Яблоки не падают никогда - Мориарти Лиана - Страница 14

– Ее зовут Саванна, – мрачно произнесла Эми.

– Хорошо, – рассеянно отозвалась Бруки. – Саванна из наших?

– Она никто, Бруки! Просто какая-то случайная девица, которая объявилась у них на пороге.

Бруки опустила руки на клавиатуру:

– Так они ее не знают?

– Она чужая.

Бруки отъехала на стуле от компьютера. Воспоминание о мигрени на выходных расцвело у нее во лбу.

– Я не понимаю.

– Поздно вечером в прошлый вторник незнакомая женщина постучалась в дверь наших родителей.

– Поздно? Во сколько? Мама и папа уже спали?

Бруки представила, как они просыпаются, тянутся к тумбочкам за очками. Мать – в своей огромной пижаме, рукава рубашки спускаются ниже запястий; отец – в боксерах и чистой белой футболке. Он вел себя как тридцатилетний мужчина, но его пораженные артритом колени выглядели ужасно. «Мы до сих пор побеждаем на турнирах», – говорила мама, похлопывая ее по руке. Это правда. Ее родители до сих пор побеждали, несмотря на то что после очередной операции на колене хирург сказал отцу: «Переходите на бег только в том случае, если от этого будет зависеть ваша жизнь». – «Ясно, – ответил Стэн, – никакого бега», – и показал хирургу большой палец сжатой в кулак руки. Бруки сама это видела. Три месяца спустя ее идиотский, непостижимый отец снова был на корте. Как солдат на службе. Бегал во спасение собственной жизни.

– Не знаю, были ли они в постели, – сказала Эми. – Они теперь поздно ложатся. Знаю только, что она постучалась в дверь, они впустили ее и позволили остаться на ночь.

– Но… почему они это сделали? – Бруки встала из-за стола.

– Ну, думаю, потому что она была ранена. Маме нужно было перевязать бедняжку. Это ее дружок постарался. Мама называет ее жертвой домашнего насилия и слова эти произносит с таким, знаешь, взволнованным придыханием. – Эми помолчала, а когда снова заговорила, рот у нее явно был чем-то набит. – Не могу поверить, что ты до сих пор не в курсе.

Бруки тоже не могла. Мать звонила ей часто, и всегда по самым ничтожным поводам. В начале прошлой недели она набирала ее номер три раза за один день: первый – чтобы сообщить о чем-то услышанном в подкасте про мигрень; второй – чтобы внести коррективы в свое сообщение, так как нашла листочек, на котором записала, что там говорили; и третий – что расцвел цикламен, который Бруки подарила ей на День матери. Цикламен подарила Эми, но Бруки не стала поправлять мать, раз она приписала это ей.

– Что ты ешь? – раздраженно спросила Бруки.

– Завтрак. Апельсиновый маффин с маком. Вкус цитрусовый. Но мака маловато.

Бруки снова села и попыталась осмыслить услышанное. Ее родители – умные люди. Они не пустили бы в свой дом сомнительного или опасного человека. Старость еще только подступала к ним, у обоих пока не было признаков деменции или спутанности сознания, только больные колени и несварение желудка, да иногда бессонница, наверное. После продажи теннисной школы оба они выглядели немного ошарашенными и потерянными. «Дни такие длинные, – со вздохом говорила мать Бруки. – А раньше были совсем короткими. Да что там! Может, встретимся, выпьем кофе? Я плачу!»

Но у Бруки дни были все еще короткие, и у нее не хватало времени на кофе.

– Полагаю, мама и папа хорошо разбираются в людях, – начала она.

– Ты шутишь? – перебила Эми. – Хорошо разбираются в людях? Перечислить тебе всех маленьких хитрых врунов, которые их одурачивали? Начиная с гребаного Гарри Хаддада, разбившего хрупкое сердце бедного папы?

– Ладно-ладно, – торопливо проговорила Бруки. – Так они отвели ее в полицию?

– Она не хотела подавать заявление, – сказала Эми с полным ртом. – И идти ей было некуда, так что они оставили ее у себя, пока она не обретет почву под ногами.

– Но разве она не могла пойти… я не знаю, в приют для женщин или еще куда-нибудь? – Бруки взяла ручку и стала грызть кончик. – Понимаю, звучит некрасиво, но это ее проблемы. Есть разные места, куда она могла бы обратиться за помощью.

– Думаю, мама с папой просто захотели помочь.

В Эми проснулся филантроп. Бруки почувствовала, как сестра быстро меняет позицию. Эми всегда лучше всех в их семье работала ногами. Теперь она так же ловко менялась ролями. Пусть Бруки побудет напуганной и обеспокоенной, а Эми может разыграть из себя сердобольную радетельницу о помощи бездомным – роль, подходившую ей гораздо лучше.

– Ты говоришь, она пришла вечером во вторник? – уточнила Бруки. – Значит, эта девушка живет у них уже почти целую неделю?

– Ага, – подтвердила Эми.

– Я сейчас же позвоню маме.

Может, Эми все поняла неправильно?

– Она не ответит, – сказала та. – Повела Саванну к Нарель.

– Нарель?

– Мамина парикмахерша, к которой она ходит уже лет тридцать. Бруки, очнись! Нарель, у которой близнецы и аллергия, обернувшаяся раком, или наоборот, я не помню, но сейчас она в порядке. У Нарель есть свое мнение о каждом из нас. Она считает, что Логану и Индире нужно завести ребенка. А тебе не помешает давать объявления в местной газете. Трой, как ей кажется, должен пойти на свидание с ее разведенной сестрой. О, и она думает, что у меня биполярное расстройство. Мама даже начала слушать подкаст «Жизнь с биполярным расстройством».

Эми затараторила, и ее голос приобрел странные маниакальные нотки. В таких случаях Бруки приходило в голову: может, у ее сестры и правда то самое, что еще называют маниакальным психозом? Эми делала это намеренно. Ей нравилось, когда люди принимали ее за сумасшедшую и начинали нервничать. Это была своеобразная тактика запугивания.

– Ах да, кончено! Нарель. Ну ладно, тогда я позвоню папе.

– Его тоже нет дома. Он смотрит машины. Для Саванны.

– Папа покупает этой девице машину?

– Не уверена на сто процентов, – сказала Эми, – но ты ведь знаешь, как он любит поучаствовать, когда кому-то нужна новая машина.

– Офигеть! – воскликнула Бруки. Колпачок соскользнул с ручки прямо ей в рот. Она выплюнула его в ладонь. – А ребята знают?

– Едва ли, – ответила Эми.

– Ты не звонила Трою?

Эми и Трой из них четверых были наиболее близки. Бруки не сомневалась, что ему Эми позвонила прежде всего.

– Я послала ему эсэмэску, – ответила сестра. – Но он не ответил. Ты же знаешь, он сегодня летит домой из Нью-Йорка.

Бруки не успевала следить за гламурной международной жизнью Троя.

– Кажется, знаю.

– А Логан никогда не берет трубку. Думаю, у него какая-то фобия. Или это относится только к нам. С друзьями-то он разговаривает.

Бруки вынула изо рта ручку. Она грызла ее и грызла, машинально, не замечая этого, и теперь во рту у нее было горько от чернил.

Эми позвонила ей последней.

– Ну ладно, мне нужно идти, – вдруг сказала она, будто это Бруки встряла со своей болтовней в ее жесткое дневное расписание, будто ей пора рулить делами крупной корпорации, а не сидеть на пляже и уплетать маффин. – Звякни мне попозже.

Последнее указание было дано строгим тоном старшей сестры, типа «делай, как я сказала», и подразумевало: «Позвони мне и подтверди, что ты с этим разобралась».

Бруки посмотрела на себя в зеркальную стену и увидела, что хмурая складка у нее на лбу залегла глубже, чем обычно, а губы приобрели оттенок «глубокого океанского синего».

Глава 9

Сейчас

– Так ты видел эти царапины?

Водитель такси, студент, будущий инженер-электрик, посмотрел в зеркало заднего вида, решив, что пассажирка (ее звали Эми; он имел предубеждение против этого имени, так как недолгое время встречался со страшной стервой Эми) обращается к нему, а у него в машине на сиденьях и правда были разные «отметки времени» (тебе-то что, Эми), но увидел, что женщина болтает по телефону, а вовсе не с ним. Очевидно, она сразу включилась в разговор, даже не бросив ему: «Привет!»

– Царапины у папы на лице, – сказала она. – Он говорит, что поранился, когда пролезал через живую изгородь из лилли пилли[2], чтобы спасти теннисный мяч.