Черный старатель - Глебов Макс Алексеевич - Страница 11

Одна и восемь десятых секунды. Я знаю, что у меня всего один шанс. Сделать больше одного удара Тирой мне не позволит. Он сильнее и тяжелее меня. К тому же в его руке всё еще зажат пистолет. Лидеру нужно только немного довернуть кисть, но и моя левая рука уже начала движение в обход вытянутой вперед руки Тироя, а голова одновременно с эти максимально отклоняется вправо.

Одна и девять десятых секунды. Удар! Выстрел! Щеку обжигает болью, но я всё еще жив. За грохотом выстрела я не слышу звука, с которым осколок брони входит в лицо Тироя. Наверное, это хорошо. Вряд ли я к такому готов.

Не вижу, куда именно я попал, однако противнику явно не до продолжения схватки. Впрочем, он успевает нажать на спусковой крючок еще дважды, вот только это никак не может ему помочь. Пули уходят в пол и потолок. Третий выстрел я ему сделать не даю. Выбитый из ослабевшей ладони пистолет с лязгом катится по пластобетонному полу, но эти звуки заглушает дикий вой Тироя, пытающегося зажать руками страшную рану на лице.

Я поднимаюсь и делаю несколько шагов на с трудом гнущихся ногах. Поднимаю упавший пистолет, резким движением сдергиваю с бывшего лидера шлем и прерываю его мучения выстрелом в затылок. Помочь ему я в этих условиях всё равно не в состоянии, да и желания такого, если честно, совершенно не испытываю. Что же за дрянь такую я нашел под слоем раздробленных взрывами обломков, если Тирой ради нее так легко решил избавиться не только от меня, но и от своих товарищей, с которыми его связывали десятки совместных рейдов в Руины?

Из царапины на щеке текла кровь и, срываясь с подбородка, капала на пол. Я этого не замечал. Болели растянутые мышцы левой ноги, но все ощущения проходили мимо сознания. На всякий случай я проверил Дженго, Бирса и Кувата. Все трое были безнадежно и окончательно мертвы. Опустившись на пол, я привалился спиной к стене. Меня накрыл жестокий отходняк. Убивать людей мне раньше не приходилось, а уж делать это таким жутким способом… Меня тоже раньше никогда не пытались убить. Не разбить морду, не унизить перед одноклассниками, не ограбить в плохо освещенном коридоре подземного яруса, а именно убить. Цинично и расчетливо.

Я вляпался во что-то предельно мерзкое и очень-очень опасное, и что теперь делать совершенно не представлял. Впрочем, думать сейчас я всё равно ни о чем не мог, а лишь неподвижно сидел, тупо глядя в одну точку. Прошло, наверное, минут двадцать, и я почувствовал, что меня потихоньку начинает отпускать. На самом деле, сидеть здесь и предаваться рефлексиям было, наверное, самым глупым из возможных занятий. О существовании этого места наверняка знал не только Тирой, так что безопасным оно являлось весьма условно. Любые гости, решившие сюда заявиться, неизбежно создали бы мне практически неразрешимые проблемы.

Мало того, что мне пришлось бы объяснять им, что я делаю здесь один в окружении четырех свежих трупов с резаными и огнестрельными ранами, так еще и сами эти трупы вполне могли оказаться хорошими знакомыми, а то и друзьями тех, кто мог сюда прийти. Но не это пугало меня больше всего. Найденный мной контейнер явно был чем-то очень редким и весьма ценным. Я ничего о нем не знал, хотя считал себя если и не знатоком рынка артефактов, добываемых старателями в Руинах, то уж точно не профаном в этой области.

Да и без контейнера оружие и снаряжение четырех не самых последних старателей вкупе с добытым нами роботом-разведчиком вполне стоило того, чтобы конфисковать его у странного новичка, единственного выжившего из артели Тироя, погибшей при более чем сомнительных обстоятельствах, а его самого тихо прирезать и выбросить где-нибудь подальше от этого схрона, чтобы не демаскировать полезное во всех отношениях убежище.

Работы предстояло много, и значительная её часть грозила стать крайне неприятной. Требовалось немедленно спрятать тела. Оставлять их здесь было нельзя. В этом месте мертвых старателей очень скоро найдут, и то, как они погибли, вызовет массу неприятных вопросов, на которые мне очень скоро придется отвечать. И отвечать будет нечего, поскольку в правду никто не поверит, а придумать достаточно качественную ложь я просто не смогу. О контейнере, судя по всему, говорить никому нельзя, по крайней мере, пока я сам не разберусь, что же это такое, а без него объяснить поведение Тироя вряд ли получится.

Прежде всего, стоило оценить свое физическое состояние. Мышцы левой ноги сильно болели, но, вроде бы, она меня более или менее слушалась. А вот с лицом было явно что-то не так. Я достал коммуникатор и навел фронт-камеру на свою физиономию. Н-да… В пылу схватки я и не заметил, что кроме царапины от пули я получил еще и неслабый удар пистолетом в левую скулу, и теперь на ней виднелась изрядная ссадина, а вокруг глаза начинал формироваться приличный отек, грозящий перейти в здоровенный фингал.

Царапина оказалась не слишком глубокой и не требовала стягивания краев. Я продезинфицировал ее гелем из аптечки и закрыл тонкой полоской медицинской пены. Ссадину просто помазал гелем. Таких украшений у меня за шестнадцать лет случались многие десятки. Само пройдет.

Дальше следовало разобраться с доставшимися мне трофеями. Как бы погано ни выглядели обстоятельства, в которые я влип, по итогу на меня свалился небольшой арсенал неплохого оружия и снаряжения, а вдобавок еще и куча весьма ценных артефактов. Если суметь всё это как-то легализовать, то даже без учета фактора икс в виде контейнера, я мог стать обладателем немалых денег. Ну, естественно, по моим меркам.

Начал я, само собой, с оружия. Шестизарядный револьверный гранатомет РУГ-36 лег в руки, как родной. Хорошая машинка. Довольно лёгкая и компактная, достаточно скорострельная и точная, но, увы, против роботов Роя откровенно слабовата. Завалить из нее паука-разведчика, конечно, можно, но даже против лёгкого шагающего танка он уже не тянет. Против воздушных целей гранатомет тоже почти бесполезен – дальность прицельного огня не больше семисот метров, да и скорость полета гранаты невелика. Но для условий нейтральной полосы штука всё равно очень полезная.

Гранат к РУГу у Тироя нашлось немного, и их тип лишь подтвердил возникшие у меня очень нехорошие подозрения. Помнится мне, я даже гордился приглашением в старательскую артель, считая, что меня заметили и оценили. Нет, на самом деле, так оно и было, вот только, судя по всему, выбрал меня Тирой не как перспективного новичка, способного со временем стать полноценным старателем, а как удобного живца для охоты на малых роботов Роя.

Обездвиженный и захваченный нами паук-разведчик являлся на порядок более ценным трофеем, чем всё, что мы могли найти на нейтралке. Ну, если, конечно, не считать моего контейнера, но такие находки случались настолько редко, что рассчитывать на подобное было глупо. Тирой утверждал, что его главная задача – прикрывать нас, пока мы ведем поиск артефактов в выделенных нам секторах. Обычно он этим и занимался, однако, как оказалось, далеко не всегда.

Из рюкзака Тироя я извлек три плазмо-кумулятивные гранаты. Эти небольшие цилиндрики являлись наиболее эффективным средством уничтожения сравнительно небольших и слабо бронированных роботов-разведчиков Роя. Вот только гранатомет лидера был заряжен не ими. Вернее, не только ими. Первые три гранаты Тирой израсходовал, стреляя в робота, и теперь я был полностью уверен, что они имели то же тип, что и четвертая из шести, изначально заряженных в барабан. Только две последние гранаты были плазмо-кумулятивными, а первые четыре имели совсем другой тип и предназначались не для уничтожения лёгкой техники Роя, а для максимально щадящего выведения её из строя. Точного механизма действия этих боеприпасов я не знал. Скорее всего, они генерировали что-то вроде мощного, но узконаправленного электромагнитного импульса в сочетании с не слишком сильным ударным и термическим воздействием. Удачное попадание приводило к выводу из строя систем управления цели, но, как правило, достичь нужного эффекта удавалось не с первого раза. Собственно, именно поэтому Тирой предпочел две последние гранаты в барабане оставить плазмо-кумулятивными. Если бы четырьмя первыми выстрелами успокоить робота не удалось, он бы его уничтожил оставшимися двумя. Рисковать собой лидер, естественно, не хотел.