Боевой Топор [Искупление Путника] - Дуглас Сара - Страница 68

Аксис шел, не оглядываясь, погруженный в мрачные мысли, и потому не заметил, что позади него неотступно, на расстоянии двадцати-двадцати пяти шагов друг от друга идут еще трое, и тоже упрятав лица в капюшоны плащей.

Через пятнадцать минут Аксис подошел к воротам обители, в которой еще недавно жили монахи, приверженцы аскетизма и созерцательного образа жизни, стремившиеся к религиозному совершенству. После нападения скрелингов монастырь обезлюдел: большинство монахов погибло, а те двое, кому удалось спастись, перебрались в форт. С одним из них, братом Фрэнсисом, у Аксиса была назначена встреча, на которую монах согласился, несмотря на пережитый им ужас во время бойни в обители.

Аксис пересек двор и подошел к двери, когда-то внушительной и добротной, а теперь сиротливо качавшейся на ветру, держась на одной петле. За дверью оказалась прихожая, сохранившая следы невиданного погрома: скамьи были изломаны в щепы, стол перевернут, а весь пол завален рваной одеждой, пустыми искореженными коробками, битой посудой и другими предметами нехитрого быта приверженцев аскетизма, потерявшими, как и все в помещении, свою первоначальную форму.

Брата Фрэнсиса Аксис нашел на кухне. Поздоровавшись с Аксисом, Фрэнсис развел руками и глухо проговорил:

— В ту страшную ночь многие наши братья встретили смерть на кухне. Они попытались обороняться, но кочерга, ухваты и сковородки не то оружие, которым можно отразить внезапное нападение разъяренных страшилищ с отточенными клыками и когтистыми лапами.

— И все-таки тебе удалось спастись.

Монах потупился, словно почувствовал себя виноватым.

— Благодаря брату Мартину, — неохотно пояснил старец. — Он затащил меня в кладовую и припер дверь изнутри. Да, мы остались живы, но, поверь, чуть не лишились рассудка, слушая, как с плотоядным урчанием поедают наших несчастных братьев. Да убережет тебя Артор от подобного испытания.

Аксис молча кивнул и присоединился к монаху, продолжившему прерванное занятие: собирать с пола разбросанные кастрюли и расставлять их на полке. Наконец Аксис сказал:

— Брат Фрэнсис, ты, наверное, догадываешься о том, зачем я попросил тебя прийти в монастырь.

— Ты хочешь поговорить со мной о принцессе Ривке.

— Она умерла здесь?

Монах вскинул брови, покачал головой.

— Ривка рожала здесь, а умерла в другом месте. То было давно, около тридцати лет назад. Все эти годы мы с братьями держали язык за зубами и никому не рассказывали о том, чему стали невольными очевидцами. Мы все боялись и Карела, прежнего короля, и герцога Сиэрласа, властвовавшего в Ихтаре. Да и после их смерти, распусти мы язык, нам бы не поздоровилось. За прошедшие тридцать лет многие братья перешли в мир иной, а после бойни в обители я остался единственным, кто помнит о последних днях твоей матери. Мартин молод, родился позже, — скрытое рыдание перехватило голос монаха, остановив его речь. Справившись со своим волнением, он продолжил: — Я уже стар, Аксис, и ничего не теряю, а после пережитого ужаса люди мне не страшны. Спрашивай, о чем ты хочешь узнать.

— Тебе лучше и дальше держать язык за зубами. Опасность не миновала. Теперь она исходит от Борнхелда.

— Тогда чего же ты хочешь?

— Покажи мне комнату, где я родился.

— И это все? Ну, что же, пойдем.

Поднявшись по винтовой лестнице, Аксис и его провожатый очутились в начале длинного коридора. Фрэнсис остановился, тяжело отдуваясь.

— Ривку привезли сюда из Сигхолта в конце Волчьего месяца, — сказал монах, отдышавшись. — Привезли в разбитой повозке. Мы прямо диву дались, что для жены герцога Сиэрласа не нашлось лучшего экипажа. Тогда мы еще не знали о сложившихся обстоятельствах. Так вот, принцессу, видно, в дороге порастрясло, потому что еще в пути у нее начались родовые схватки. Как только ее привезли, один из монахов побежал за повивальными бабками, а мне довелось отнести Ривку сюда, наверх, в комнату, обычно отводившуюся гостям. Эта комната в конце коридора.

Подойдя к двери в комнату, монах потянулся к ручке.

— Подожди, Фрэнсис, — остановил его Аксис. — Благодарю тебя. Дальше я сам.

— Не буду мешать тебе. Да не оставит Артор тебя своим покровительством.

Аксис улыбнулся и погладил Фрэнсиса по плечу. В Сигхолт-форте ему показали место, где встречались его родители, а теперь другой старец, не побоявшийся, как и Рейнольд, навлечь на себя беду, привел его к комнате, где он родился.

— Да не оставит Артор своим покровительством и тебя, — сказал Аксис.

Фрэнсис кивнул и оставил Аксиса одного. На лестнице монах вздрогнул от неожиданности. Навстречу медленно подымался невесть откуда взявшийся человек, прятавший лицо в капюшоне плаща. Монах на секунду остановился, а затем склонил голову и прошел мимо, ни слова не говоря. Он прожил долгую жизнь и по-настоящему удивлялся только тому, что до сих пор жив.

Оставшись один, Аксис замер у двери, не решаясь войти. Его душило волнение. За дверью комната, в которой он появился на свет, за дверью комната, в которой его несчастная мать провела один из последних дней жизни. Наконец, немного придя в себя, Аксис нажал на ручку.

Комната оказалась почти пустой. Всю ее обстановку составляли кровать с рваным матрасом, из которого торчали заржавленные пружины, да стол со стулом. На столе стояли кувшин и таз, явно предназначенные для умывания, а теперь сами запачканные и пыльные. Слабый свет хмурого ненастного утра едва пробивался сквозь узкие окна. Камин, разумеется, не топился. В комнате было темно, сыро и неуютно.

Неуютная обстановка навела на невеселые размышления. Аксис снова вспомнил о матери, представив себе ее предсмертные муки, ее душевную боль, ее одиночество…

Внезапно за спиной стукнула дверь. Аксис обернулся и не поверил своим глазам: в комнату вошла Фарадей. Она откинула капюшон и остановилась, прижав руки к груди. Аксис изменился в лице. Сердце его тревожно забилось и замерло. Он стоял неподвижно, уставившись на внезапно вошедшую Фарадей и чувствуя, что голос у него отнялся, что он не может произнести ни слова, лишь кивнул в знак приветствия. Какое-то мгновение они молча смотрели друг на друга. Затем она пошла ему навстречу и, запинаясь, сказала срывающимся голосом:

— Я… я… пришла объясниться.

— Объясниться? — Аксис горестно рассмеялся. — Да как можно объяснить твой поступок, когда ты, не дав знать о себе, отправилась в Горкен-форт? И зачем? Чтобы стать женой Борнхелда, а заодно и унизить меня, имевшего глупость поверить в твою любовь и чуть не рехнувшегося с отчаяния и горя, когда посчитал, что, провалившись в расщелину, ты погибла.

— И все же я хочу объясниться, — произнесла Фарадей, на этот раз с твердостью в голосе.

— Ну, хорошо, раз пришла, говори, — Аксис хотел сказать это спокойно, но именно поэтому его голос прозвучал хрипло и неестественно громко. Заметив, как она вздрогнула, он продолжил более мягко: — Ты говорила, что любишь меня, а вышла за Борнхелда.

— Тому есть объяснение. Но сначала… — голос Фарадей снова дрогнул, — …сначала я хочу снова сказать тебе, что люблю лишь тебя, тебя одного.

Аксис недоверчиво взглянул на нее.

— Но тогда почему…

— Не потому, что была помолвлена с Борнхелдом, а потому что опасалась за твою жизнь. Борнхелд мог убить тебя.

— Я не боюсь Борнхелда.

— Я знаю, Аксис, знаю. Но я не могла подвергнуть тебя даже малейшему риску. Я думала о твоем великом предназначении.

— О каком предназначении ты говоришь?

— О предназначении Звездного Человека. Я верю, Звездный Человек — это ты. В это верят и блюстители предсказания. Они сказали мне, что если я порву с Борнхелдом, то отыскать счастливого соперника герцогу труда не составит, а, сойдясь с тобой в поединке, он, несомненно, одолеет тебя, ибо вооружится чувством собственной правоты.

— Мудреное суждение, — пробормотал Аксис.

— Но это так, поверь мне! — воскликнула Фарадей. — А разве ты не считаешь себя Звездным Человеком?

— Меня обуревают сомнения. Очевидно одно: у меня изменились взгляды, мировоззрение. Я больше не считаю аваров и икарийцев врагами и больше не верю в учение Сенешаля. Ты говоришь, что я Звездный Человек? Не знаю. Может, я им и стану. Если возвышу дух, обрету необходимые знания. Ведь Звездный Человек — это, верно, не только имя, но и состояние духа. Огден и Веремунд, ссылаясь на предсказание, тоже твердят мне о моем высоком предназначении. Но только это пророчество непонятно, туманно. Блюстители предсказания и сами в нем толком не разбираются. А мне ясна лишь первая строфа предсказания. Вторая — полна загадок, туманных предостережений, а в третьей говорится о каком-то предателе.