Мой личный враг (СИ) - Орлова Настя - Страница 28

Я не страдаю от скромности и вполне адекватно оцениваю свою внешность, результат удачного симбиоза родительских генов: в этом платье, даже без какого-либо макияжа на лице, с волосами, собранными в беспорядочный пучок на макушке, я выгляжу очень круто. Ситуацию не портит даже то, что за последнее время я похудела на пару килограммов и в глазах поселилась беспросветная тоска, которая не желает уходить даже с допингом в виде шелкового платья.

— Мира, ну какая же ты красивая! — это бабушка, которая приехала помочь маме с Андрюшей, заглядывает в комнату.

С улыбкой кручусь вокруг своей оси, демонстрируя ей обновку, и спрашиваю:

— Правда, платье классное?

— Ты классная, — поправляет бабушка. — Платье это просто подчеркивает. Никогда не забывай об этом.

Слова бабушки не выходят у меня из головы, пока я готовлюсь к вечернему приему. И глядя на себя в зеркало уже с укладкой и макияжем, над которыми почти час трудилась девочка-стилист, я повторяю их про себя как мантру. Я могу лгать всем вокруг, что со мной все в порядке, но себе не могу — этот месяц здорово пошатнул мою веру в себя, и я немного беспокоюсь, как буду выглядеть на фоне разряженных в дизайнерские наряды и бриллианты женщин.

— Спасибо, что согласилась поехать со мной, — ладонь папы накрывает мои сцепленные на коленях пальцы, пока автомобиль с водителем несет нас по заснеженным улицам февральской Москвы. — Я знаю, тебе сейчас не до развлечений.

— Пап, как я могла не поехать? — отвечаю робко.

— Я бы с удовольствием остался дома с мамой и Андрюшей, но этот человек, — папа устало морщится и говорит так, словно оправдывается: — Мне действительно нужно его лобби, если я хочу, чтобы мы сохранили стройку в Петербурге.

— Пап, не нужно мне объяснять, — говорю я совершенно искренне. — Я рада, что могу поддержать тебя. Правда.

Он кивает и откидывает голову на спинку сидения, прикрывая глаза. В последнее время папа сам не свой. Уставший. Рассеянный. Разрывается между домом и работой. И на его фоне мои собственные проблемы и переживания вдруг кажутся мне надуманными и смехотворными.

Прием проходит в одном из самых роскошных отелей города. Сегодня здесь присутствует весь цвет высшего общества Москвы. Не звездного и журнального. А того, который имеет реальный вес в экономической жизни не только столицы, но и всей страны.

— Прекрасный вечер, не правда ли? — в ответ на обращенную ко мне светскую фразу, я вежливо улыбаюсь и согласно киваю.

Под руку с отцом я по кругу обхожу зал, приветствуя его знакомых. Некоторых из них я уже встречала на том самом первом московском приеме летом. Кого-то папа представлял мне впервые.

— Влад, ты не говорил, что у тебя такая красавица-дочь, — с широкой улыбкой приветствует меня именинник, Алексей Вениаминович Селезнев. Довольно молодой сенатор, который, по слухам, меняет любовниц с той же регулярностью, что и свои костюмы.

— Предвидел твою реакцию, — смеется папа, но в его голосе я слышу предостережение.

— Я помню о твоей просьбе, — уже серьезнее произносит Селезнев. — В понедельник набери меня около одиннадцати. Обсудим.

Папа согласно кивает.

— Но сегодня о делах не будем, — предупреждает виновник торжества, жестом подзывая официанта и вручая нам по бокалу шампанского. — Наслаждайтесь. Мирослава, надеюсь, ты сохранишь за мной один танец.

Опускаю глаза, чувствуя как щеки совсем некстати алеют, и делаю глоток из высокого бокала, ощущая как горло пощипывают пузырьки дорогого игристого. Мы отходим от Селезнева, но лишь для того, чтобы быть перехваченными другими гостями, которые хотят поприветствовать отца.

В карусели знакомств я забываю о времени и даю себе возможность просто насладиться вечером, с интересом глазея по сторонам. Так продолжается ровно до того момента, как в противоположном углу я замечаю высокую фигуру в черном.

На миг мне кажется, что земля закачалась под ногами. Застываю на месте, до боли в костяшках стискивая пальцами рукав пиджака отца, и не могу вздохнуть. Не может быть, что это не галлюцинация. Я так долго мечтала о новой встрече с Даниилом Благовым, что наверное приняла за него кого-то другого. Это не он. Не он.

Но это он. Я это знаю, чувствую, еще до того, как он оборачивается, потому что ни один человек кроме него никогда не оказывал такого воздействия на мой разум и чувства.

Даниил одет в строгий черный костюм и белую сорочку, которые выгодно подчеркивают его подтянутую фигуру и широкие плечи. Густые черные волосы стали короче, чем я помню, но гордая посадка головы, чеканный профиль и пухлые губы те же, что я знала в той прошлой жизни, ограниченной горной долиной. И все, что я не должна была чувствовать к человеку, который обманул мое доверие, вдруг вернулось: глупая и нелепая вспышка неконтролируемой радости, тупая тяжесть в груди и приятная невесомость патокой растекающаяся в животе.

Чтобы избавиться от непрошенных ощущений, мне требуется несколько секунд, но все это время я не могу оторвать от Благова глаз, с каким-то мазохистским наслаждением изучая его волевой профиль и теряясь в противоречивых желаниях сбежать и сделать так, чтобы он меня заметил.

Впрочем, последнее случается еще до того, как я определяюсь, чего же хочу больше. Даниил вдруг разворачивается прямо ко мне и от вызывающего выражения его пронизывающих синих глаз мое горло сводит болезненной судорогой, а кожа на руках покрывается гусиной кожей. В этот миг мне даже кажется, что я в одиночестве стою в центре темного туннеля и слышу гул приближающегося поезда, но даже под страхом смерти не способна сдвинутся с места.

— Мира, ты в порядке? — обеспокоенный голос отца с опозданием напоминает мне, что я здесь не одна наедине со своей болью из прошлого, что вокруг меня люди, которые с недоумением поглядывают на меня.

Как лунатик ошеломленно смотрю по сторонам, стараясь собраться с мыслями, но я так взбудоражена своей реакцией на Благова, обезоружена физическим и эмоциональным возбуждением, что не могу успокоиться.

— Прошу прощения, — вежливо произношу я, прилагая максимум усилий, чтобы мой голос не дрожал. — Я ненадолго отлучусь.

Резко поворачиваюсь на каблуках и иду прочь, ощущая спиной тяжелый взгляд синих глаз. Возможно, это ошибка. Мне нужно было остаться, чтобы показать ему, что он меня больше не интересует. Но я понимаю, что не смогла бы сыграть эту роль сколько-нибудь убедительно: присутствие Даниила тревожит меня на каком-то глубоко эмоциональном уровне. Каждая клетка тела вибрирует под его взглядом, сердце ускоряет бег, а кожа то покрывается липким потом, то утопает в зябкой дрожи. В этой ситуации оставаться на месте, делая вид, что я продолжаю следить за непринужденной светской беседой, просто выше моих сил.

Когда я, наконец, добираюсь до туалета, меня прошибает холодный пот, ноги подкашиваются, а руки трясутся от дикой смеси обиды, паники и возбуждения. Мечтаю как можно скорее спрятаться в уединении туалетной комнаты, чтобы привести себя в порядок, но и тут мне не везет. Мне приходится подождать почти минуту, прежде чем одна из туалетных комнат освобождается. И когда заветное одиночество совсем рядом, мне мешает нога в дорогом ботинке, которая втискивается в узкий просвет между косяком и дверью. Пока я в замешательстве дергаю на себя ручку, дверь распахивается полностью, едва не сбивая меня с ног.

В комнату вваливается Благов. Пока я соображаю, что делать, он захлопывает за собой дверь, прислоняясь к ней своей спиной и отрезая мне путь к свободе.

— Ну, здравствуй, — произносит он своим низким, густым голосом, пока его глаза жадно шарят по моему телу.

Я не могу ответить. Глубоко дышу, но тревога упорно не желает уходить, а я не в состоянии предотвратить то, что уже происходит. Кровь быстрее разгоняется по венам, сердце бухает в груди, и я с удивлением понимаю, что физически неспособна отвести глаз от его лица. Окажись я в этот момент в падающем лифте, и то не чувствовала бы себя столь же беспомощной, как в присутствии Благова.