Царская свара (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 50

Если государь Иоанн Антонович заинтересуется, то многих его потаенных недоброжелателей на дыбу вздернуть придется, и кнутом жестоко попотчевать. И тогда правда выявлена будет…

Суворов покхекал — довелось ему слышать от людей, что с самим князем-кесарем в Преображенском приказе служили, а позже и от самого Андрея Ивановича Ушакова, что при царице Анне Иоанновне Тайную канцелярию возглавлял, страшные вещи. Это сейчас уже почти не пытают, а тогда в застенках только свист кнута слышали, который «длинником» именовали. Так из-под этого кнута, что на спине хорошо «погулял», от подозреваемого «подлинную правду» извлекали. А была еще истина «подноготная» — с иголками под ногтями никто не запирался, все на следствии соучастников дружно выдавали. Надеялись, что пытать не будут дальше.

Дурашки легковерные!

Наоборот будет — он сам отдаст приказ пытать как можно крепче и настойчивее. Ведь, как и происходит — если человек признание сделал, пусть и малозначимое, то все, надломлен он, и пытать его надо изощренно, чтобы в изумление вошел, сломался духом. Вот тогда пытуемого наизнанку вывернуть можно — сдаст всех…

Глава 9

Нарва

Императрица Екатерина Алексеевна

вечер 8 июля 1764 года

— Сейчас мы переправимся на плашкоуте, ваше величество, — тихо произнес один из доверенных людей Григория Орлова, который попросил называть его Петром, в голосе чувствовался неистребимый остзейский акцент. Второй спутник императрицы был неразговорчив совершенно, она подумала даже что он немой в первые часы, пока не услышала от него словечки, свойственные простолюдинам. В приличном обществе так не общаются, отчего женщина сделала вывод, что тот обычный слуга. Вот только был он при шпаге, а полы распахнувшегося плаща позволили ей увидеть рукояти пистолей. Впрочем, старший из спутников был тоже вооружен, как говорится, до зубов. Да и она сама имела под рукою пару дорожных пистолетов, недавно доставленных из Англии.

Все трое были в дорожных плащах и треуголках, ставших серыми от пыли, и держали в поводу трех уставших фыркающих лошадей, на которых пересели на мызе у Ямбурга, миновав ямскую станцию, сменив почти загнанных коней на свежих.

— Нужно объехать Нарву!

По левую руку возвышались высокие стены древней русской крепости Ивангород — круглые башни торчали из каменных куртин как столбы, одна даже как бы спускалась к Нарове, свинцовой и бурной. А вот через реку напротив Ивангорода высился старинный замок с высокой башней, название которой — «Длинный Герман» — Екатерина Алексеевна запомнила по поездке, которая началась для нее три недели тому назад.

Как давно это было!

Тогда длинный императорский «поезд» из многих сотен карет и повозок встречали восторженные бургеры, ликующие крики сопровождали царицу. Но все в этом мире суета и тлен — сейчас ее уже не существовало, и никто из случайных людей не заподозрил бы, что рядом с ними стоит самодержица Всероссийская, перед которой еще несколько дней тому назад повсеместно трепетали и ловили ее взгляд.

— Боже, как я устала, — тихо прошептала Екатерина Алексеевна, и жалея, и подбадривая себя одновременно. Столько ей никогда не приходилось ездить рысью, находясь в седле по доброму часу — в пути они останавливались только три раза, меняя уставших лошадей на мызах. Там ее спутники торопливо переседлывали коней, а она, покачиваясь, шла в «нужную» будку, где справляла возникающие потребности. Пила вино, опиралась на стремя, и с помощью слуги, забиралась в седло.

И начиналась бешеная гонка — четверть часа лошади шли рысью, потом переходили на шаг, отдыхая, а императрица с заплаканными глазами, могла только тихо стонать — внутренние поверхности бедер горели огнем, нежная кожа была содрана. Вот и сейчас, ей помогли слезть с седла, и она с трудом стояла, поддерживаемая Петром под локоть.

— Потерпите немного, ваше величество, через полчаса мы будем на мызе — там вас ждет польская бричка. Вы сможете поспать немного, а ноги вам намажут мазью для заживления кожи.

Екатерина вспыхнула, она поняла, что ее страдания спутники давно заметили. Более того, предвидели такие мучения и заранее подготовились их облегчить. Конечно, скорость немного снизится, но женщина была готова перетерпеть еще большие мучения, но благополучно убраться из России, ставшей для нее в одночасье враждебной.

Уплыть из этой страны, где многие ее жаждут убить, когда она всем хотела только добра. И не ее вина, а беда, что не смогла реформами улучшить жизнь народа.

— Вы удивительны, ваше величество, и поразили меня! Я с детства на коне, и скажу прямо — мы прошли полтораста верст за девять часов, сделав три остановки на замену лошадей. Русские драгуны вам могут только молча завидовать — у них в день переход по уставу вдвое короче, и это считается быстрым движением. А нормальный переход втрое короче от нынешнего — до полсотни верст всего, и это считается достаточно много. С таким уставом войну выиграть трудно, да и порядка нет.

Екатерина кивнула и чуть всхлипнула — приятно, что ее так оценил мужчина, но память тут же зазвенела колокольчиком и разум встрепенулся. Спутник что-то сказал неправильно, как то не так, пусть он даже остзейским немцем. Но усталость была настолько велика, что с трудом сделала несколько шагов и оказалась на пароме — показываться у закрытых городских ворот было крайне рискованно.

Спутники ввели коней на настил, Петр бросил рубль кормщику. Весла ударили разом, дружно вспенив речную гладь — переправа началась. Плашкоут шел быстро, течение сносило его к острому углу бастиона Виктория, что выходил на реку, прикрытый равелином. За ним показался правый фас бастиона Гонор — высокая каменная стена с орудийными портами. И она словно мыслями ощутила творение шведского архитектора Дальберга, что построил столь мощную крепость, взятие которой стоило русским долгого времени и больших потерь.

Плашкоут ударился о сваи — переправа оказалась короткой, хотя река в этом месте была достаточно широкой. Спутники вывели коней — Петр преклонил колено и Екатерина Алексеевна, хотя ей всячески помогали, с трудом поднялась и разместилась в седле.

— Потерпите, государыня, совсем немного осталось, — прошептал Петр, наклонившись. — Сейчас шагом пойдем, а как Глорию минуем, то перейдем сразу на рысь. Мы уже у цели!

Лошади миновали равелин и выехали на дорогу. Левый каменный фас бастиона Гонор отсутствовал напрочь, вместо него возвышалась высоченная насыпь, поросшая кустами и даже деревьями. Она знала, что именно здесь войска Петра Первого пошли на штурм, стоило разбитой осадными пушками стене обвалиться на широком участке. Тут же она увидела фланк бастиона Глория, потом более низкий фас, перед которым зеленел болотной тиной крепостной ров, производивший удручающее зрелище.

Лошади проехали мимо него, чухонские комары яростно атаковали путников, но оставили эту затею, когда кони пошли рысью. Екатерина обернулась — шпили ратуши и биржи пронзали темное вечернее небо. Виднелись еще два бастиона — про них ей рассказывали, а женщина имела великолепную память — Фама и Триумф — а там за домиками пригорода возвышался Длинный Герман, со сторожевой башенкой на самой крыше. Величественная крепость, к счастью, она ее больше не увидит.

— Даст тойфель!

Маленькая кавалькада проносилась мимо трактира, когда лошадь слуги неожиданно споткнулась и рухнула на землю. На дороге оказалась ямка, в которую несчастное животное угодило копытом. А вот простолюдин оказался проворным — он ухитрился так соскочить с падающего коня, что Екатерина Алексеевна не заметила.

Пришлось остановиться на минуту. Слуга быстро осмотрел ногу коня и кивнул Петру — можно было ехать. Из трактира выбежал толстенький бюргер, размахивая руками и кляня на трех языках возчиков леса, что под вечер разбили своими возами дорогу.

— Не нужно ли что-нибудь господам?

Заискивающе спросил толстяк на немецком языке, на что Петр ответил коротким и жестким «нет». Трактирщик только поклонился и пожелал господам путникам счастливого пути.