Разбойничья дорога - Дункан Дэйв - Страница 17

Отец внимательно посмотрел на нее, потом заговорил чуть мягче:

– Шалиаль, доченька! Это единственный выход для нас, для тебя. И в первую для того несчастного глупца, который оказался не умнее тебя.

Она покачала головой, не поднимая на него глаз:

– Папа, ах, папа!

– Даже не пытайся обращаться ко мне, пока не докажешь своего дочернего повиновения. Если ты не хочешь сделать то, о чем я тебя прошу, из уважения к отцу или ради памяти твоей дорогой матери – да упокоит Морфит ее душу, – сделай это хотя бы ради него и спаси его – сейчас, пока есть еще время.

– Время? Конечно, у меня ведь есть еще время? Хотя бы до утра?

– Нет. Все должно быть решено здесь и сейчас. Я глаз не могу сомкнуть от горя. Так кто?

Ее голос прозвучал так тихо, что я не разобрал слов, но мне показалось, она ответила: «Они все чудовища!»

– Вздор! Твоему упрямству нет предела! Значит, тогда – Куэрт. Уж он-то сумеет тебя укротить.

– Папа! Предложи кого-нибудь еще!

– Нет. Ты должна выйти замуж как можно быстрее. Я не вижу другого выхода.

На мой взгляд, все это было очевидной западней, но она ничего не замечала. Комедия была тщательно продумана – вплоть до выбора часа, когда жертва менее всего в состоянии сопротивляться. Шалиаль с трудом уже сдерживала слезы.

– Есть еще один, – еле слышно пробормотала она, – еще один выход.

Она не поднимала взгляда, а то увидела бы промелькнувшее на лице ее отца выражение хитрого удовлетворения.

– Какой?

Она снова ответила шепотом.

– Зачем? Чтобы раскаяться?

– Чтобы стать жрицей.

Ториан снова застонал.

– Ты действительно это сделаешь? – грозно спросил отец.

Она кивнула.

– Скажи это! Если я поверю твоим словам, я, быть может, и соглашусь.

– Я стану жрицей.

Трое слушателей в хламидах качнулись вперед. Ториан сделал попытку вскочить, и я схватил его за плечо. С таким же успехом я мог бы попытаться уложить дикого быка мухобойкой. Тем не менее он снова плюхнулся на живот – не столько, боюсь, благодаря мне, сколько из-за того, что он забыл про толстую ветку над своей головой. Должно быть, удар слегка оглушил Ториана. На время он забыл свой рыцарский порыв и просто лежал, потирая затылок.

Девушка вздрогнула от страха и отвращения, когда трое мужчин шагнули в комнату. Все они были жрецами – безбородые, тучные, с выбритыми головами. Двое – в желтых хламидах, старший – в алой.

Вспышка алого в ночи придавала всей этой милой семейной интриге новую окраску – тут был замешан Балор. Все сходилось. Девушка в мольбе запрокинула голову, и эта поза лишь усилила мое ощущение, что я видел ее раньше. Если я видел ее во сне, я не помнил из этого сна больше ничего.

– Вы слышали, ваше святейшество? – спросил отец.

– Мы слышали, – ответил Алая Хламида. – При встрече со старшим жрецом, детка, положено преклонять колена.

– Это же была ловушка! – свирепо прорычал Ториан.

– Разумеется. Молчи.

Девушка опустилась на колени. Старший жрец был приземист и до невозможности толст. Он возложил ей на голову свою пухлую руку и заговорил писклявым голосом евнуха:

– Шалиаль Тарпит, ты по собственной воле изъявила желание пойти в служение к святой Майане. Великая Матерь приветствует тебя и прощает тебе твои прегрешения. Теперь ступай с нами, и да пребудет с тобой ее благословение. – Он усмехнулся.

Ловко проделано, подумал я. Ее просто вынудили это сказать. Интересно, кто же он, ее так и не названный любовник?

И еще интересно, что должен делать во всей этой истории я, если уж на то пошло?

Шалиаль не пыталась сопротивляться. Выходя из комнаты в сопровождении двух желтых хламид, она держала голову высоко, не глядя на отца. Она знала, что ее провели, и знала, кто это сделал. Знала она и то, за что, хотя мне это было неизвестно.

Тарпит остался наедине со старшим жрецом. Они улыбнулись друг другу.

Очень ловко проделано.

Даже если Тарпит один из главных людей в городе – а похоже на то, – что за уровень должен быть у этой интриги, чтобы вытащить главного жреца из постели посреди ночи для того лишь, чтобы посвятить молодую женщину в жрицы? Тарпит спокойно посмотрел на гостя, повернулся и скрылся из вида. Довольно скоро он вернулся с двумя полными кубками и протянул один жрецу.

– Да хранят боги этот дом, – произнес жрец.

– Мне кажется, ты мог бы отпустить нам все грехи. Я ведь делал все это без особой охоты, ваше святейшество! – Тарпит одним глотком опорожнил свой кубок.

– Еще бы! Да, тебе уготована ужасная роль. Но побуждения твои чисты. Ты всего лишь исполнил свой отцовский долг. Тебе не в чем раскаиваться, сын мой. – Толстяк в задумчивости отхлебнул из кубка. – Так в твоих утверждениях не было правды?

– Конечно, нет!

Даже на расстоянии я унюхал ложь, и, несомненно, это не укрылось от внимания жреца. Он наморщил лоб – казалось, даже бритый затылок собрался складками.

– Разумеется, в таких случаях, – произнес он масленым голосом, – принято делать небольшие приношения. – Он снова усмехнулся и протянул пухлую розовую руку. – Так, небольшой сувенир?

Купец нахмурился, но нехотя снял с шеи одну из толстых золотых цепей и повесил на протянутые в ожидании пальцы. Рука жреца не пошевелилась в ожидании большего.

– Условия были оговорены заранее, Нагьяк!

– Меня положено называть «ваше святейшество». На худой конец – «отец».

– Пальцы продолжали ждать.

Похоже, купцу легче было смириться с потерей дочери, чем имущества. Он вспыхнул от ярости.

– Что проку тебе в золоте? Зачем кастрату позолота?

Глаза жреца почти скрылись в складках жира.

– Не забывай, с кем разговариваешь, сын мой. – Высокий голос зазвучал пронзительнее.

– Сам не забывай! Я возглавляю гильдию купцов города, Нагьяк. Мы помогли тебе возвыситься, мы же можем и скинуть тебя!

– Не думаю. Нет, право, не думаю. Это в высшей степени невероятно. – Улыбка жреца привела бы в ужас даже крокодила, но золотая цепь все же скрылась в складках хламиды.

Тарпит не сводил с него пристального взгляда. Мне редко приходилось видеть заговорщиков, относившихся друг к другу с такой враждебностью.

– Когда же? Как скоро?

Нагьяк пожал пухлыми – ни дать ни взять две подушки – плечами.

– Не печалься так, сын мой! Я согласен с военачальником Арксисом: у нас есть еще немного времени. Я полагаю, что этот хитрец хочет собрать все форканские орды у наших ворот. – Он визгливо хихикнул. – Ведь так мы сможем разделаться с ними разом, когда Балор поведет нас в бой, не так ли?

Купец уже повернулся, чтобы выйти из комнаты, но, услышав это, задержался. Теперь его возбуждение казалось более искренним, чем прежде, когда он обрушивался на свою дочь.

– Сорок лет! Сорок лет требуется на то, чтобы вырастить оливковое дерево! Видел ли ты дымы на востоке? И ведь я не один в таком положении, Нагьяк! Половина семей в городе разорена, а вы тут топчетесь в нерешительности!

– Половина семей? – надул пухлые губы жрец. – Оливковые рощи? Виноградники? Стада? А жизнь наших отважных юношей? О них ты подумал?

– У нас с тобой уговор! – свирепо повернулся к нему Тарпит. – Когда эта старая жаба исполнит свой долг?

Нагьяк развел руками в шелках, распустившись словно огромная алая роза.

– Когда будет благоугодно Майане. В новолуние. Или в следующее новолуние.

– Ходят слухи, что с ней случился еще удар.

– Не верь базарным слухам, сын мой! От них одно расстройство. Храни спокойствие и веру! Завтра глашатаи возгласят во всеуслышание о твоей жертве. Народ будет потрясен тем, что ты отдал единственную дочь в служение Великой Матери. Какая жертва! Они будут рыдать от умиления и рукоплескать тебе! – Он ухмыльнулся. – Возможно, они даже день или два не заметят, какие цены у тебя в лавках. Ну и конечно, будут дивиться подобным же жертвам, принесенным некоторыми другими видными горожанами.

Намек был достаточно прозрачен – купец побледнел.