Разбойничья дорога - Дункан Дэйв - Страница 13

Когда на небо высыпали звезды, я сам не знаю как добрел до своего тогдашнего жилища и рухнул на тюфяк. Волшебные истории роились у меня в голове, и я не мог выбрать, о какой из них поразмышлять в первую очередь. В конце концов я уснул и во сне увидел город со множеством башен, высоко на горе, попасть в который можно только по длинному пандусу с простирающейся внизу равнины. Со слов старухи я узнал Занадон и понял, что призван.

Среди прочих чудес она подробно описала Занадон и рассказала, как ему одному из всех городов Пряных Земель удалось остаться непокоренным. Такова воля Балора, сказала она и объяснила, в чем могущество Балора: из множества богов, зачатых Отцом-Небом и Матерью-Землей, только Майана и Балор – близнецы.

– Да ну! – возмутился Ториан. – А что же Ашфер и Бин Дос, или Сейлмок и…

– Заткнись! – отрезал я, и он смолк. – Воистину несть числа легендам, что рассказывают про богов, а жизнь коротка. Разобраться в них – жизни не хватит. Некоторые искажены или просто врут, некоторые неполны, некоторые кажутся нам противоречивыми, хотя сами боги видят в них какой-то смысл. Так давай придерживаться одной легенды – раз уж мы с тобой в древнем Занадоне, будем уважать его богов.

Города вырастают и обращаются в прах, империи возвеличиваются и приходят в упадок, и только Занадон носит имя «Непобедимый». Это известно всем и каждому не только в Пряных Землях, но и во всем мире.

Так вот, в Занадоне говорят, что Майана с Балором были близнецами. И когда боги спустились на землю, чтобы создать племена человеческие, Майана с Балором, будучи близнецами, основали Занадон и порешили, что он будет вечным. Они отстроили его великолепным и могучим и жили в этом городе, как было принято у богов в Золотой век. И Занадон процветал под их владычеством.

Тебе, конечно, известно, как окончился Золотой век и как Отец-Небо призвал всех богов в свою обитель по Ту Сторону Радуги, и созвал там Большой Совет, и поручил каждому богу или богине заниматься каким-то одним делом. Все признали правоту Его решения. И лишь Балор не согласился и был назначен богом войны.

Ториан издал звук, который мог означать и несогласие, но промолчал.

– Конечно, у Непостоянного есть и еще имена, – признал я. – Кразат, и Гар Грюнн, и Файл. В Полрейне его зовут Штах, верно?

– Кажется, так.

Интересно, подумал я, почему это он не сознается, что он родом из Полрейна, первого города, павшего жертвой форканского нашествия. Так мало людей спаслось оттуда, что я до сих пор не слышал достоверного рассказа об этом несчастье и был бы не прочь восполнить пробел.

– И многие из тех, что зовут так бога войны, признают и Балора, хотя наделяют его другими атрибутами. Впрочем, я уже сказал, теологию мы оставим на потом.

Так вот, скрепя сердце отправился Балор исполнять обязанности, порученные ему отцом. А безутешная Майана осталась одна и правила с тех пор Занадоном без помощи брата.

Но на этом легенда не кончается. Известно, что как бог войны Балор беспристрастен. Если он благосклонен к кому-то в одно столетие, он должен отвернуться от его детей в следующем. Так повелел Отец-Небо, ибо только так поддерживается справедливость в мире, и мы и впрямь видим, что Балор недолго поддерживает кого-то одного. Он воодушевляет слабых на безумную храбрость в бою, а мощных ниспровергает. В Ургалоне даже говорят, что он слеп.

И единственным исключением из этого правила остается Занадон. В Занадоне говорят, что в отчаянии от непосильного бремени, возложенного на него на Большом Совете, Балор так рыдал, что остальные боги исполнились жалости к нему и стали просить за него Отца-Небо. Отец богов оставался непреклонен, и только когда сама Мать-Земля присоединила к их мольбам свой голос, он сделал одно-единственное послабление – позволил Балору никогда не обращать свой гнев на город, основанный им самим.

Так с тех пор и было. Когда к вратам Занадона подступает враг, Майана обращается к своему брату. Она напоминает ему о том, что они близнецы. Напоминает о счастливых днях, что они провели здесь, правя городом. Она напоминает ему о том, что жители города – все равно что его дети. Она призывает его вновь стать ее царственным супругом и любовником, как было когда-то. И вспомнив, как сильно он любил Майану, Балор вспоминает о долге перед своим городом и своей сестрой. И тогда, приняв обличье смертного, сходит он в Занадон и сам ведет войско в бой. И ведомое самим Балором, войско это всегда торжествует победу, как бы ни был силен противник.

Наутро, после того как старуха рассказала мне все, я отправился искать ее. Я потратил на поиски весь день, и никто не смог сказать мне, с кем я говорил. Поэтому вечером я поцеловал Роатину – само собой, не обошлось без слез – и пошел через шумный базар на берег великой Натипи, и сел на судно, направлявшееся вверх по реке, вдоль Берега Небесных Жемчугов. Так попал я в Пряные Земли. Два долгих года странствовал я, и теперь пришел.

– Вот так ты и попал в Занадон? – спросил Ториан. – И прямо в разгар войны.

– Я знал, что попаду сюда в разгар войны. Боги всегда направляют меня туда, где свершаются великие события, чтобы я свидетельствовал о славных подвигах и возвышенной любви. Что до любви и жертвенности, их я встречал предостаточно. Бурь, голода, землетрясений и войн – тоже. Но никогда еще я не видел бога, Ториан! Пока не видел.

– Теперь форканцы стоят у ворот.

– Теперь Балор придет во гневе и спасет свой город!

Я закончил свой рассказ, но все, что сказал на это Ториан, было: «Надеюсь, ты прав».

8. Дева в беде

С наслаждением выбрались мы из-под плиты. Ториан потянулся и потер спину.

Я на всякий случай оглядел темный двор. Свет в окнах погас; город спал. Луна должна была показаться незадолго до рассвета, но в Пряных Землях и звезд было больше, и были они ярче, чем в иных местах, в иное время, и небо было золотым великолепием. Я старался не смотреть наверх, ибо звезды отвлекают меня.

Наши нужды были просты, но нельзя сказать, чтобы их было мало: вода – смыть следы крови, одежда – прикрыть наготу, инструменты – снять ошейники и убежище – отдохнуть. Боги должны знать это не хуже меня.

Но прежде всего нам необходимо было убраться из этого двора. Сараи в одном углу походили на кладовые, в другом – на конюшню и каретный сарай. С моим дюжим спутником мы запросто могли бы забраться на крышу одного из них, но в летнюю ночь она вполне могла быть усеяна спящими слугами. Крыша же самого дома была выше и потому для нас недоступна. Окна забраны решетками, все двери и ворота наверняка надежно заперты.

Ториан вновь приподнял плиту. Я вынул амфору. Камень скользнул на место с ужасным звуком, который, казалось, прокатился эхом по всему городу, но на деле был почти неслышным. Только тут вспомнил я про цепь, оставшуюся под ступенями. Она могла бы пригодиться нам – перебраться через ворота на улицу. Но что потом? Обнаженные, в бронзовых ошейниках…

Мне не нужно было объяснять наше бедственное положение Ториану.

– Ну? – спросил он угрожающим шепотом. – Не поменяли ли мы один плен на другой?

– Боги позаботятся.

– Лучше бы им поторопиться!

Что-то стукнуло у ворот.

Я нырнул в угол и вжался в него, изображая водосточную трубу. Ториан исчез со скоростью, замечательной для человека его сложения.

Мы попали во двор через большие ворота для телег, но сейчас открывалась со скрипом только маленькая дверца в одной из створок. Ториан прижался к стене рядом с дверцей. В свете звезд мелькнула белая повязка – человек вошел и повернулся запереть калитку. Огромные лапищи Ториана сомкнулись на его шее и опустили обмякшее тело на землю.

– Осторожнее! – подскочил я к нему. – Не убей его!

Ториан склонился над своей жертвой. Взгляд, которым он смерил меня, обладал парализующей силой даже в свете звезд.

– Извини, – прошептал я.

Он ведь не предупреждал меня, что он воин. Впрочем, я мог бы и сам догадаться. Воины – хлопотные спутники: скоры на обиду и еще более скоры на наказание.