Спаси меня от себя (СИ) - Орлова Юлианна - Страница 28

— Мамочка…

— Как я тебя ненавижу, ты копия он, копия просто. Настолько похож, что хочется сдохнуть! — она в очередной раз столкнула с туалетного столика все стоящие на нем предметы и кричала на меня лишь за то, что я смел напомнить о своем существовании.

Она подскочила с круглого пуфика и подбежала ко мне с самым безумным выражением лица, которое я впоследствии когда-либо видел в своей жизни. И почему-то именно эта картина навсегда отпечаталась ярче других в воспоминаниях о ней.

— Все было зря, зря! Стало только хуже, а он все равно уходит к ней.

Прошла мимо меня и прошептала себе под нос:

— А я теперь с ярмом на шее.

Я не зову ее мама, более того, я к ней никак не обращаюсь. Каждое наше общение заканчивается головокружительным столкновением, потому что я не оправдал надежд. Ни в чем, ни как скотч для треснувшего брака, ни как идеальный сын, непременно обязанный вознести идеальную мать до небес.

Отцу всегда плевать на все, главное — работа, авторитет, репутация и те бабы, которых он периодически потрахивает, пока мать ждёт у окна и придумывает, что ещё можно исправить в своей внешности…

А с учетом того, что мужчина, который участвовал в моем зачатии, всегда занимал важные должности на политической арене, внимание к нам со всех сторон было приковано всегда. Стоит ли говорить, что я делал все, чтобы заголовки самых желтушных газет сверкали маяком?

Напивался до бессознанки, трахал баб в клубах практически под камерами, сходил с ума на потеху публике, регулярно мелькал в криминальных сводках за разбой очередного клуба. Пока в лет семнадцать не познакомился с Борей, ему-то и удалось вывести меня с кривой дорожки. И, пожалуй, только благодаря ему я стал осознаннее, взялся за голову и даже пошел туда, куда по-настоящему хотел с раннего детства. Вот только угадайте, что я слышал в ответ?

— Ты пойдешь в политику, нам нужен тыл.

…

— Зарабатывать копейки?

…

— Пойдешь в медицину — лишишься наследства.

Да идите вы со своим наследством в пешее эротическое. Я всегда был мозговитым, пусть и нарочно учился на самые низкие оценки просто для того, чтобы насолить семейке Аддамс.

Ну вот нравилось мне выводить их всех из себя, пусть хоть какие-то эмоции, чем голое безразличие. Да и как это, у самого Бачинского старшего, депутата областного совета и кандидата в мэры, такой оболтус сын. Непорядок. А для меня самый огонь. Главное что в этом деле? Жить в свое удовольствие.

Пока однажды меня не накрыло окончательно.

— Ты думаешь, что своим поведением делаешь хуже им? Ты делаешь хуже только себе, потому что смотришь на ситуацию под кривым углом. И пока эта ситуация имеет над тобой власть — ты проиграл.

— Мне больно, — шептал вусмерть упившись в очередном баре. Боря сидел напротив меня и испепелял взглядом. Мы познакомились с ним в этом же баре часом ранее, он просто подсел ко мне и завязал непримечательную беседу, до этого, разумеется, наблюдая, как я докапываюсь до каждого, лишь бы отхватить по е*алу.

Как-то так получилось, что я выложил ему все. Вероятно, это все сказался выпитый алкоголь. Может, конечно, сама аура Бори, он всем своим видом внушал доверие. С тех пор у меня не было таких знакомств, и я могу смело заявить, что он мой единственный друг. Единственный, кто всегда была рядом с тех самых семнадцати лет

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Эмоциональная боль длится всего пятнадцать минут, это я тебе как врач говорю. Стань лучше, и как бы пафосно это не звучало, — восстань из того пепла, до которого ты себя сжег. У тебя есть мозги и шанс все поменять. А иначе что? Закончишь в какой-то подворотне от передоза.

— Я не принимаю. Только бухаю.

— Это пока, а потом тебе этого будет мало. Человеку всегда мало того, что он имеет. Ты будешь стремиться достать это мнимое утешение в чем-то более серьезном, пока однажды не очутишься на отшибе жизни.

— Ты откуда такой правильный нарисовался? — отпил еще немного виски и откинулся на барном стуле.

— Где взялся, там больше нет. Хочешь что-то поменять в своей жизни, Бачинский, начни с себя, — встал со стула, протягивая мне клочок салфетки с нацарапанным на ней номером. — Меня зовут Борис Анталов, звони, мажорчик.

Одним из моих лучших решений был звонок Борису. С тех пор я ни разу не пожалел об этом. Кроме случаев, когда он бывал откровенной задницей. Все равно он моя семья.

Выныриваю из грустных воспоминаний и понимаю, что на кухне только я и Еся, а еще мой недопитый кофе. Она встает и садится мне на коленки, подхватывает лицо в ладошки, и все что могу делать, — наслаждаться нежными касаниями.

— Что с тобой происходит, Андрей? — водит пальчиками по щеке и точно ожидает ответа.

— Где Мила?

— Она ушла…и ты с ней даже попрощался. Она сказала, что дома поговорит с тобой, — растерянно поглядывает на меня, я же точно так же смотрю на нее. Ладно, разговор о ситуации с Леркой и ее пришибленным братиком терпит. Залог внесли… гуляй, Вася.

— Не могу поверить, что ты моя, — перевожу насмешливый взгляд на Есю и целую в раскрытые губы, вжимая ее в себя.

— Ты не хочешь рассказать мне? — отрывается от меня и тяжело дышит.

— Давай позже, — мой ответ явно ее раздражает, но она терпеливо сжимает губы и целует меня в лоб.

— Мне надо домой…переодеться и показать отцу, что меня не закопали в четырех пакетах в лесу.

— Скажи отцу о нас, Еся. Я серьезно, прятаться не буду все время.

Девушка грозно и даже воинственно смотрит на меня, а потом нейтрально отвечает:

— Я сказала, что скажу ему.

Мы расстались на странной ноте, вроде и не ругались, но что-то незримо витало в воздухе. Интуиция шептала, что мы на пороге грандиозного шухера, господа присяжные заседатели.

Часики тикают. Через пару часов я заявлюсь в отчий дом и дай Бог мне терпения.

Глава 27

Еся

Дом встречает меня молчаливо и пустынно. Странно, отец сегодня выходной…куда он мог пойти? На быстрый душ, переодевание и сушку непослушных локонов уходит от силы полчаса. После чего я терпеливо снова и снова набираю отца, всматриваюсь в солнечный полукруг, скрывающийся за горизонтом. Только с третьей попытки в трубке звучит гнусавый голос отца.

— Слушаю, блудная дочь.

Слабый смех выскальзывает из меня в ответ.

— Ты где, па?

— А вот догадайся, где я могу быть в свой выходной? — тяжело выдыхает. — Тут авария и вызвали срочно, тяжелый случай.

Выдерживаю пару секунд и выпаливаю на одном дыхании:

— То есть ты будешь вечером?

— Да.

— Я хочу поговорить с тобой, — закусываю костяшку большого пальца и еще чуть-чуть — проткну кожу. Сегодня точно надо все сказать, и чем обернется этот разговор…большая загадка. Вернее как, я готова к скандалу, коего не избежать, судя по вражески настроенному к Андрею отцу.

— Поговорим, раз хочешь.

Я не готова к войне, просто хочу, чтобы люди, которых я люблю…не ссорились. Осекаюсь на последней фразе, потому что впервые мысленно проговариваю это. Люблю, да. И мне чертовски страшно от этого, как будто я шагаю над пропастью без страховки. Пусть и вижу со стороны мужчины отклик, не свойственный простому увлечению. И есть в его взгляде что-то отчаянное по отношению ко мне, но любовь ли это? Я глупая и маленькая девочка, может и придумала себе все на свете. Но впервые в жизни так спокойно и легко. Словно я дома.

Добираюсь до Андрея в кратчайшие сроки, все еще накручивая себе по поводу сегодняшнего вечера. Почему-то не нервничаю из-за встречи с его родными, я скорее боюсь его реакции. Если простой разговор ввел его в прострацию, что может быть при встрече? Физически ощущаю непонятную боль, она сдавливает внутренности, и мне безумно хочется разгладить глубокие морщины на лбу мужчины и забрать его печаль. Но и влезть в голову я не могу.