По грехам нашим. В лето 6733 (СИ) - Старый Денис - Страница 51

Однако, я не стал сразу демонстрировать явный интерес именно к Семьюну. И хорошо, что все остальные купцы были столь озадачены своей судьбой, что не были способны к анализу ситуации и не обратили внимания на то, что я чуть ли не минуту пристально смотрел на знакомого купца. Хотя, нет вот один высоченный с горделивым видом купец, отличающийся широким дорогим поясом с золотыми нитями, рассматривает меня и смог прочитать по моему виду особый интерес к Семьюну, так как удивленно переместил свой взгляд именно на этого своего коллегу.

— Торговые гости новгородские, — начал разговор я, после того, как на борт «Князя Рюрика» с трудом взобрался последний участник предстоящего разговора. Он был явно стар и перемещения с одного корабля на другой давались ему напряжением сил. — Я воевода великого князя владимирского Корней и с повагой ставлюсь до торговых людей и града Новгорода.

— Так с повагой, что сечешь людей наших, да товар, аки тать берешь? — перебил меня тот высокий купец, что блистал напоказ своим поясом, который можно было скорее отнести к другой эпохе, к сарматской культуре польско-литовских шляхтичей века так шестнадцатого.

Не было какого-либо раздражения, или гнева на то, что не дали сразу сказать то, что я предполагал изложить купчинам, я полностью контролировал ситуацию и чувствовал себя хозяином положения. Меня больше интересовал тот пояс, что был на купце, вроде бы не шмоточник, но вот прямо таки захотелось такой же. А еще, я прекрасно осознавал строптивость купцов, которые считают себя вольными и ревностно относятся к тому, что у них эту «волю» кто-то ограничивает.

— Невместно нам лаяться, товар буде мой, токмо не весь, а тот, что вы, гости торговые, вольно дадите войску, что идет бить тех, кто волю вашу забрал. Свеев, — последним словом я решил уточнить главных виновников всех экспроприаций.

Умные поймут к чему я все веду, дураки попробуют вообще ничего не давать на «благое дело», может, сразу и увидим, кто любовью искренней пылает к шведам, а кто просто умный и прозорливый человек так сказать с гибкими политическими взглядами.

— А коли воли на то не станет, и ничего не дадим? — влез, на удивление ранее не проявлявший сначала никакого интереса к происходящему с отрешенным видом, щуплый купчина лет так под сорок. Краем глаза я увидел его переглядывания с купцом, с приглянувшимся мне поясом.

После того, как купец задал вопрос, он прямо-таки преобразился и стал привлекать к себе внимание. Низкий рост, голова с пролысинами и блуждающий взгляд по всем своим коллегам для поиска одобрения своим словам. Вот только я прочитал в глазах новгородских купцов некую брезгливость по отношению к «народному рупору» и стало понятно, что этот торговец занимает место шакала при тиграх и львах. Но никто щуплого не одернул, все молчали и тем самым показывали, что мне необходимо ответить на этот вопрос.

— Скажу вам, новгородцы. Вельми много серебра стоит морская сеча, да и потреба есть у зброи и бронях для тех новгородцах, что ворога гнать со своей земли станут. А я тот, кто в своем поместье зеркала ладил, да уклад варил, — я решил немного ошарашить купцов. У них то калькулятор должен сработать, сколько стоит зеркало и что я вместо того, чтобы подбирать лопату побольше, для сгребания серебра да золота, трачу на их свое время.

— Ты тот мастер, что зеркала ладит? — шикнув на своих коллег, спросил самый пожилой купец.

— И зеркала, сукно, да и воска с медами много в Новгород возил, вот и бумагу сладил, на ней писать вельми лепо, а торговать ее некому — новгородский торг, чай, при шведах в рост пошел, да товары свои за много серебра торгуют, — говорил я и видел, как понурились все купчины. Роста торговых отношений не получилось при господстве северных соседей.

Уже дальше я предложил присесть на лавки и поговорить спокойно, даже, если и разговор будет крайне неприятен новгородцам.

Меня слушали внимательно, я же пытался чередовать «кнут» с «пряником». Да, я забираю весь товар, что будет нужен как для военных целей, так и мне лично, но не воск, пенька меня не интересуют, пушнину же возьму половину от всей, что везут для продажи в Ганзу. Ладьи же частью направляются в Ригу. При упоминании города, лица всех купцов скрутились в брезгливых гримасах. Другая часть идет со мной, так как мои корабли перегружены войсками. В Риге же ждут купцы результата последующих событий без права покинуть город, либо могут сами принять посильное участие в освобождении новгородчины от шведско-католических захватчиков.

— Кто готов помочь великому князю Ярославу, что ратился за Новгород и князем был у вольном городе? — закончил я свой спич вопросом, который предполагал больше отказ, но с толикой неловкости за трусость. А уже на этом можно сыграть и забрать побольше товара. Купцы привыкли все оценивать деньгами, даже свою трусость.

Наступило молчание, купцы переглядывались между собой, и было видно, что не хватает небольшой искры для того, чтобы пламя желания встать против шведов, заполыхало. Нет, они не собирались воевать, но вот сейчас купчины решали, что будет выгоднее. Либо встать на сторону великого князя и в некотором роде потерять лицо, но приобрести возможности, либо остаться при своих.

— Великий князь Ярослав Всеволодович заключит ряд с Новгородом и те торговые гости, что примут волю князя статут рядить с ним. И вся крамола на тех купцов не будет услышана великим князем, — подбросил я еще один уголек.

Я давал понять, что их советы будут услышаны и что князь объявит полную амнистию тем купцам, что помогут навести так сказать «конституционный» порядок.

Далее разговор разгорелся с новой силой и уже обсуждались детали. Только два купца напрочь отказались сотрудничать. Удивительным было то, что в числе тех двух отказников, оказался и «щуплый», проявил строптивость и один невысокий купчина, обильно потеющий из-за изрядно лишнего веса.

Поговорили и о будущем, и я высказал свое видение торгового договора всех земель Северной Руси. Каждый город получал определенную монополию на ряд товаров, при этом власть поручалась не снижать закупочные цены. Купцы оценили роль Новгорода в том договоре и долго недоумевали, чем же торговать будет Рига. Бумага для них была еще непонятным товаром, как не видели они больших перспектив в продаже шерстяной ткани и изделий из нее. В это время, наоборот, на Русь шла шерсть, из Фризии.

— По здорову ли, гость новгородский Семьюн? — спросил я, когда остался наедине со своим знакомым.

Остальных купцов отправили на две ладьи, и уже шло изъятие товаров, которым нагружались три ладьи для отправки в Ригу с размещением на складах для торговли. Я не наглел и брал только меньшую половину, а где и не больше четверти товаров. Купцы же оживились, когда узнали о возможном скором прибытии датских торговцев в Ригу. Они-то собирались отправляться в германские города, где всяко дороже проживать, да и торг опасный, в Риге же, как считалось с недавних пор, крепка княжеская власть и безобразий не предвидится.

— Боярин-воевода. Ты оставил меня, дабы живота лишить? — просил некоторой усмешкой Семьюн и пристально посмотрел на меня. Складывалось впечатление, что купец не то, что не боится последствий встречи со мной, но, как бы не убежден в награде.

— Можно и так, токмо ты мне поведай все, а я решу. Да и дело есть вельми доброе, — сказал я, ожидая яркого рассказа.

Но я был разочарован, почти разочарован. А вот Семьюна, действительно, нужно было премировать. Дело в том, что именно этот купчина был казначеем, или как говорят в некоторых узких кругах — «смотрящим за общаком». Даниил, тот самый, который чуть не убил меня, понимал роль денег и, что без них вершить судьбы русичей невозможно. В «кубышке» скопилось много и серебра и разных товаров, в том числе и много вооружения. Все это находилось под плотной охраной на складах самого Семьюна. Когда же пришла весть, что погиб не только Даниил со своим ближними людьми, но и его сын с еще одним бойцом, который, оказывается, так же занимал немалое положение в тайной организации, все участники заговора напряглись. Кто-то просто сбежал со своим имуществом в Европу, но была группа, что посчитали себя вправе забрать казну заговорщиков.