Князь Барбашин (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович - Страница 59

А в начале апреля под утро с грохотом вскрылся Волхов, и как только последние льдины унесло течением, зафрахтованный караван стругов и насадов стал спешно готовиться к плаванию в Корелу. Заранее нанятая новгородская гильдия грузчиков быстро справилась с погрузкой, и судовая рать ушла из Новгорода самой первой, вызвав лишь глухое недовольство у купцов, чьи корабли грузились только во вторую очередь. А торговля, как известно, промедления не любит, да ещё Андрей в полной мере использовал свой административный ресурс, загрузив корабли своей компании вместе с кораблями судовой рати.

Устье Волхова в этот раз оказалось без привычного по весне ледового затора, так что в Ладогу караван вышел без промедления, но, тем не менее, путь до Корелы занял всё же больше времени, чем планировалось изначально, так как кораблям пришлось спешно укрываться от застигшего их в дороге шторма. Благо обошлось без потерь, так что первый этап операции можно было признать успешным.

В середине апреля новгородские мужики, поплевав на руки, ухватились за отполированные годами рукояти отремонтированных за зиму сох и вышли, наконец, на весеннюю пахоту. Работали споро, чувствовалось, соскучились мужички по землице. Большинство, правда, проходило свои наделы на один раз, но были и те, кто не ленился пройтись по ней повторно. Такой двукратной вспышкой они добивались улучшения качества обработки земли и, как следствие, хоть и небольшого, но увеличения урожайности яровых. Ведь давно было замечено, что многократная вспашка хоть как-то компенсировала нехватку навоза. Потому как его, по обычаю, на всё не хватало.

Дворяне, которым гонцы уже донесли дату сбора, торопили своих работников как могли. Но умудрённые годами крестьяне спешить не любили, ведь тут лишь раз поспешишь – и на весь год без хлеба останешься. А потому сев начали как обычно, около Николина дня, то есть, около 9 мая. И как обычно, первым из яровых сеяли овёс, так как он отличался малой требовательностью к теплу, устойчивостью к заморозкам и повышенной требовательностью к влаге. Отсеяв овес, приступали к высеву ячменя, и лишь потом ржи. Сеяли и свои уделы, и барскую запашку, под пристальным взглядом либо самих хозяев, либо тиунов у тех, кто уже был исполчён и теперь отрабатывал своё право хозяйствовать на ратной службе.

Но к этому моменту ни Андрея, ни малой рати в Новгороде уже не было.

Камский полк с небольшим отрядом вогуличей, которых вёл молодой сын окса Айтюх, добрался до Волхова как раз к началу сельскохозяйственных работ и изрядно вымотавшимся. Но князь, дав людям лишь два дня на отдых и нежно попрощавшись с женой, тут же погнал их в новый поход. А вместе с ним увязался и князь Ростовский, решивший своими глазами понаблюдать за тем, как юное поколение исправит те ошибки, что совершили он и другие воеводы в прошлую войну со шведами. Тем более что под ненавистным Олафсборгом он тоже провёл немало дней и до сих пор помнил злые насмешки, что неслись с его стен.

Лёгкие речные ушкуи легко скользили по водной глади, прямые паруса под попутным ветром изгибались белоснежной дугой, а пенные брызги крыли низкие борта, заставляя почерневшее от времени и смолы дерево блестеть, словно лакированное. Когда же ветер менялся, паруса просто скидывали вниз и дружно брались за вёсла. Так они и бежали день за днём, приставая к берегу лишь на ночное время.

Корела открылась взору спустя полторы седьмицы, когда Андрей уже начал изрядно волноваться. Но, как говорится, любому пути приходит конец.

Деревянный город-крепость Корела запирала собой второе устье Вуоксы и тем самым контролировала важную стратегическую точку на торговом пути между Балтийским морем и Ладожским озером. Через неё осуществлялась торговля карельских земель с Новгородом и далее – с внутренними областями Руси, куда отвозилось главное богатство северных лесов – пушнина. Сам же город славился своими ткачихами и умельцами, изготавливавшими узорчатые украшения из металла. Кроме десятков складов, городе и посадах стояли пять монастырей – Никольский, Георгиевский, Иоанно-Предтеченский, Воскресенский и Троицкий, а также четыре приходские церкви – Воскресенская, Спасская, Ильинская, Никольская. А население давно перевалило за тысячу.

Ныне же к ним добавилось почти две тысячи ратных людей, заполнивших своими палатками всю ближайшую округу и превратившись в один большой торговый лагерь. Корельский воевода приезду высокого начальства был и рад и не рад одновременно. С одной стороны с приездом наместника он переставал быть первым лицом в округе, с другой это говорило о том, что скоро вся эта вакханалия кончится, войско уйдёт в поход и жизнь в городе вернётся в привычное русло. А пока же он радушно принимал долгожданных гостей.

Пир, случившийся в воеводском тереме, растянулся за полночь, так что ни о каких делах заикаться даже не стоило. Пару раз Андрей вылезал из-за стола по естественным надобностям и уже в сумерках, идя по двору, углядел молодку с вёдрами. Смеха ради – алкоголь уже играл в голове – обхватил тонкий стан и предложил прийти ночью на сеновал, только без кузнеца, добавил он, вспомнив старую комедию.

– Охолонь, княже, чай не молодица, по сеновалам бегать, – вырвалась из его объятий женщина, слегка расплескав воду. – У самого жена, дети, поди, есть, а всё туда же.

Сфокусировав зрение, Андрей убедился, что перед ним и впрямь была женщина лет так тридцати-тридцати пяти. Но фигурка, ладно обтянутая сарафаном у неё была фотомоделям на зависть. Громко рассмеявшись, князь шутливо вскинул руки.

– Ух, горяча. Спасибо, что коромыслом не отходила. А то хорош был бы воевода с синяками от бабы полученными.

И смеясь, пошагал в горницу, откуда уже неслась лихая плясовая.

А ночью незнакомка сама пришла в его спальню, мол, надобно постелить гостю. Думаю, чем это подстилание постели закончилось и так понятно.

Утро же началось с головной боли и гонянья "синего коня". Когда тело уже начало ломить от физической нагрузки, похмелье, наконец-то, покинуло голову, и Андрей с большим наслаждением вылил на себя пару вёдер, которые подала всё та же ночная знакомая, оказавшаяся вдовой и зарабатывавшая на жизнь прислугой в воеводском тереме.

Так что вот так и получилось, что военный совет сам собой собрался лишь после обеда.

В ярко освещённой через большие, крытые слюдой окна воеводской повалуше собралось всё командование будущего похода, включая и Охрима, который стал этаким нештатным начальником наряда.

Сам князь оживленно ходил вокруг большого стола, за которым сидели воеводы и были разложены карты с начертаниями дорог, рек, деревушек, лесов, болот и озер на пути от Корелы до Олафсборга. Причём хорошо было видно, что многие данные были нанесены на пергамент совсем недавно, словно кто-то проводил корректуру карты. Впрочем, что значит словно? Именно так и было. Ещё находясь в Москве, Андрей затребовал все чертежи тех земель и с ужасом понял, что воевать по таким картам просто невозможно. Хотя уже то, что хоть какие-то карты есть, уже было хорошей новостью. Теперь предстояло нанести на них истинную обстановку, чем и занялись картографы компании.

Да-да, созданием картографической службы Андрей занялся ещё до войны и создания самой компании. Проблема была в том, что как таковых, картографов на Руси было очень мало. Не то, чтобы их не было совсем, но все они работали на государя и большая часть из них были иноземцы, которые приехали на Русь чуть ли не с Софьей Палеолог. В 1497 году их трудами вышел большой "Чертёж московских земель". Так что и это дело тоже не с нуля поднимать можно было, главное и самое сложное – сманить к себе пару-тройку специалистов.

И вот тут связи, как известно, помогают решать дела во все времена. А связи у Андрея были. Тот же дипломат и путешественник Дмитрий Герасимов много работал над чертежами и картами Руси. И так получилось, что войдя в литературный кружок московских книжников, Андрей свёл с ним весьма близкое знакомство. Настолько, что Герасимов занялся обучением князя латинскому языку, которым владел в совершенстве, имея постоянную практику. Недаром в Ватикан к папе на переговоры ездил именно он.