Дезертир (СИ) - Ахметшин Дмитрий - Страница 34

   Чертёнка нигде не было видно. Должно быть, остался в том мире, ведь он не отражался в зеркале в тот момент, когда мальчик произнёс волшебную фразу. "Что же я наделал! - подумал Данил - Я оставил на произвол судьбы единственного друга!"

   Это изрядно подпортило ему настроение. Малыш побрёл прочь, глядя себе под ноги. Возможно, найдя где-нибудь зеркало, он сможет вернуться и забрать с собой Тима.

   Он не заметил, что бредёт по проезжей части, где мокрый снег (было довольно тепло) превращался в кашу. Тротуар сверкал разноцветной плиткой так, что детский разум посчитал его лоскутом сна, ковровой дорожкой из кино, но никак не тем, на что можно наступать в грязных ботинках. Поэтому, когда на него чуть не наехала повозка, запряжённая толстоногим меланхоличным тяжеловозом, мальчик воззрился на неё, словно на свалившийся с неба прямо к его ногам метеорит.

   - Эй! - закричали вдруг сверху. - Эй, малыш! Забирайся сюда!

   Из повозки торчала лохматая голова, словно одуванчик, чудом нашедший лазейку среди грядок благородных помидор и надменных огурцов. Она определённо принадлежала ребёнку.

   - Давай же, - сказал мальчишка и, ухватившись за робко протянутую руку Данила, втянул его вверх.

   Но прежде чем познакомиться с обладателем руки, Данилу пришлось оказаться лицом к лицу с кучером. Он что-то говорил, и это совершенно не походило на то, что ожидаешь услышать от взрослого.

   - Прошу простить меня, - казалось, губы мужчины не шевелятся вовсе, а негромкий звук рождается где-то между щеками. - Дурень, дурень! Едва не задавил маленького человека.

   Данил едва удержался от того, чтобы не завопить. Он в упор разглядывал то, чего не мог увидеть с земли или из окон трамвая: лицо мужчины отливало синевой, оно выглядело, как нечто, сшитое из лоскутов кожи многих людей. Глаза слезились, жидкость готова была ринуться вниз по щекам, но вместо этого застывала прозрачной коркой где-то возле век. Зубы редки и похожи на замшелые надгробные камни. Он был одет во фрак с высоким горлом и шапку, которая едва прикрывала бесформенные куски мяса - лишь с натяжкой их можно было назвать ушами.

   А потом Данила дёрнули в сторону, и он оказался под крышей повозки, освещённый улыбкой рыжего мальчишки.

   - Постарайся не шастать по дороге, - сказал он, не переставая улыбаться. - Дылды довольно неуклюжи. Посмотри, у моего один глаз смотрит вверх, другой вниз. Задавят, и не заметят. Я Фёдор.

   Данил представился и сразу, без перехода, спросил:

   - Дылда? Это что, твой папа?

   - Да нет же, - сказал мальчишка, безмятежно созерцая через окно затылок лакея. - Просто какой-то дылда. Тебя он так удивляет? Посмотри, там, на улице, их сотни! Тысячи! Даже не верится, что рано или поздно они просто прекратят бегать туда и сюда по своим глупым выдуманным делам и станут ездить в повозках только по делам важным, как мы.

   Прохожие прикрывались яркими зонтами, не то от солнца, не то опасаясь, что вот-вот хлынет ливневый дождь. Данил нагибал голову, пытаясь разглядеть лица, но без толку. Чудилось что-то зловещее там, под брезентовыми куполами.

   - Они что здесь, все такие страшные?

   - Да уж не чета нам с тобой. Хочешь яблок? Может, мандаринов? Возьми там, на подносе. Ты откуда взялся?

   Данил ничего не ответил. Он был занят созерцанием мира за окном. Повозка мягко тронулась и покатилась, будто сама по себе.

   - У вас здесь есть вороны? - спросил он.

   Фёдор поднял бровь. Лицо у него было необыкновенно подвижно, словно намалёвано на парусе яхты, который сражается с семью ветрами, дующими с разных направлений. Если он и был старше Данила, то, наверное, лишь самую капельку.

   - Ты имеешь ввиду птиц? Да, конечно. А где их нет?

   Мальчик засмеялся.

   - Ты очень странный. Как будто пришёл пешком из невообразимого далека. Может, ты с крымских берегов? Не знаю каким ветром, но оттуда иногда приносит невероятных людей. У них в глазах плещется море и плавают киты.

   - Я... из зеркала. Но вообще-то, я здесь живу. Вон на той улице, такой красный двухэтажный дом. Квартира восемь. В нашем окне стоят высокие вазы и ещё видно мамино пианино.

   - И что? Ты первый раз вышел на улицу? У тебя, наверное, там в шкафу спрятано ГРОМАДНОЕ терпение. Надо же, столько лет сидеть дома! А море у тебя в ванной есть? А много дылд у тебя обитает? А, вот мы и приехали! - он посмотрел в окно, где мелькали какие-то переулки, и щёлкнул пальцами. - Слезай, потом поговорим. Добро пожаловать в моё имение, будешь почётным гостем, сегодня и всегда!

   Данил несмело поинтересовался:

   - А мама с папой твои против не будут?

   Но Фёдор уже был снаружи. Неловко держась за поручни и шаря ногой в поисках ступеньки, Данил спустился следом. Карета стояла возле белого двухэтажного дома, отделанного декоративными рыжими кирпичами. Этот дом был похож на свежеиспечённый кекс, уроненный нерасторопным пекарем в мешок с сахарной пудрой. На пороге появился высокий молодой человек с красивым тонким лицом (про себя Данил окрестил его принцем) и замер, важно заложив одну руку за спину.

   - Добро пожаловать домой! - звонко провозгласил он, приняв в прихожей у Фёдора пальто и затем потянувшись к куртке Данила. Тот несмело отдал её, сказав:

   - Меня Данил зовут...

   Реакция последовала мгновенно, и она была такой, что Данил чуть не свалился в обморок: только что он видел лицо, и вот уже может созерцать увенчанную затейливой фуражкой макушку. Склонившись почти до земли, "принц" сказал:

   - Мне доставит огромное удовольствие быть знакомым с вами. Мой брат умеет подбирать друзей.

   - Брат? - воскликнул Данил, и со всех ног побежал за Фёдором. - Это что, твой старший брат?