Спаси меня от себя (СИ) - Орлова Юлианна - Страница 21

— Плевать на танцы, я не могу смотреть, как все пожирают твое тело.

Она широко распахивает глаза и хмурит аккуратные бровки. Моя воительница. Характер в папочку, ну что там, мой ретроградный меркурий? Рискнем.

— Никто не пожирал мое тело, не все такие извращенцы, как ты.

Тыкает в грудь указательным пальцем, на что я облегченно выдыхаю ей в губы:

— Твой извращенец. Исключительно.

— А вот это сомнительно еще.

Блядь. Да. Она не должна мне верить на слово, а учитывая, что мог ей напеть папаня, ситуация обостряется до немыслимых пределов. Чертова черная дырень или пробоина в моих перспективных отношениях. ПЕРВЫХ, мать их, отношениях!

— Отныне только ты, я подыхал от твоего игнора, и твою мать, я впервые в жизни хочу отношений, так что поверь мне — ты не другие, другим я и дружбы не предлагал, просто трахал жёстко и все.

Она смущенно отводит взгляд, а потом говорит вникуда:

— Я не хочу, чтобы меня трахали, я хочу, чтобы меня любили. Для трахать у тебя вагон и маленькая тележка девиц.

Ох, деточка, ну ты просто еще не была оттраханной как надо, а любовь. Что оно любовь, мне кажется, и нет ее. Да, людям хорошо вместе, но все это слишком переоценивают, и я точно не способен на высокие чувства. Знаю только, что впервые меня настолько тянет к девушке, что ее благосостояние стоит на первом месте, перегоняя секс.

Да. Хочу, безумно хочу до ломоты в яйцах, но в первую очередь хочу, чтобы поверила и доверилась, чтобы открылась.

— Ты никогда не будешь девушкой для трахания, Есь.

И чтобы дальше не пререкаться, хватаю сочную фигурку и закидываю на плечо, на что она вопит как девчонка, которая увидела мышь.

— Андрей, ты что делаешь? Отпусти меня! Ты меня уронишь, господи!

Хватаю за бедро и мысленно прошу себя сдержаться, не трогать ягодицы, не переходить черту. Еще рано. Держись, мать твою!

— Уношу понравившуюся женщину в пещеру древним способом. Там будет и дичь, и тепло, и уют.

Она продолжает вырываться, бьет меня по спине и пытается оттянуть пиджак, на что я лишь игриво шлепаю ее по попе, а сам испытываю в высшей степени благоговение от процесса наказания.

— Я догадывался, что тебе нравится такое, но не думал, что настолько. Еще раз шлепнешь, я шлепну трижды в ответ!

— Андрей, меня вывернет всем, что я успела съесть дома, если ты сейчас же не поставишь меня на ноги.

— Манипуляциям не верю, да и я не сжимаю плечом твой желудок, так что поверь доктору: все с тобой будет хорошо.

Еся гулко стонет, а мой друг снизу болезненно дергается. Как же сладко ты стонешь, и как же сладко будешь стонать позже подо мной, а не надо мной.

Хотя…можно по-всякому.

Глава 20

Есения

Андрей тянет меня к машине и не обращает ни малейшего внимания на недовольные возгласы, и хоть я сейчас закипаю, какая-то часть меня радуется такому исходу событий. Было бы намного хуже, если бы он дал мне уйти. Что за когнитивный диссонанс? Стой там — иди сюда.

Запах лета вовсю гуляет в волосах, я вдыхаю вечерний воздух и закрываю глаза от восторга, когда Андрей возвращает мне вертикальное положение. Смазано гладит щеку и наклоняет голову, словно любуясь.

— Прическа «я упала с самосвала» идет тебе куда лучше.

Краснею как переспевший помидор, недовольно поджимаю губы и выдаю:

— Великий знаток, что дальше?

— А мы с тобой сбегаем, — открывает двери черной низкой машины спортивного класса с откидным верхом и призывно кивает. — Напиши только своим, что все с тобой хорошо, и что маньяки не увезли тебя в лес в 4-х пакетах.

Стягиваю маленькую серебристую сумочку с руки и копошусь в поисках телефона, попутно отвечая Андрею:

— А вот я не уверена, что ты не маньяк, да и все это слишком смахивает на похищение.

— Да, тогда почему не бежишь, сломя голову? — наклоняется к лицу и проводит носом по щеке, вызывая внутреннее содрогание вперемешку с восторгом. — Довольно слов, идем творить великие дела.

И мы творим. Машина с визгом срывается с места и несется в непроглядную тьму летнего вечера. Я бегло набираю сообщение отцу, что со мной все хорошо, я ушла с друзьями. Размышляю, конечно, уместно ли называть другом того, с кем уже обменялась некоторыми жидкостями, но от одной мысли краснею и молча откладываю телефон.

В какой-то момент верх машины откидывается, и нас обдает жарким одесским воздухом с щепоткой морской соли на губах.

Я поднимаю руки и ощущаю, как стремительный поток обдувает тело, волосы разлетаются шлейфом за спиной, заколка давно канула в небытие, но мне плевать. Смеюсь и встаю на переднее сидение на коленках, хватаясь за лобовое стекло.

— У меня есть прекрасная терапия для тех, кто испытал много негативных эмоций за короткий промежуток времени, — сквозь поток оглушающего воздуха до меня доносятся слова Андрея. — Покричим?

И мы кричим, я срывая голос воплю во всю глотку, что явно не ускользает от внимания местных жителей частного сектора Аркадии, где мы проносимся с запредельной скоростью. Андрей подхватывает меня, и мы кричим вдвоем.

Натянутая нить в душе лопается, и улетает прочь, как только вырвавшаяся из волос невидимка, подхватываемая потоком сильного ветра. Не замечаю, как мой крик становится сильнее, и вот я уже опускаюсь на сидение со слезами на глазах и довольной улыбкой. Смех сквозь слезы. Я все сплошные противоречия и непонятки, но мне впервые спокойно на душе. Штиль.

— Ты в порядке, Есь? — обеспокоенно поглядывает на меня Андрей, одной рукой хватая за лицо и переводя его к себе.

Дорожки слез продолжают литься, когда я одними губами шепчу:

— Спасибо.

Мужчина хмурится и попеременно отворачивается к дороге, а потом делает такое неожиданное заявление, что в душе распускаются тысячи бутонов.

— Я не знал, что способен на нечто подобное, но для тебя я правда буду стараться. И я очень хочу, чтобы ты переступила эту боль, она все еще сквозит во взгляде и в поведении с другими. Ты главное не бойся — подхвачу, не разобьешься, — в профиль видно кривоватую усмешку и мелкие морщинки у глаза.

Я провожу по морщинкам указательным пальцем и одновременно стираю остаточную влагу со своего лица.

Когда машина тормозит, делаю то, на что никогда бы не решилась в здравом рассудке — перелажу на коленки Андрея, чем ввергаю его в шоковое состояние. Он не двигается и лишь наблюдает за тем, как хватаю его лицо и медлю. Иду по краю. Или сорваться вниз, или остаться на берегу спокойной жизни.

И я иду по тонкой веревке. Медленно придвигаю лицо и сталкиваюсь нос к носу с мужчиной. Он не давит, не настаивает, лишь руки конвульсивно дергаются в желании прикоснуться, но он словно сам себя по ним бьет.

Тело сковывает. Я иду без страховки над бездной. Но иду — опускаюсь ниже и ниже к губам, и когда остается совсем считанные сантиметры, не раздумывая впиваюсь в них. Сухие и теплые Андрея и мои мокрые и холодные — поцелуй на грани отчаяния.

Я срываюсь вниз и лечу. Мы сталкиваемся языками, и теперь уже целуемся по-взрослому, как я когда-то говорила Андрею.

— Андей, а почему ты мИня целуешь ф щеку, а других в губы?

— Потому что ты еще маленькая, Есенька, а они вон какие большие. По-взрослому целоваться будешь лишь после 20, а лучше после 25!

— Это значить, что ты их люблишь?

— Любишь, Есенька. И нет, это не значит, что я их люблю. Запомни, если мужчина целует тебя в щечку — он тебя точно любит.

— Ты меня люблишь, значит?

— Люблишь, люблишь.

И поцеловал в пухлую розовую щечку, попутно подхватывая на руки.

Руки мужчины опускаются на грудь и незаметно, неуверенно сжимают. От чего глаза распахиваются, и я в ужасе смотрю на такие же широкраспахнутые глаза. Он проводит большим пальцем по напряженному соску сквозь неплотную ткань платья и давит словно на кнопку. Это мгновенно отзывается внизу живота тяжелым узлом.