Схватка за Европу - Дуглас Йен - Страница 79

«Манта» была тяжелее воды и быстро уходила на глубину кормой вперед. Карвер коснулся нескольких иконок на сенсорной консоли, и сразу же послышался шум двигателей субмарины.

— «Зебра», это «Ледокол-один», — сказал он. — Двигатели на мощности двадцать процентов. Рули работают нормально. Лед с крыльев скалывается. Отдавайте страховочный трос.

После спуска на воду субмарину соединял с берегом единственный страховочный трос. «Манта» не имела балласта и двигалась сквозь толщу воды подобно летящему самолету. Если бы не включились двигатели, лодка неминуемо пошла бы ко дну, поэтому трос страховал ее от погружения в бездну.

Двигатели работали ровно, и пехотинцы на берегу отпустили конец троса и быстро протащили его сквозь стропальное кольцо.

— «Ледокол-один», можете управлять судном.

— Роджер вас, «Зебра». Начинаем погружение. Увидимся через пару дней!

Джефф почувствовал, как лодка накренилась на левый борт, отваливая от станции. Качка прекратилась — значит, они уже ушли с поверхности воды. Он сожалел о том, что не видит то, что видит сейчас Карвер. Возможно, он почувствовал бы себя лучше в этом тесном и душном отсеке.

Подняв руки, он сдвинул запорное кольцо шлема и снял тяжелую полусферу с головы. Положил ее рядом с М-580 и отстегнул перчатки.

— Народ, можете разгерметизировать шлемы. Скафандры не снимать, без надобности по отсеку не бродить.

Карверу будет трудно вести лодку в темных водах подо льдом, если пассажиры постоянно будут менять центр тяжести.

— Шлемы и перчатки можно положить под скамьи, — продолжил Джефф. — Оружие установите на стойки. Разрешаю вставать только по двое. Не забывайте о низком потолке, чтобы не разбить дурные головы.

Он осторожно лег ничком на правое ложе, подтянулся обеими руками так, чтобы лицо оказалось в нескольких сантиметрах от иллюминатора. От этого маневра тяжеленный ранец сместился к плечам и больно давил на спину.

Вода была сине-зеленой — сверху еще пробивались слабые лучи света. Мощные прожекторы, установленные на концах крыльев «Манты», выхватывали из темноты кружащиеся, как снежинки, твердые частицы. В данный момент прожекторы освещали черно-белую конструкцию, состоящую из гладких поверхностей и правильных углов, кое-где покрытую какими-то коричневыми пятнами.

Джефф почувствовал, как кто-то неуклюже заполз на левое ложе. Сигэру прижался к иллюминатору лицом, озаренным отраженным снаружи ярким светом.

— Я должен это видеть, — сказал он. — Вы даже не представляете, как мне хотелось увидеть все собственными глазами, а не через оптические датчики дистанционно управляемых зондов!

— Это одна из форм жизни на Европе? — спросил Джефф. Коричневые пятна были похожи на мох с колышущимися длинными нитями в созданных лодкой потоках воды.

— Мы так считаем.

— Так считаете? То есть, наверняка не знаете? Вы разве не взяли образцы?

— Конечно, взяли, и даже присвоили временное название Muscomimus или «похожий на мох». Но доктор Редмондсон, наш главный экзобиолог, не уверен, что это можно считать настоящей формой жизни. Это может оказаться всего лишь необычным образованием из серы и углеродных соединений, состоящим из молекул с длинными цепями, то есть, явно неорганическим.

— Но оно выглядит так, словно растет и… размножается. По всему корпусу «ЕвроГИСа».

— Мы обнаружили целые заросли на нижней поверхности льда. И оно получает питательные вещества — пищу, если хотите, — из морской воды и энергию для роста — из теплой воды от антиобледенителей станции. Но мы еще напряженно работаем над определением «форма жизни».

— Неплохое замечание, — насмешливо произнес Джефф.

— Что вы имеете в виду?

— Чем больше мы узнаем об окружающей нас Вселенной, тем тяжелее ответить на простой вопрос: «Что такое жизнь?»

— Да, майор, этот вопрос совсем не прост. На самом деле, возможно, это самый сложный вопрос.

— В самом деле?

— Да, можете поинтересоваться у искусственного разума.

«Манта» продолжала медленный разворот, и корпус «ЕвроГИСа» исчез из вида. Твердые частицы продолжали свой замысловатый танец в ярких лучах прожекторов подводной лодки.

— Europamegabactersulfurphilos, — сказал Сигэру. — Определенно форма жизни.

— Похожа на грязь, — заметил Джефф, — или снег.

— Судя по всему, является аналогом известной на Земле формы жизни. Конечно, связи между ними существовать не может, но обе формы являются примером конвергентной эволюции.

— Да?

— Бактерия была обнаружена на побережье Анголы около семидесяти лет назад. Одноклеточная, но достаточно большая, чтобы увидеть невооруженным глазом — размером с точку в конце предложения, набранную шрифтом обычного размера. На самом деле в тысячи раз больше обычной бактерии. Большую часть размера можно объяснить огромной вакуолью, в которой хранится нитрат, способствующий метаболизму с использованием серы.

— Здесь она выглядит более крупной.

— Не только выглядит. Некоторые образцы достигают десяти-пятнадцати миллиметров в диаметре. Тем не менее, это — одноклеточные организмы. Пока нам удалось обнаружить на Европе жизненные формы, основанные на углероде, как и на Земле, но для метаболического процесса здесь используется сера. Подобно гигантским бактериям на Земле или питающимся серой жизненным формам, обнаруженным в вулканических трещинах на дне океана, в зонах стыка сейсмических плит. Понимаете, им не нужен свет, как фотосинтетическим формам жизни.

Джефф мог только покачать головой. Здесь существа, кажущиеся живыми и растущими, могли оказаться совсем не живыми, по крайней мере, в обычном понимании этого слова, в то время как нечто, похожее в свете прожекторов «Манты» на грязный снег, оказывалось живым и развивающимся почти по земным законам природы.

— Ничего себе, — воскликнул вдруг Карвер. — Майор, вы слышите это?

— Что именно?

— Прислушайтесь.

Джефф прислушался. Да, Карвер не ошибся. Звук был настолько слабым, что сначала был почти не различим из-за разговоров, гудения в системе вентиляции и глухого гула воды за корпусом судна. Постепенно звук становился более громким, из внушающего ужас низкого завывания, прерываемого треском и воем, он перерастал в пронзительные крики, достаточно отчетливые, чтобы услышать их, не напрягая слуха.

— Это — Певец, капитан Карвер, — сказал Джефф.

— Роджер вас, сэр. Я стал принимать эти звуки, как только мы спустили лодку на воду, но отчетливыми они стали лишь после того, как мы погрузились под лед. Они сильно приглушены корпусом. Вероятно, снаружи звук очень громок, если мы слышим его так хорошо.

— Да, — сказал Сигэру. — Мы тоже слышали его только в том случае, если опускали гидрофоны на большую глубину под лед. Звук, особенно низкой частоты, распространяется на огромные расстояния. Звуковые волны отражаются от ледяного панциря и дна и даже могут обогнуть спутник.

Джеффу приходилось слышать записи, но от живого звука у него зашевелились волосы на затылке. Сложно было не услышать в этом жалобном завывании определенный порядок, интеллект и смысл, недоступный человеческому восприятию.

— Не очень похоже на хит-парад «Топ-сорок», правда? — заметил Воджак.

Подводные лодки взяли курс на зюйд-вест и увеличили скорость. «Манта-1» шла далеко впереди — такой порядок движения был выбран для того, чтобы не потерять обе лодки из-за какого-нибудь непредвиденного обстоятельства. Некоторое время была видна поверхность льда, она постепенно становилась более гладкой, сливалась с водой, похожей из-за плавающих частиц на туман. Сигэру был прав, почти вся поверхность была покрыта коричневатыми пятнами, поросшими длинными усиками. Они походили на загадочные перевернутые заросли.

Потом «лес» и лед скрылись в темноте, снизу и сверху субмарину окутывала черная ночь, и только одинокие лучи прожекторов «Манты» свидетельствовали о том, что в этом царстве безмолвия существует островок тепла и света. Через час Карвер сообщил, что «Ледокол-2» находится в трех километрах по корме, и что лучей его не видно.