Царь мышей - Абаринова-Кожухова Елизавета - Страница 7

Последние слова оказались заглушены рукоплесканиями и одобрительными выкриками, а когда они смолкли, голос Путяты поспешно проговорил:

«Но, господа, я вовсе не хочу валить всех рыцарей в одну кучу — большинство из них достойнейшие люди, не говоря уж о короле Александре, которого я искренне чту».

Разумеется, эти слова, произнесенные почти скороговоркой, публика встретила более чем сдержанно.

— Очень мило, ничего не скажешь, — натянуто усмехнулся дон Альфонсо. Между тем Чаликова прокрутила пленку немного вперед.

— А теперь будет еще милее, — пояснила она и вновь нажала кнопку.

«Эти Ново-Ютландские разбойники пьют кровушку наших невинных младенцев, — истошно визжал высокий резкий голос. — И если мы не перебьем всех рыцарей к такой-то матери, то скоро сделаемся их невольниками, а наши жены и дочери — ихней подстилкой. Или даже не ихней, а их слуг, их конюхов и, прости господи, лошадей!».

«Да что рыцари, — то ли вторил, то ли возражал ему другой оратор. — Их-то и распознать недолгое дело. Куда опаснее другое — наши с вами соотечественники, у кого в роду были рыцари и прочие инородцы. Днем они ничем не отличаются от нас, а по ночам поджигают наши терема, наводят смерть на наших лучших людей и молятся своим поганым идолам в своих потаенных мечетях и синагогах!»

«Смерть убивцам!» — возбужденно ревела толпа. Даже в записи все это казалось какой-то невероятной дикостью, а ведь Надя с Василием не далее как вчера все это слышали и видели воочию.

Только теперь Надежда поняла, что же ее более всего удивило и возмутило: то, что царь Путята весьма благосклонно внимал подстрекательским речам и не предпринимал ни малейшей попытки хотя бы как-то их сгладить.

— Это мне напоминает «пятиминутки ненависти» из Оруэлла, — шепнул ей Дубов.

— А по-моему, самый настоящий фашизм! — не выдержала Надя. Тем временем голос ретивого патриота, все более возбуждаясь, продолжал:

«Куда смотрит наш Тайный приказ? Он должен выявить всех царь-городцев, у кого среди пращуров до седьмого колена был хоть один инородец, и поганой метлой вымести их всех из нашей славной столицы за десятую версту, чтобы и духу их не осталось! А то мы сами этим займемся — мало не покажется!»

«А что! Займемся! — послышались задорные выкрики из толпы. — Наше дело правое!».

Надя выключила диктофон:

— Ну и дальше все то же самое, с незначительными вариациями. Так что, дорогой дон Альфонсо, решайте сами — заезжать вам в столицу, или нет.

По счастью, дон Альфонсо принадлежал к числу наиболее рассудительных ново-ютландских рыцарей. Другой на его месте, услышав о том, что его ждет в Царь-Городе, напротив, очертя голову ринулся бы навстречу опасностям. Дон же Альфонсо призадумался:

— Да уж, вот ведь незадача. Но не возвращаться же теперь восвояси?

Увы, познания Дубова и его спутников в географии параллельного мира ограничивались Царь-Городом, Новой Мангазеей, ну разве еще Белой Пущей и Новой Ютландией. К счастью, с ними был Васятка:

— А-а, ну вам, дон Альфонсо, надобно теперь повернуть назад, через несколько верст за Боровихой есть поворот налево — это и будет дорога, другим концом выходящая на Мангазейский тракт. А уж из Новой Мангазеи куда угодно добраться можно, даже в объезд Царь-Города.

— И то верно, — подхватил Серапионыч. — Лишний день пути, зато невредимы останетесь.

— Что ж, вы правы, так и сделаю, — великодушно дал себя уговорить дон Альфонсо. — Боюсь только, здесь не очень-то развернешься…

Но и это затруднение решилось быстро — Чумичка что-то вполголоса проговорил и сделал резкое движение рукой сверху вниз, отчего и карета дона Альфонсо, и лошади, и даже кучер сразу же уменьшились вдвое. А когда рыцарский экипаж без особого труда развернулся, Чумичка таким же движением, но уже снизу вверх, вернул его в прежние размеры.

— Вот это да! — только и мог проговорить дон Альфонсо.

— Да ничего особенного, — пробурчал Чумичка. — Самое простое колдовство, и все.

— Простое для тех, кто умеет, — уточнил дон Альфонсо. — Друзья мои, раз уж нам суждено часть пути проехать вместе, то не согласитесь ли вы составить мне общество, перейдя в мою карету?

Друзья тут же согласились, лишь Васятка вызвался остаться в карете Рыжего:

— Надо ж приглядеть за Петровичем — как бы он со злости чего не натворил…

Для того, чтобы понять, что Петрович испытывал именно чувство злости, вовсе не нужно было обладать Васяткиной проницательностью или дубовской дедукцией — все чувства были словно бы написаны у Петровича на лице.

Подойдя к Чумичке, Василий негромко спросил:

— Признайся, Чумичка, этот фокус с лошадьми ты проделал с помощью чудо-стекла?

Колдун скупо усмехнулся:

— Такие пустяки знающему человеку и без стекла проделать — пара пустяков. А стекло, оно всегда при мне. — И Чумичка многозначительно похлопал себя по груди — где-то там, во внутренних карманах тулупа, хранилось «чудо-стекло», как они с Дубовым называли магический кристалл (или, точнее, его половину), который в прошлом году попал в руки Чумички при весьма драматических обстоятельствах. Это произошло, когда людоед Херклафф, прежний владелец кристалла, обронил его во время бегства из замка Ново-Ютландского короля Александра. Правда, в отличие от чародея-людоеда, Чумичка имел весьма отдаленное представление о том, как следует обращаться с магическим кристаллом, и Надя с Василием были свидетелями, как Чумичка путем проб и ошибок пытался освоить волшебные силы кристалла — хотя и с переменным успехом.

— Я немного разобрался в том, как он действует, — добавил Чумичка, вскакивая на свое кучерское место. — Хотя все равно, неясного в сто раз больше…

Вскоре оба экипажа катились по дороге: впереди карета дона Альфонсо, а позади — почти опустевшая карета Рыжего. Вызвавшись сопровождать Петровича, Васятка надеялся еще кое-что выудить из навязанного попутчика. Для начала он, словно бы продолжая прерванный разговор, спокойно заметил:

— Вот вы говорите, Петрович, будто Путята — не такой, как все. Честный человек, а не грабитель и мироед. А какая же тогда корысть была мироеду и грабителю Дормидонту ставить его царем заместо себя?

Столь простое логическое построение оказалось Петровичу явно не по зубам. А следовательно, и не по нраву. И хоть он пребывал в самом мрачном расположении духа, без ответа подобное замечание оставить никак не мог:

— Ты меня, парень, зря не путай. Я знаю, что говорю. А я говорю одно — мироедов и угнетателей трудового народа грабил и грабить буду! А ежели кто противу них, то таковым народным благодетелям я завсегда пойду в пособники.

— Но вот ведь Путята собирается отыскать сокровища царя Степана, — не отступался Васятка, — а те сокровища были награблены у трудового люда в Новой Мангазее. Ну не верю я, что злато, обагренное кровью, может кого-то осчастливить!

— Чушь собачья! — топнул Петрович ножкой по не очень прочному полу. — Что с того, что с кровью, зато теперь послужат доброму делу. И ежели кто из твоих приятелей хоть малую толику утаит, то пеняйте на себя — не токмо грабить буду, но и убивать на месте! — Петровича «несло», он уж и сам не особо соображал, что говорит. Но остановиться не мог. — За народное добро, пограбленное у народа, любому глотку перегрызу, так и знайте! Лично царю обо всем доложу, он мне доверяет. Одному мне, — с гордостью стукнул Петрович себя в грудь. — А эти, они все мелкие ворюги, что угодно готовы стянуть. Не выйдет, господа хорошие!..

Петрович продолжал разоряться, а Васятка слушал и каждое слово мотал на ус, хотя усов по молодости лет еще не носил. По всему выходило, что Петрович, даже если в запале чего и приврал, все-таки был подотчетен напрямую самому царю Путяте. Единственное, что не очень укладывалось в светлой голове Васятки — неужели Путята не мог для столь ответственного задания найти кого-то поумнее? Объяснение напрашивалось одно — при выборе между честным дураком и человеком умным, но «себе на уме», Государь отдал предпочтение первому.