Именем Анны (СИ) - Губоний Татьяна - Страница 51

– Лаврентий, у нас к тебе серьёзный разговор, дорогой. Он имеет касательство ко всем нам, но для тебя может оказаться болезненным.

Пронюхали про сегодняшний день? Вряд ли. Здесь другое. То, из-за чего они прилетели.

– Ты приехала в Москву не просто так, Роза.

Та кивнула, соглашаясь с закономерностью замечания.

– Несколько дней тому назад мне позвонила Савила. У неё появились вопросы.

Это понятно. Побываешь за Чертой, будучи котом, поневоле появятся вопросы.

– Ты о том, что Анна оказалась там, где светлым быть не положено? Я думал об этом. Возможно, это только та часть её силы, которая досталась ей от мамы. Может, именно жёлтый оттенок делал её при жизни такой яркой.

Роза с Савилой переглянулись и синхронно кивнули, они сидели рядом и вообще выглядели сейчас очень похоже, что-то было в их осанках. Одинаковое напряжение? Значит, Лент не угадал, или угадал, но не до конца. Послушаем.

– Ты знаешь о том, что чернокнижники происходят из ищущих?

Что-то такое Лент слышал, хотя за сто лет жизни ни одного чернокнижника лично не встречал. Ищущие, по приданию, были обычными людьми, поступившими в своё время во служение к чёрным. Чёрные уходили, служащие оставались. У них хранились оставшиеся после чёрных атрибуты – записи, артефакты, просто вещи. Сначала они искали своих хозяев, потом сами почувствовали себя хозяевами забытых знаний. Всё это переросло в культ с почитателями и последователями. И ненавистниками, само собой, отсюда повышенная секретность, несмотря на которую, прочие люди чернокнижников в итоге и извели.

– Жёлтый клан издавна оказывал им негласное покровительство, Лент. Я говорю об этом сейчас только потому, что пришло время раскрывать карты. Чёрный станет искать своих слуг.

Допустим. Только это знание не стоит личной доставки в Лондон через Москву, насколько Лент мог судить.

– Ты выразительно смотришь, – улыбнулась Роза. – Всё так, я приехала не только за этим. Есть ещё кое-что. Мы подняли литературу, которой интересовалась твоя жена.

Ах, вот оно что!

– Что ты знаешь о короле Иштване?

Глаза Лента округлились, он отчего-то ожидал упоминания Леонардо да Винчи. Из прочитанного утром ему запомнилось название работы «Об особенностях зрительного восприятия». Сам он её не читал, но решил, что речь идёт о волновой теории света, с которой Анна носилась, как курица с яйцом.

– У нас есть основания полагать, что именно король Иштван был последним чёрным. Мы проследили генеалогическое древо твоей семьи по принципу трёх колен: женой короля Иштвана была пра-пра-бабка твоей матери. В наших архивах есть упоминание о некой клятве возрождения рода, но самой клятвы нет – кто-то старательно зачистил эту информацию. А также распространил заблуждение о том, что сам Иштван был светлым. Не буду ходить кругами, Лент, скажу сразу, никто из нас никогда не видел чёрных. Мы знаем только то, что они были прародителями остальных тёмных, но это было так давно, что многое забылось. Наши архивариусы проанализировали литературу, прочитанную Анной, и пришли к выводу, что сила чёрных воспринимается нашим глазом, как белая. Иными словами, как очень яркая светлая.

У Лента никогда не болели зубы, была такая особенность, а тут заныли все сразу. Это что же получается? Анна? И Мина? Чёрные?

– Мы связались с ищущими. Среди них остались люди, способные прочесть заклинание, произнесённое твоей матерью. Есть предположения, что оно содержало в себе добровольное перерождение в чёрном воплощении. Мы хотели уточнить у Питера, но он отдал текст тебе. Ты не позволишь взглянуть?

Лент сел. Он не зря всегда говорил, что ненавидит сюрпризы. Неожиданно выручил отец.

– Патрик, сделай одолжение, потревожь безопасность. Нужно отследить один из моих артефактов.

Объяснив, какой именно, он подошёл и сел рядом с Лентом.

– Быть чёрным – это не клеймо, сын. Да, если задуматься, их жизненный уклад нам чужд, мы эволюционировали в сторону людей, и не думаю, что нам с тобой было бы уютно в окружении всей этой ликантропии…

Хорошенькое утешение. Лент и без отца знал, что в мировоззрении чёрных альтернативные сущности (те же ликантропы, то есть волколаки) имеют права на существование, равные прочим. То же касалось и вампиров со всеми их названиями. Люди не должны оставаться на верхушке пищевой цепи, вот о чём говорили взгляды чёрных. Но не явились же они сюда для того, чтобы вытащить на белый свет эти пережитки?!

– По нашим данным артефакт в радиусе.

Голос Патрика показался Ленту вырванным из контекста, он был слишком человеческим и спокойным, по логике вещей разговору больше подошёл бы какой-нибудь вой. Итак, в радиусе. Что это значит? Он поднял глаза на Патрика и озвучил вопрос. Тот ответил:

– Тракер не пассивен, он в движении, и потому мы не можем определить его точное местонахождение. Однако знаем, что он находится недалеко от дома мистера Скорза.

В этот момент позвонили в дверь. Кто бы это ни был, времечко он подобрал удачное. Лент усмехнулся: зажим прилетел и уткнулся в звонок? Хорошо, что чувство юмора досталось ему не по наследству, а вопреки.

За дверью оказался вполне нормальный человек со знакомым лицом: один из полицейских, несущих вахту у въезда в тупичок.

– Мистер Скорз, к вам гости. Вот их паспорта. Они дожидаются в кэбе у поворота.

Паспортов было два, и они были синими.

– С ними собаки?

– Да, сэр. Две. В ошейниках, но без намордников.

– Пропустите.

Что ж, всё верно. Зачем откладывать? Тем более, что все в сборе. Встреча самого высокого уровня.

Ещё через несколько минут напряжённого молчания к дому подъехало такси. Лязгнула железом дверь, взвизгнул пёс… Открывать ему Ленту не хотелось. Но ей нельзя было не открыть. Он сам не понял, как пошёл к двери, и так и не смог определить, что творилось в его голове, когда проворачивал дверную ручку. Как ни странно, вернулся страх. Не по отношению к могущественному врагу, а по отношению к обстоятельствам, от которых он, Лент, не сможет защитить её, Мину.

И даже хорошо, что сначала его оглушил радостный визг. Это прочистило мозги. Два огромных пса промчались мимо него, бросились к Любочке и закружились вокруг стула, на котором она сидела всё это время, замерев, как мышка, и боясь помешать.

Вслед за псами в дом вошёл молодой человек. Вошёл и заполнил собою всю гостиную. Он был великолепен, вернее, ослепителен. Он был синим, но его сила светилась изнутри, будто усиленная и подсвеченная. Строгое пальто, застёгнутое под самое горло, и рваные джинсы могли показаться несовместимыми, но только не в его исполнении. Лент не назвал бы его однозначно «дизайнером-дизайнером», как выразилась однажды Любочка, но осанка, да, выдавала танцора.

Человек улыбался. На чисто выбритом лице без признаков бороды эта улыбка тоже казалась совершенной, что ж материал подобран достойно. Только что там внутри?

Вслед за парнем в дом вошла Мина. Какой бы ни видел её Лент до этого момента, такой он не видел её никогда. Она будто потухла. Её свечения почти не стало. Как не было и блеска в глазах. Не было ничего, одна оболочка.

Приличия требовали сохранения расстояния, но внутренние потребности Лента были иными. Ещё чуть-чуть и он ринется бить морду этому самоуверенному чёрному. Останавливал только её взгляд. Она смотрела на него с такой болью и такой виной, что ему потребовалось срочно перевести дух. Что она хочет ему сказать?

Человек поздоровался. Мило. Широко. По-американски. Усмехнулся и повторил по-русски «для мадам симбионта». Ясно, значит, с языковым барьером проблем не будет.

Остальные присутствующие здороваться с ним не спешили. Молчали и ждали, когда он закончит изучать их глазами.

– Прекрасно, – резюмировал он и, развернув одно из кресел, устроился в нём как был, в пальто. Мина его, казалось, не интересовала. Она по-прежнему стояла у двери, опустив глаза в пол. Этого Лент терпеть не собирался. Подошёл, принял плащ и проводил её к своему креслу со словами приглашения, поддержки и ещё какой-то ремаркой о погоде. Проклятая синева. Лезет, когда не надо. Стоп! А Дориан-то синий. Значит, Роза неправа! Эта мысль провернула в его голове какой-то рычаг, ему стало легко и даже весело. Неправа, неправа… Он опустил глаза на Мину, и сразу понял, что его настроение ей не передалось, она стала ещё темнее и прошептала: «Прости».