Тайна Ольги Чеховой - Воронель Нина Абрамовна - Страница 9

Для начала она купила теннисную ракетку, истратив на нее половину денег, оставшихся у них после продажи Санкт-Петербургской дачи Александра, но ей было не жалко денег: хорошие ракетки были страшно дороги, однако дешевой Мишку заманить на корт она бы не смогла. С задачей справилась замечательно — и на корт сына отправила, и подходящую партнершу нашла, которая была готова на все за внимание знаменитого артиста.

Сознание у Натальи всегда было ясным, оно подсказывало ей, что этот фокус вряд ли бы удался, не будь Оленька беременна. Ведь теперь ее было не узнать: она не светилась больше любовью и восторгом, а Мишка не мог жить без излучаемого на него восхищения, от которого он, как истинный актер, загорался.

Как-то Оленька пришла домой, измученная бесконечной тошнотой. Она мечтала только об одном: плюхнуться в постель и закрыть глаза. Попыталась открыть дверь в их с Мишей комнату, но та была заперта. Из-за двери доносился женский смех. Под ликующим взглядом свекрови Оленька бессильно опустилась на пол и заплакала, а Наталья мстительно захохотала — она своего добилась. Куда было бедной Оленьке бежать? Не к родителям же, которые предсказывали такой оборот?

Но напрасно Наталья ликовала, победителей в этой схватке не было — в раздрае между женой, матерью и нечистой совестью Миша пошел по стопам отца: он запил горькую. Все эти страсти-мордасти так затмили умы обитателей чеховской квартиры, что они как бы и не заметили, как началась война. И немудрено: поначалу она казалась просто войной и только потом стала Первой мировой, вывернувшей наизнанку привычный мир, в котором они жили. Оленьке было не до мировых потрясений — она неожиданно оказалась в западне: беременная, нелюбимая, затиснутая в тесную квартиру с ненавидевшей ее свекровью.

Зато Миша вскоре осознал, что его страна ведет самоубийственную войну и может потребовать от него выполнения патриотического долга. Патриотизм был ему чужд, а долги отдавать он не любил. И потому содрогнулся всей душой, когда нашел в своем почтовом ящике повестку из военного ведомства, требовавшую, чтобы он явился на призывной пункт для медицинского обследования. Дома он никому об этом не сказал, но для храбрости попросил одного пожилого актера сопровождать его.

Даже в страшном сне Миша не мог вообразить всего ужаса процедуры медицинского обследования, во время которого он перестал быть Михаилом Чеховым, гениальным актером, надеждой МХТ, любимцем самого Станиславского, а стал безликим двуногим, пешкой в чужой игре. Для начала его заставили раздеться догола и долго-долго стоять на сквозняке в длинной очереди таких же безликих двуногих. Наконец подошла его очередь к врачу, тот долго простукивал его грудь и спину, пока Мишины ноги не подкосились и он чуть не рухнул на грязный затоптанный пол.

— Через три месяца! — крикнул врач и без всяких объяснений Мишу отправили в другую очередь, на поиски его снятой раньше одежды, где он провел еще пару часов. Выйдя из призывного пункта, он поклялся себе, что никогда не приблизится ни к чему, напоминающему армию, хотя понимал, что легче сказать, чем сделать.

Миша

— Рядовой Мушкин, сходи приведи Потапова и Юльку, будут понятыми.

— Что, на арест идем?

— Ну да, дезертира брать будем.

— Дезертира? Всего-то и делов?

— Да ты знаешь, Мушкин, кто у нас сегодня дезертир? Михаил Чехов, главный любовник МХТ!

— До чего дошли — даже такого человека в армию тащат!

Когда они пришли к Чеховым, Миши дома не было, их встретила Наталья в черном бархатном халате с погасшей папиросой в углу рта. Две огромных собаки протиснулись между ней и дверью и улеглись у ее ног.

— Ольга! — крикнула она. — Русский царь прислал за твоим мужем полицию, чтобы утопить его в Мазурских болотах!

Совсем недавно Оленька упала бы в обморок при одной только мысли, что ее Мишеньку отправят тонуть в каких-то болотах, но сегодня она даже не вышла из своей комнаты на призыв свекрови. Ей было не до Мишки: у нее начались короткие острые боли внизу живота и не с кем было посоветоваться. Хорошо бы хоть с Дашкой, но, стоя утром у окна, она видела, как Дашка вышла из дому с кошелками — значит, отправилась на Тишинский рынок в поисках чего-нибудь съестного. Последнее время в Москве каждый день чего-нибудь не было в бакалейных лавках — то хлеба, то муки, то творога, то кур, а Дашка в их семье была главной добытчицей: целыми днями бродила по городу и всегда приносила что-нибудь к обеду. Но боль давала о себе знать все чаще, все настойчивей и в конце концов заставила Оленьку выбежать в коридор — она налетела на Наталью с ее собаками в дверях квартиры и уставилась на группу полицейских на лестничной площадке.

— Что случилось? — спросила она и с размаху шлепнулась на пол.

Словно в ответ внизу послышались быстрые шаги. Миша на одном дыхании пролетел два пролета и увидел перед своей дверью небольшую толпу, смысл которой он сразу понял и тут же вошел в роль. Он картинно покачнулся, запел:

— Как родная меня мать провожала, тут уж вся моя родня набежала!

Сильным плечом растолкав полицейских и понятых, он выскочил на лестничную площадку перед дверью и увидел сидящую на полу Оленьку.

— А это еще что? — заорал Михаил. — Вы решили вместо меня арестовать мою беременную жену?

В этот момент Оленьку пронзила новая волна схваток, и она издала отчаянный вопль. Испуганный городовой заблеял:

— Мы ее сюда не вызывали, она сама выбежала за дверь и упала на пол!

— Сама выбежала и сама упала? — завопил Миша. — Я это выясню с кем надо!

Услыхав грозное «с кем надо» из столь знаменитых уст, городовой вздрогнул, и в пандан[3] его дрожи Оленька с рыданиями стала кататься по весьма грязному полу.

— Миша, у нее начались роды! На две недели раньше срока! — объявила Наталья. — Все не как у людей!

— Дорогие служители закона, я вынужден вас покинуть, — сообщил Миша. — Мне пора везти жену в родильную больницу!

— В родильную больницу? — вспыхнула Наталья. — Ты с ума сошел! Там рожают только падшие женщины!

— А где рожают порядочные женщины!

— Они приглашают повитуху и рожают дома.

— Ты уверена? — усомнился Миша.

— Во всяком случае так я родила тебя!

Миша хотел было возразить, что большая часть чеховской семьи никогда не считала Наталью порядочной женщиной, но Оленька уже не закричала, а прямо-таки взвыла, и Миша испугался.

— А где мы найдем повитуху?

Городовой тут же понял, как он может оправдать свое присутствие перед дверью семьи Чеховых.

— Сей минут повитуху вам доставим — тут живет одна, через дорогу. — И отдал приказ: — Ноги в руки, Мушкин, и чтоб через десять минут повитуха была здесь!

— Это Матрену, что ли, со Спиридоновки, — готовясь брать ноги в руки, уточнил Мушкин.

— Матрену, конечно, будто сам не знаешь! Давай, беги быстрей!

Мушкин побежал быстрей и вскоре привел Матрену со Спиридоновки, благо Спиридоновка была за углом. Повитуха сразу принялась за дело, и через несколько часов и изрядное количество мук Оленька родила здоровую красивую девочку, которую назвали Адой, но почему-то называли Ольгой. Нет, простите, назвали Ольгой, но почему-то называли Адой. Или все-таки наоборот? Запомнить невозможно.

А Миша стремглав помчался к Ольге Леонардовне — сообщить о чудесном рождении Ады-Ольги и о страшном появлении городничего с приказом о его, Мишки, аресте за дезертирство.

— Как хотите, тетя Оля, но я в армию не пойду. Я там умру. Так что сделайте что-нибудь.

И она сделала то, что надо, — упала в ноги Станиславскому, и тот добился освобождения Миши от армии.

Казалось бы, все устроилось как нельзя лучше — Оленька благополучно родила, а Мишу не отправили на фронт и оставили блистать на сцене одного из лучших театров России. Но в тот страшный год двух революций все рухнуло — и Россия провалилась в тартарары, и семейная жизнь Миши и Ольги тоже.