Прошедшее повелительное - Дункан Дэйв - Страница 20

– Возможно… – Инспектор решил сменить тему. – Вам не кажется странным то, что ваши приемные родители никогда не приезжали в отпуск в Метрополию? Администраторам округов обыкновенно предоставляется отпуск каждые два года, разве не так?

– Не знаю. Да, кажется, так. Но ведь Ньягата так далеко. А в те дни она казалась еще дальше. Это, впрочем, не самая убедительная причина. Все колонии далеко.

– Ваш кузен Эдвард. Неделю назад он направлялся на Крит. Когда ему пришлось поменять планы… когда он вернулся в Англию – почему он поехал в Грейфрайерз?

– Не могу сказать точно.

– Он не связывался с вами?

Алиса покачала головой.

– Он послал мне открытку проездом через Лондон. Видите ли, я не значусь в телефонной книге. Он написал только, что поездку пришлось отменить и что он собирается сюда, пожить у генерала и миссис Боджли.

– Он не хотел останавливаться у дяди, – сказал Лизердейл. – Тогда почему не у вас?

Алиса почувствовала, что краснеет, но решила не обращать на это внимания.

– Я не могла бы пустить его к себе!

– Но почему?

Ее щеки запылали еще сильнее.

– Право же, инспектор! Если почтенные дамы, нанимающие меня, услышат, что кто-то видел молодого человека, выходящего из моей квартиры, они меня не пустят больше на порог! Они меня к своим пианино не подпустят, не говоря уже про детей!

Это было истинной правдой, но не настоящей причиной. Что, если Эдвард наткнулся бы на какую-нибудь вещь Д’Арси? Ночную рубашку, например? Эдвард ведь романтик – это бы убило его.

– Но вы в хороших отношениях?

– О да! Я ведь говорила вам, я люблю его как брата.

– А каковы его чувства к вам?

Алиса отвернулась и посмотрела на пустой камин.

– Почему бы вам не задать этот вопрос ему, инспектор?

– Убийство не оставляет места для интимных тайн, мисс Прескотт.

Она в ужасе повернулась к инспектору:

– Боже правый! Уж не хотите ли вы сказать, что я окажусь теперь на растерзании у желтой прессы? «Светские новости»? – Стоит репортерам унюхать скандал, тем более связанный с убийством, и пристегнуть к нему Д’Арси, и на его карьере можно будет ставить крест. Его жена – такая мстительная сучка!

Лизердейл пожал плечами:

– В обычное время я бы ответил утвердительно. Полагаю, что на этот раз кайзер оказывает вам добрую услугу.

– Ну что ж, спасибо и на этом.

– Так вы ответите на мой вопрос, мэм?

– Мой кузен верит, что влюблен в меня.

– Верит?

Она снова отвернулась к камину.

– Эдвард вел очень строгую жизнь, во многих отношениях – чрезвычайно замкнутую. В последний раз он видел своих родителей, когда ему было двенадцать лет. Они погибли при ужасных обстоятельствах четыре года спустя. Я была единственным человеком, к которому он мог обратиться. Я на три года старше, а это очень много в таком возрасте. Некоторые его письма были просто душераздирающими! И как раз тогда, когда боль начала стихать, комиссия по расследованию трагедии в Ньягате втоптала в грязь репутацию Камерона. Для Эдварда это было равносильно прогулке по Аду.

Она заставила себя посмотреть полицейскому в глаза.

– Я фактически единственная девушка, которую он знает! Неужели вы не понимаете? Эдвард унаследовал кельтский романтизм. Он верит, что влюблен в меня. Но теперь, когда он окончил школу… через несколько месяцев… когда у него будет шанс познакомиться с другими девушками…

Вряд ли Эдварду удастся познакомиться с девушками, если эти несколько месяцев он проведет в тюрьме.

14

Наверное, единственное, что Амбрия Импресарио говорила хорошего про Нарш, – и тут Элиэль была с ней полностью согласна – это то, что здесь очень хорошая гостиница. Верно, гостиница была ветхой и не слишком чистой, зато стояла совсем недалеко от стригальни, где проходили представления. В ней было достаточно тесных комнаток, и весной, когда труппа приезжала в Нарш, почти все они были свободны. Когда они выступали в Нарше, от Элиэль не требовалось притворяться по ночам спящей.

Снег начинал заносить переулки. Заметно стемнело. Элиэль наконец добралась до гостиницы, сокрушенно думая о том, что они могли бы уже находиться в теплом Филоби и готовиться к вечернему представлению.

Ее еще немного трясло, но никто из страшных богов за ней вроде бы не гнался. Сам Дольм, возможно, уже истек кровью, если только бог не помог ему. Так или иначе, он был слишком поглощен болью, чтобы услышать шум, произведенный ею при бегстве; к тому же снег еще не покрыл землю, и следов не осталось.

Теперь, оправившись от испуга, Элиэль разозлилась. Возможно, ей стоило бы пожалеть Дольма, служившего такому ужасному богу, но она его не жалела. Убивать людей дурно, что бы там ни говорила сестра Ан. Получалось, что Дольм всю жизнь обманывал ее.

Интересно, подумала Элиэль, что бы сказал Т’лин Драконоторговец, расскажи она ему об этом безумном представлении. Он бы ей поверил. Рассказать об этом кому-нибудь другому представлялось ей немыслимым. Даже если Дольм Актер больше не вернется, труппа не поверит ни одному ее слову. Она единственная будет знать, что случилось с ним.

В сумерках гостиница показалась ей восхитительно уютной. Правда, из трубы еще не поднимался дым – жаль, она надеялась, что остальные уже вернулись. Девочка нашла ключ в обычной трещине под ступенями крыльца. Дверь вела прямо на большую общую кухню, достаточно просторную и высокую, чтобы в ней с комфортом разместилось семейство мамонтов. Другая дверь вела с кухни в умывальные, деревянная лестница у одной стены – в спальни.

Элиэль задержалась на мгновение, принюхиваясь к застоявшимся запахам стряпни и прогорклого масла, прислушиваясь к завыванию ветра. Похоже, кроме нее, в старом доме никого не было. Она решила, что сначала скинет плащ, расчешет волосы, а уже потом разведет огонь и поставит греть воду. Она смертельно устала за этот долгий день, болело не только бедро, но и все тело. Только лама смогла бы провести столько времени под тяжелой шерстью.

Она поднялась по лесенке, лепившейся к грубой каменной стене. По старой привычке девочка ступала на края досок. Амбрия всегда обвиняла ее в том, что она ходит крадучись, но на самом деле Элиэль просто терпеть не могла звука своих неровных шагов и поэтому научилась ступать почти бесшумно. «Наша госпожа Мышка», как называл ее иногда Гольфрен.

В иных городах труппе приходилось спать в одной большой комнате; в иных, например в Юрге, они останавливались в королевских палатах. Нарсианская гостиница находилась где-то посередине между двумя этими крайностями. Она была такой большой и такой пустой в это время года, что Элиэль получала собственную спальню и ей не приходилось делить комнату с Олиммиар. Она прошла длинным коридором, свернула за угол и увидела свой мешок у двери в комнату Трубача. Судя по всему, его физических упражнений хватило только до этого места.

Нагнувшись поднять мешок, она услышала доносившееся из комнаты слабое пыхтение. Дверь была приоткрыта, но разглядеть в щель, что является источником этого звука, Элиэль не удалось.

Одна из самых замечательных особенностей гостиницы в Нарше – размер замочных скважин. Трубач стоял посреди спальни спиной к ней, раздетый до нижнего белья, как недавно Дольм Актер. Только Клип вовсе не занимался каким-то колдовским ритуалом. Впрочем, повязка была белой, хотя и не такой чистой, как полагалось бы. Он держал в каждой руке по кирпичу и поднимал их вверх-вниз, вверх-вниз. Костлявые плечи и спина блестели от пота, а звук происходил оттого, что он задыхался. Судя по всему, он был близок к тому, чтобы упасть.

Боги, да он действительно переживает из-за своих мускулов! Может, он все-таки поверил ее маленькой лжи? Элиэль унюхала богатые возможности подразнить его – можно, например, упомянуть за обедом кирпичи и невинно улыбнуться. Ух, да от этого его лицо покраснеет, как один большой прыщ!

Элиэль, довольная, подняла свой мешок и крадучись двинулась дальше по коридору. Тут она наткнулась еще на одну открытую дверь. Казалось, ее сердце окончательно выпрыгнуло из груди.