Миллион миров с тобой (ЛП) - Грэй Клаудия - Страница 45

Мамины комнатные растения, её гордость и радость... они все умирают. Некоторые уже мертвы. Их листья стали коричневыми и свернулись по краям от недостатка воды. Это зрелище настолько шокирует меня, что я поворачиваюсь, чтобы взять лейку, прежде чем подумать о том, что сначала следует принять душ и переодеться. Я всё ещё одета в серебристое одеяло, обернутое вокруг меня, и ничего больше.

А потом я слышу мамин голос из спальни.

— Кто там?

— Мама? Ты что, спала? — всё это не имеет для меня никакого смысла. — Я попала в автомобильную аварию, я в порядке, но машина утонула...

Мои слова замолкают, когда в поле зрения появляется мама. Она никогда не была модницей, она носит свитера почти такого же возраста, как я, и, насколько я знаю, у неё аллергия на косметику. Но бесформенные спортивные штаны и футболка, которые на ней сейчас одеты, грязны и испачканы едой, её волосы, кажется, не мыли по меньшей мере неделю.

— Маргарет? Что случилось?

— По-моему, я заснула за рулём.

Это должно было выбить её из дремоты. Она подойдёт ко мне, начнёт задавать вопросы о траекториях и скоростях, гладить меня по волосам и советовать принять тёплую ванну.

Вместо этого мама приходит в ярость.

— Ты даже не можешь позаботиться о себе! Ты кричишь на меня за то, что мне всё равно, а потом идёшь и делаешь что-то вроде этого?

— Я не хотела этого делать! — моя мать настолько уравновешенна, что мне почти никогда не приходилось иметь с ней дело в ярости. Может даже никогда. Её глаза горят лихорадочным огнём и мне вдруг становится страшно. Но я не боюсь её. Я боюсь за неё. Потому что кем бы ни была эта неуравновешенная особа, она не та София Коваленко, которую я знаю. — Прости меня, мама. Извини. Я продам несколько картин, может быть, начну платить тебе за машину...

— Верно. Всё будет хорошо, как только ты снова начнешь рисовать, и я вернусь в университет. Новая машина будет так же хороша, как и старая, — её ухмылка полна горечи. — Теперь уже не важно.

А что я могу сказать?

— Я постараюсь загладить свою вину. Я смогу. Как-нибудь.

Тогда она обнимает меня, и я поражаюсь, насколько она худая. Мы обе костлявые, далеко за пределами “модной худобы", в той области, где врачи спрашивают об анорексии, даже если вы пришли на прививку от гриппа. Именно так мы и живём. Но моя мать похудела ещё больше, до такой степени, что это не может быть здоровым, даже для неё.

— Прости меня, милая, — мама что-то бормочет в мои влажные волосы. — Мне очень жаль. Ты же знаешь, что я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю. — Хотя я и имею в виду эти слова, я говорю их главным образом потому, что думаю, что она должна их услышать.

— Если с тобой что-нибудь случится...

— Не случится, я обещаю. Смотри, видишь? Я в порядке, — я пытаюсь улыбнуться ей.

Но выражение лица мамы мрачнеет.

— Ты не можешь обещать мне, что ничего не случится. И никто не может.

Мы стоим лицом друг к другу в течение нескольких долгих ужасных секунд, пока я наконец не говорю:

— Мне нужно принять душ.

— И надень что-нибудь сухое, — на одно короткое мгновение она стала похожа на саму себя. — Тогда мы сможем немного поспать.

— Пицца, — неожиданно для себя говорю я. — Пицца, а потом спать.

— Хорошо, — мама возвращается в свою спальню. Хотя она может пойти за своим телефоном, чтобы позвонить курьеру, я подозреваю, что мне придётся это сделать самой.

Почему мама выглядит так ужасно, и почему она так странно вела себя из-за моей аварии? Как она вообще могла позволить своим растениям погибнуть? Я не вижу никаких уравнений на доске, те, что были давным-давно, остаются лишь тенями белой пыли. Разве Пол и Тео не приходят сюда, как и другие аспиранты?

И где мой отец?

Как только я ополоснусь и оденусь снова, я должна начать исследовать каждый из этих вопросов. Но я уже подозреваю, что ответы мне не понравятся.

Всё, что я знаю, это то, что эта версия моей матери самая слабая, самая сломленная, из тех, что я когда-либо находила. Если бы Ведьма убила эту версию меня, я уже знаю, что мама не смогла бы продолжать жить.

Но Ведьма всё равно попыталась. Даже в нейтральном мире, где не было причин для насилия, не было приказов от Ватта Конли, Ведьма всё равно пошла на убийство.

ГЛАВА 19

Первый же запрос в Гугле рассеивает тьму, нависшую над домом.

Местный профессор и его дочь убиты при попытке угона машины.

Хотя папа и Джози были в его машине, Джози была за рулём. Эта деталь случайно упоминается в статье, потому что репортёр не мог оценить значение этого. Если бы Джози вела свою машину, никто бы не попытался её угнать, потому что угонщики не заинтересованы в ярко-жёлтых Фольксваген Жуках, которые полицейские заметят через секунду. И если бы папа был за рулём, он сделал бы в точности то, чего хотели угонщики: вышел из машины, заставил выйти Джози и отдал ключи.

Но у Джози взрывной характер — она откликается на опасность, шагая прямо к ней, и это делает её безрассудной. Она "отказалась оставить автомобиль", говорится в статье, не уточняя деталей. Как бы она это ни сделала, это побудило неудавшегося угонщика выстрелить из пистолета.

Мисс Кейн, 21 год, умерла на месте преступления. Доктор Кейн мог говорить с появившимися медиками, но потерял сознание по дороге в Медицинский Центр Альта Бейтс, и по прибытию была засвидетельствована его смерть.

Можно было бы подумать, что я преуспела в том, чтобы находить миры, где кого-то из моей семьи больше нет. Это происходило достаточно часто, и я теперь лучше это переношу. Но это никогда не бывает просто.

Если Джози был двадцать один год, когда она умерла, это означает, что это произошло три года назад. После этого мама... была сломана, я думаю. Опустошена. Она хотя бы преподает сейчас? Оставила работу? Мы всё ещё в нашем доме, но, судя по почте, горой, лежащей на улице, она плохо справляется, если вообще справляется.

И от этого я прихожу в ярость.

Я сижу в комнате, подтянув колени к груди, смотрю на экран ноутбука. Портрет Джози на последнем курсе, она улыбается мне с экрана вместе с папиной последней фотографией на факультете. Как могла Ведьма пытаться отобрать последнего человека, который остался у мамы? У меня по спине бегут мурашки, когда я понимаю, что мама могла бы даже совершить самоубийство.

Ядовитая жестокость этого простирается дальше, чем всё, что я видела, особенно, потому что, если верить Конли, тактических причин для смерти этой Маргарет не было.

Ведьма могла получать удовольствие от других убийств, но я всегда думала, что по крайней мере часть её мотивации состояла в том, чтобы вернуть Джози. Я недооценила её садизм. Я никогда бы не догадалась, как низко она могла пасть.

И всё же, каким-то образом, должна признать, мы с Ведьмой должны быть одним и тем же человеком.

Я узнала о возможностях тьмы внутри Тео уже давно. Потом я узнала о Тьме внутри Пола. Но, оказывается во мне её больше всех.

Однажды я хотела убить другого человека. Веря, что Пол убил моего отца, в первом порыве боли и гнева, я честно думала, что могу убить. Но даже тогда, когда пришло время, я сомневалась, и слава богу, потому что Пол был невиновен и папа был жив. И даже не сила ненависти питала меня — это была сила любви к отцу. Это привело меня на грань убийства, это и больше ничего.

Так что за извращенная другая версия меня превратила меня в Ведьму?

Я смотрю на стены, мои картины как обычно украшают комнату. Однако, это один из немногих миров, где я фокусируюсь не на портретах. Вместо этого я занимаюсь пейзажами и городскими пейзажами, и даже несколько натюрмортов с фруктами и вазами. В работах этой Маргарет видна настоящая глубина цвета, и её чувство света — я могла бы этому поучиться. Но я чувствую боль, которая мешает ей рисовать лица людей.

С глубоким вдохом я откидываюсь в своём кресле. Я, вероятно, сделала всё, что могла, для этой версии меня. Я определённо не хочу задерживаться в этой депрессивной Вселенной. Мне ненавистна мысль оставлять маму в таком состоянии, но я не могу вернуть ей папу и Джози. И другая Маргарет сейчас может быть в опасности.