрешаю вам удалиться, доктор Джар.

Темные, маслянистые глаза опасно вспыхнули, затем Джетро встал и мрачно поплелся прочь.

Оставшись наконец в одиночестве, Элия поднесла чашку ко рту и тут же со злостью ее отставила; по-голубоватому пластику стола побежали темно-коричневые ручейки.

Хватит кофе! Кофе ей больше не нужен! Элия зарыла лицо в ладони. Жуткий, нечеловечески кошмарный день. Одна, хоть и небольшая, радость — у нее почти не было времени думать о Седрике. Боже всемилостивый, это надо же человеку попасть в такой переплет! Заперт, посреди ада кромешного, в одной камере с Девлином и этой ужасной бабой, Пандорой Экклес!

Но почему же молчала интуиция? Ну да, конечно, она ведь никогда не интересуется другими людьми. Вот если бы опасность угрожала самой Элии, тут бы без сатори дело не обошлось. Седрика больше нет. Элия цинично использовала его в своих интересах — ну, не она сама, а буддхи, — но теперь неожиданно оказалось, что он вызывал у нее какое-то новое, незнакомое чувство. Любовь, наверное, — или хотя бы первый проблеск любви. Сам-то он, Седрик, с готовностью предлагал ей всю свою любовь, только бери. А любовь — вещь сильная и опасная, дотронешься — и тут же прилип.

Неужели же тогда Седрик не имел никакого значения? Седрик, почти любовник и — вполне возможно — будущий напарник? В новом, необжитом мире его навыки, его отвага — да и просто его рост — могли бы оказаться неоценимо важными. Из него вышел бы великолепный защитник — умелый и беззаветно преданный. Если Седрику предстояло погибнуть на Ниле, почему же я не получила предупреждения, не спасла его? Ведь это было бы к вящей моей выгоде.

А может быть, Агнес Хаббард, имевшая для внука совсем иные планы, ни в коем случае, ни под каким видом не отпустила бы его на Тибр? В таком случае Седрик превращался для буддхи в пустое место, в абсолютно бесполезное существо. Элия пожала плечами и допила последние капли кофе.

И вообще, это знаменитое буддхи совсем мышей не ловит. Даже ведь не пошевелилось, когда Агнес Хаббард отсылала меня домой, в Банзарак, — и это после многовековых тренировок с веревками и кобрами.

Нет, так все-таки нечестно. Буддхи ни на секунду не обманулось этой ложью — так к чему же тогда было ему поднимать крик, насылать на меня сатори? Элия встала. Ноги сами привели ее к идущему вверх спиралатору.

А что же там, на самом верху, спросила она Бейкера в первый день. Теперь откуда-то возникло почти непреодолимое желание разобраться с этим вопросом самостоятельно.

Выйти на своем этаже, запереться в номере, рухнуть на кровать и уснуть? Долгожданная дверь появилась, ушла вниз, исчезла. Кофе возвращало Элии жизнь, ее сердце билось теперь чаще, сильнее и ровнее. Она чувствовала себя легкой, как перышко, как воздушный шарик, поднимающийся все выше и выше. Кружится голова? Ничего страшного, это от возбуждения.

Буддхи ни на секунду не обманулось этой ложью.

Буддхи ни на секунду не обманулось этой ложью!

Элия никак не думала, что в куполе столько уровней, мимо проскальзывали одна тускло освещенная дверь за другой. (Ну конечно же — тускло, ведь сейчас ночь, все порядочные люди давно спят.) Затем цилиндрическая стальная стена исчезла, ступеньки побежали плоско, вровень с полом; дальний конец движущейся дорожки скрывался в центральной колонне — именно так и говорил Бейкер. Элия шагнула в сторону, на неподвижные стальные плиты.

Круглый, совсем маленький зал, опоясанный пронумерованными дверями. Сердце Элии отчаянно колотилось; странная, из паха исходящая теплота лесным пожаром сжигала тело. Дверь, еще дверь, еще, еще.., эта!

Не заперта.

В комнате было темно, он спал.

Темнота не мешала Элии знать. Ее сердце рвалось наружу, ломало ребра. Она дрожала лихорадочным желанием. Не успев еще закрыть дверь, она потянула язычок молнии. Она дошла до кровати, ни разу не споткнувшись, и успела по пути раздеться.

Любая женщина десять раз подумала бы, прежде чем лечь — голой — в незнакомую кровать. Но не Элия. Она знала, чье ровное дыхание доносится с этой кровати. Она почти всхлипывала от счастья — возбуждения — и желания.

Он все-таки важен для нее! Важен! Нужен! Да!

Глава 19

Кейнсвилл, 10 апреля

День прошел из рук вон плохо, за что ни возьмешься — все шло наперекосяк, ни одной, хоть самой малой, радости, сплошная злость и тоска. А раз так, сказал себе Седрик Д. Хаббард, попробуем хотя бы отоспаться. Хоть чуть-чуть компенсировать прошлый недосып. Седрик лег рано, возможно, именно поэтому он спал чутко. Спал — это точно, ведь он видел сон, а во сне видел Элию, и она обнимала его и целовала. А потом оказалось, что это уже не сон, а и вправду Элия, и он снова был сверху, и снова… Господи, да бывает же так хорошо!

— А ты точно знаешь, что ты не сон? — промычал Седрик через несколько минут.

— Не веришь — так потрогай.

— Ты теплая, мягкая, прямо как во сне.

— Во сне? А такое, что только что с тобой было, такое во сне бывает?

— Конечно. Откуда я знаю, что это — не поллюции… Ой!

Нет, Элия — не сон. Сны не щиплются. И все равно она была сном. Только что была, а теперь — не сон. Седрик даже не успел до конца проснуться, но он был готов заранее — потому что видел ее во сне. Он очень надеялся, что не был в полусне слишком уж грубым, а то вот слезы у нее капают. Он спал, а потом вдруг оказалось, что она здесь, по-взаправдашнему. А может, думал он, я даже установил сейчас какой-нибудь такой мировой рекорд, что все так скоро. Понятное дело, мужчина не должен торопиться и должен заботливо относиться к партнерше, но это ж — когда не спишь, а я же почти и проснуться не успел. Вот в будущем — в будущем я буду и внимательным, и заботливым. И все равно — как же это здорово вот так вот проснуться!

— А я не сделал тебе больно?

— Для тех, кто не понял, повторяю в третий раз: нет, милый, ты не сделал мне больно. Я бы очень хотела, чтобы всегда было так хорошо. Ты же слышал меня. Я же ничуть не притворялась, клянусь чем угодно.