Именем Анны (СИ) - Губоний Татьяна - Страница 45

– Чем вы его напичкали, отец? У меня серотонин зашкаливает.

Отец расхохотался: – Нравится? Ничем. Заказали у дизайнера, которого посоветовала Сара.

Кто такая эта Сара, Лент не поинтересовался, не важно: – Передавай ей от меня благодарность. И приглашай на новоселье.

Отец хохотнул ещё раз: – Это вряд ли, хотя со временем, кто знает… Кстати, у меня хорошие новости, перебираться можете прямо сейчас, нужная подпись, последняя, была получена сегодня утром.

Надо же! Пожалуй, это хорошо – за делами Лент обдумает ситуацию, в которой оказался. Глянул на коробки, аккуратно возвышающиеся вдоль стен гостиной, и вздохнул: – Эх, сюда бы Любочку.

– Уже летит, – услужливо подсказал Патрик. – То есть вылетает тем же рейсом, что вы вчера, и вечером будет здесь. С нею Роза и Савила.

– Вот как? Чему обязаны? – это спросил отец, Лент как-то не сразу понял. То есть Савила – это дело такое, в любое время рады. А вот Роза, он уж и не помнил, когда видел её вживую в последний раз, давно не был в Питере. И почему она летит из Москвы?

Оставив отца обсуждать детали размещения высоких гостей с Патриком, всё же главы кланов прилетают в Лондон парами не каждый день, он снова поднялся на террасу и нашёл там Алевтину. Оторвавшись наконец от кухни, она прошмыгнула наверх, облюбовала местечко в уголке, у перил, и замерла, обхватив себя руками и вдыхая прохладный воздух лондонской зимы. Лент подошёл и обнял её сзади. Она встрепенулась и заговорила. Загнанной скороговоркой.

– Верочка видит, она чувствует, она так любила Лондон. Я должна тебе рассказать. Она говорила, что только здесь, под этим небом, забывает. Я расскажу, да, я должна. Твоя матушка, она была связана родовой клятвой любви. Это очень сложное обязательство, его не разорвать. Кто-то из её далёких предков поклялся последнему чёрному… Ах, я не верю, что говорю это вслух! Прости меня, прости меня, Верочка!

Бедная Алевтина, а ведь ей приходится нарушать сейчас какой-то важный внутренний запрет. Лент это видел и хотел её остановить – он давно понял, что подобное имело место быть, не стоило ей мучиться, право.

– Не перебивай, Лаврентий. Ты умный мальчик и многое понял, но ты знаешь не всё.

Что ж, с таким заявлением не поспоришь.

– Это было очень давно. Верочка говорила про девять веков. Последний чёрный ушёл за Черту, пережив своих наследников и оставив жену на троне своей державы взамен на клятву любви. Любая наследница её крови, жёлтой крови, должна попытаться возродить чёрный клан, который они вдвоём не смогли уберечь. Верочка знала об этом с рождения, она была из третьего колена.

Алевтина стала глотать слова, и Лент не разобрал, что стояло за правилом третьего колена. Переспрашивать не стал, не хотел перебивать – она вполне могла испугаться и замолчать – поэтому слушал внимательно и старался уловить как можно больше. Попыток возрождения с тех пор, насколько знала Алевтина, было несколько, но и сами чёрные и их наследники всегда погибали. В разные века по-разному, но кроваво и беспощадно. «Немудрено, что Верочка очень боялась, ни одна женщина не хочет смерти своих детей».

Теперь слова не только путались, но и булькали слезами: – И не только поэтому, Лентушка. Призыв проходит через убийства, Верочка от одной этой мысли лишалась чувств. Мечтала откупиться. Искала способы. Читала о жертвоприношениях. Торопилась. Ей были видения, особо как в силу вошла: она знала, что Черта ведёт к ней подходящего синего, что время пришло.

Торопливые слова совершенно неожиданно сложили в голове Лента тревожную и невероятную картину. Молодая красивая женщина, любимица миллионов, живёт в страхе перед неизбежным. Мишура славы проходит мимо, ей нет до неё дела. Алевтина права, призыв – это множество смертей. Как минимум пять: по одному тёмному из каждого клана.

– Верочка почти перестала спать. Я сидела у её кровати ночи напролёт. Все книжки перечитала. Она говорила, что когда я рядом, он её не тревожит. А потом она встретила Петеньку и всё. Пропала. Говорила мне: «Алевтина, я лучше умру, чем отдам ему Петра Алексеевича!», а как понесла, так и вовсе помешалась: «Не отдам! Сторгуемся! Отдам любовью! Душу свою отдам! Но не Петрушу!». Нашли в Одессе чернокнижницу, поди каждый день к ней ездили, до самых холодов, пока та не сжалилась, всё же женщина. Написала она Верочке что прошено, новую клятву, что заменяет старую: служить ему всецело не в этой, а в следующей жизни. Вот так мы и переписали историю, отменили правило третьего колена, а получили непонятно что. Отсрочку? Где та чернокнижница? И Верочки нет...

Алевтина спрятала лицо в ладони и горько зарыдала. Утешать сейчас бесполезно, главное – не отпускать. Он будет держать её ровно и крепко, пусть плачет. Как хорошо, что это не он в ответе за мамину смерть. Как прекрасно, что у него нет никакого высшего предназначения. Не совсем, конечно, без того. Всем нам что-то на роду написано. Ему – держать в кулаке нечисть, а Алевтине, вот, безгранично любить и верно служить всему, что связано с Верочкой: Петеньке, Ленту и Анне, о которой она знает не всё... М-да, с интересного разговора начинается их лондонская жизнь. Лент никогда не поверит, что таинственная Сара – не волшебница, этот дом – это не просто дом, это его пристань. И даже больше – целая гавань.

– А расскажу-ка я тебе, Алевтина, сказку. Про переселение душ...

Глава 28

Домой возвращались под цоканье копыт – по проезжей части направлялись в парк юные наездники. Их гордые ровные спинки и огромные защитные шлемы приковали к себе всё внимание Лента, а звук подков и мерно покачивающиеся хвосты лошадей – чуть не отправили его в транс. Патрик рассказал про конную школу неподалёку, и только тогда Лент обратил внимание, что животных действительно вели под уздцы. И всё же, как странно переплелись века в этом городе. Лошади. И одинокий автомобиль, осторожно объезжающий конную группу, пропадает за поворотом… Ленту тоже пора поворачивать и думать о другом.

– Отец, – позвал он родителя, догоняя, – скажи, отчего ты был с самого начала уверен, что Анна ушла по своей воле? Неужели только потому, что то же самое случилось с мамой?

– Не смеши меня, сын, конечно нет. Она писала мне, ты найдёшь корреспонденцию в той папке, которую получил сегодня утром. Интересовалась жертвенностью и твоей исключительностью. На этот вопрос я не смог ей ответить – если помнишь, ничего исключительного мы в тебе так и не нашли. Не стану скрывать, я полагал, что это могло быть связано с твоим отказом менять цвет силы. Этим предположением я с ней поделился. На некоторое время она успокоилась, но в последней письме снова подняла вопрос Вериной смерти. О! Ты позеленел. Чем же я расстроил тебя на этот раз?

– Ты заставил её почувствовать себя виноватой! Это объясняет, почему она так упорно повторяла, что именно из-за неё я отказался от своего предназначения. Надо полагать, от великого. Что за идиотизм, зачем ты это сделал, отец?!

– Я по жизни предпочитаю не объяснять своих поступков, сын. Некоторые полагают это качество проявлением стопроцентной уверенности в правоте. Хотя вернее было бы ответить честно: я не знаю. Она спросила. Я ответил. Не смог отказать. Как не смог отказать и в последней просьбе. Мы пришли.

Полицейский наряд услужливо расступился перед хозяином и гостями, но Лент не мог идти: – В какой последней просьбе?

– Пойдём, пойдём, ты всё найдёшь в том файле.

Уважаемый Пётр Алексеевич!

Пишу Вам снова, зная, что Вы не будете этому рады, но мне не к кому больше обратиться. Вы должны мне помочь. Я принимаю Ваши упрёки и понимаю Вашу боль – я отняла у Вас сына и да, мы с Вами не всегда находили общий язык, но сейчас у меня появилась возможность искупить свою вину, если в случившемся можно обвинять кого-либо в принципе.

Это очень сложно. Последние несколько месяцев я сплю только стараниями Алевтины. Для окружающих я придумала сказку о новом и ужасно строгом начальнике, это пока выручает, объясняет им мою излишнюю нервозность.