Мастеровой (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 18

– Умеешь, дорогуша, озадачить, – хмыкнул Куликов. – Все возможно, только без протекции не обойтись. Есть она у Федора?

– Попроси начальника завода – вместе с Михаилом.

– О чем ты говоришь? – вздохнул муж. – Александр Владимирович – генерал-лейтенант. Кто мы для него? Штабс-капитаны, коих пруд пруди. У него полковники в подчинении, губернатор первым кланяется.

– А если Федор отличится? Придумает нечто эдакое, – Полина выписала рукой в воздухе непонятную фигуру.

– Если эдакое, то непременно, – улыбнулся Куликов.

– Гадкий! – жена шлепнула его веером по руке. – Видите, с кем живу? – обратилась к Федору. – Все в шутку переводит. А ведь дело говорим.

– Благодарю за заботу, – поклонился Федор. – Но давайте не спешить. Для начала экзамены за училище, а потом по обстоятельствам.

– Так вы согласны? – обрадовалась Куликова.

– Сам думал, – подтвердил Федор. – Но придется учителей нанять. Иностранные языки знаю хорошо, а вот с русским беда – пишу с ошибками. Остальное…

– Математика, физика, география, история, рисование, черчение, – стал перечислять Куликов. – Думаю, что Федору это по плечу. Видел, как он размеры шестерен рассчитывал, сопряжения чертил. Только заниматься нужно. На экзаменах в реальном спуску не дают.

– А они согласятся их принять?

– Отчего же нет? – удивился Куликов. – Училище ведь коммерческое. Подадите прошение директору, внесете в кассу сумму – немалую, к слову. Вам составят график, будете ходить и сдавать экзамены. Можно не по разу, но за каждый дополнительный придется заплатить. Многие так годами ходят, – офицер усмехнулся. – А училищу с того прибыток. Без свидетельства об окончании никуда не примут – ни в чиновники, ни в университет.

– Учебники дадут?

– В библиотеку запишись, – посоветовал Куликов. – А насчет учителей… В газетах объявлений много. Этим зарабатывают как студенты, так и выпускники училища.

– А преподаватели реального?

– Им запрещено. Дабы исключить злоупотребления.

– У нас запросто, – хмыкнул в голове Друг. – Многие на этом поднялись.

– У меня будет просьба, Михаил Игнатьевич, – повернулся Федор к Рогову.

– Отпуск дать? Сократить рабочий день?

– Этого не нужно. Хочу револьвер сделать – собственной конструкции.

– Чем наган не угодил? – удивился Куликов.

– Многим. Недостатков у него хватает, основные – тугой спуск и мешкотная перезарядка. Шомполом по одной выбить гильзы из барабана, затем также снарядить. Вы этим занимаетесь, а напротив стоят вражеские солдаты и с интересом наблюдают. Есть еще соображение, Николай Егорович. Заказ от казны вы, считайте, завершили. Что дальше? Отправлять мастеровых в отпуска? Жалко. Производство ведь отлажено, может выпускать тысячи револьверов. Но заказа нет.

– В оружейные лавки лишние пойдут, – пожал плечами Куликов.

– А они возьмут столько? Я ведь специально узнавал. Наган стоит, как бельгийский пистолет, даже больше. А на те мода. Вот и лежат в лавках наши револьверы – редко кто берет.

– Тогда лучше сделать пистолет, – предложил офицер.

– Это надо производство перестраивать: закупать станки, прессы, переучивать мастеровых. Казна даст денег?

– Сомневаюсь, – вздохнул Куликов.

– А теперь представьте: в лавке появился револьвер, ни в чем не уступающий пистолету. С легким спуском и зарядкой, прикладистый и надежный. Если правильно дать рекламу, станут покупать. А у нас цех с опытными мастеровыми и отлаженный процесс. Будет прибыль у завода.

– Ну, а как не станут брать? – хмыкнул Рогов.

– Сделать сотню-другую револьверов для начала. Посмотреть на спрос. Деньги небольшие. Завод убытка не заметит.

– Рискнем, Михаил? – спросил Куликов Рогова.

– Можно, – кивнул тот головой. – Сколько времени просишь? – посмотрел на Федора.

– Месяц.

– Новый револьвер за месяц? – поразился Рогов.

– А чего там хитрого? – пожал Федор плечами. – Ствол, рамка, барабан и курок с пружиной. Пистолет сложнее.

– Ладно, – согласился Рогов. – Месяц дам.

– А я обеспечу заготовками, – поддержал Куликов. – Федор прав: размахнулись широко. Револьверов можем выпускать тысячи. Жалко будет прекращать. И мастеровых увольнять не хочется – как понадобятся, не найдешь…

– Господа! – обиженно прервала их Куликова. – Вы совсем забыли про дам. О делах своих на заводе поговорите.

– Молчу, дорогая! – повинился Куликов. – Сейчас кликну официанта. Пусть несет вино и балык. А то я что-то проголодался.

Он захохотал. Конец вечера прошел весело. Штабс-капитаны вспоминали обучение в Михайловском училище, как познакомились с будущими женами. Было видно, что говорено о сем не раз, но офицерам это доставляло удовольствие. К разговору подключились дамы, вспомнили о детях. У Куликова подрастали девочки-погодки, у Рогова – сын. Офицеры в шутку спорили, кого из дочерей Куликова он со временем выберет, жены смеялись и вставляли свои замечания. Милая, семейная атмосфера. На прощанье Федора пригласили, не чинясь, заходить в гости, тем все и завершилось. Офицеры с женами отбыли на коляске, Федор отправился к себе пешком – после ресторанной духоты захотелось освежиться. Он шел, вспоминая вечер, и улыбался. Друг молчал. Наконец, Федор спохватился и позвал его:

– Ты где? – спросил тревожно.

– Здесь, – сдавленно отозвался Друг.

– Почему молчишь?

– Да хреново мне, – раздалось в голове. – Отчего-то накатило. Ресторан, друзья с женами, шампанское и коньяк. Погоны, ордена… Все молодые, полные надежд. И я точно также пел, заплатив лабухам четвертной – за меньшее к инструменту не пустили. Для нее пел.

– Жены?

– Не помню, Федя. Была там со мной женщина, а вот кто она – потерялось. Помню лишь, что любил ее очень. Так, что сердце защемило, когда вспомнил. И такая вдруг тоска! Что-то с этой женщиной случилось – умерла или ушла к другому. Хорошо, если второе.

– Почему? – удивился Федор. – Она ведь бросила тебя. Я бы не простил.

– Эх, Федя, Федя, – вздохнул Друг. – Не любил ты по-настоящему. Невозможно ненавидеть человека, от которого без ума. Будешь мучиться и страдать, но желать ей зла – ни за что. Помнишь, как у Пушкина? «Как дай вам Бог любимой быть другим?» Были у меня потом женщины – и немало, но вот эта… Но вот кто она, стерлось. Прямь беда… Ладно, Федя! – голос Друга окреп. – Не будем раскисать – нас ждут великие дела. Готов к свершениям?

– Всегда готов! – отрапортовал Федор.

[1] В царской России существовал такой класс, как «офицерские дети». Из-за невысокого чина родителей права на дворянский титул они не имели, но пользовались определенными льготами, например, при приеме в вузы. Из офицерских детей был, к примеру, Деникин.

[2] Лжец! (франц.)

[3] Извините, мадам. Если вы хотите, чтобы вас не понимали, выбери другой язык, например, латинский. Французский я знаю, также как немецкий и английский. (франц.)

[4] Английский язык в ту пору в России был не популярен. Ни в гимназиях, ни в реальных училищах, в отличие от французского и немецкого, его не учили. Так что ничего удивительного.

[5] Стихи Александра Малинина.

[6] На самом деле Владимира Засухина и Юрия Рыбчинского.

[7] Смольный институт благородных девиц – первое в России женское учебное заведение. Готовило барышень для светской и придворной жизни, в 1848 году появился класс для подготовки учительниц.

[8] Габсбурги – могущественный монарший род в Европе. Его представители, включая женщин, имели далеко выдающуюся вперед нижнюю челюсть. «Красавцы» были еще те.

Глава 6

Для начала Федор сделал себе чертежную доску. Револьвер хоть и прост на вид, но состоит из большого числа деталей. Каждую нужно начертить и проставить размеры – без этого в производство не запустишь. Сколотив деревянную рамку для доски, Федор накрыл ее арборитом – так здесь звали фанеру[1]. Шлифанул шкуркой и получил ровную гладкую поверхность. Из уголков сделал основание, из тонких трубок – систему рычагов, к которым прикрепил поворотный лимб с градусной сеткой и линейками под прямым углом. Проще говоря, изготовил известный всем кульман, но не стационарный, а настольный. Провозился несколько дней, благо материалы выделяли беспрепятственно – Рогов постарался.