Именем Анны (СИ) - Губоний Татьяна - Страница 42

Теперь-то уж точно отец выйдет из своих раздумий. Хотя бы потому, что Лент признал за ним правоту. Но старик сидел, не меняя позы, и, казалось, даже не дышал. Ещё через несколько секунд Лент понял, что отец действительно не дышит и вскочил, намереваясь лететь за Алевтиной. Не успел.

– Сядь, – тихо сказал усталый голос у него за спиной.

Лент послушно сел.

– Давай поговорим, сын.

Поговорим? Не скажите ещё «по душам». Помогите! Ленту подменили отца!

– Сказанное тобой многое меняет. И многое объясняет. Давай начнём с Анны. С чего ты взял, что она мне не нравилась?

Лент ждал чего угодно, только не этого вопроса. Происходящее начинало его напрягать. Необходимость сдерживать эмоции растворялась в сполохах ведьмацкого пламени, накатывающего изнутри.

– Это она меня не любила, Лент. За то, что я не любил тебя, как ей казалось.

– А ты, значит, её любил?

– Я её избегал. Потому что… извини… потому что не мог отрыто заявить права на невесту своего сына.

Лент помотал головой. Ему послышалось?

– Нет, тебе не послышалось. Я не мог сказать тебе раньше, потому что она выбрала тебя. Но теперь, когда ты сам понимаешь, что такое «иметь право» на незнакомку, ты пойдёшь, что испытал я при встрече с Анной. Я почувствовал в ней Веру, твою мать, которую ты представил мне в качестве своей будущей супруги. Как думаешь, достаточная ли эта причина для того, чтобы возненавидеть собственного сына?

То, что сейчас хотелось сделать Ленту, было невозможно проделать одновременно. Встать и уйти, хлопнув дверью. Врезать отцу звонкую пощечину. Закричать: «Возьми свои слова обратно!». Рассмеяться: «Прекрасная шутка, отец! Надеюсь, ты не думал, что я тебе поверю?». Было ещё несколько желаний, и все они разрывали Лента изнутри на мелкие лоскутки. На ленточки-лавренточки.

– Анна родилась в апреле, отец. У твоей ревности менее драматические корни.

Откуда взялся этот ледяной голос? Привыкнуть бы поскорее к новым «встроенным функциям».

– Анна родилась шестнадцатого февраля, сын. Не задавай мне вопросов про сроки беременности, побереги мои уши. Если хочешь, я найду для тебя отчёт, подготовленный астрологами, есть такие умельцы, работают от противного: по характеру, привычкам и повадкам человека, вычисляют «дома» планет и звёзд, или что там у них, а оттуда дату рождения. Не качай головой, я им тоже не поверил, – отец хмыкнул и устало продолжил:

– Поехал в Одессу. Нашёл консьержку Ефимовых. Она многое вспомнила – не дату, но события. Поскольку я сам там был, не стану объяснять тебе в какой роли, но я прекрасно помню, что тогда творилось в городе. «Перестал выходить «Одесский Листок», «лекарства доставали у французов», «к эвакуации малышка едва держала голову». Если хочешь, можешь сделать собственные выводы, я предоставлю тебе весь файл, но Анна родилась в феврале, и я могу поклясться, что шестнадцатого. И это уже не по показаниям консьержки, а по моим личным ощущениям.

Когда отец замолчал, Лент почувствовал в горле гулкие удары собственного сердца. Анна? Мама?

– Я не знаю… Да что там – никто не знает, что стоит за переселением душ! Анна не была Верой, ни внешне, ни по духу. Разве можно сравнить твою милую открытую простушку, самозабвенного борца за справедливость и равенство в отношениях, с моей изощрённой обольстительницей, плевавшей в жизни на всё, кроме собственного «хочу»? Но Вера была единственной женщиной, в которой я растворялся. До появления Анны. Она об этом знала, но выбрала всё равно тебя. Это было унизительно. И я бы никогда тебе об этом не сказал.

– Не будь Мины?

– Не будь Мины… И можешь расслабиться, к Мине я ничего подобного не испытываю, на дуэль вызывать не стану, к тому же, она, похоже, тоже выбрала не тебя, а кого-то другого.

А вот это мы ещё посмотрим.

– Это мы ещё посмотрим, отец.

Глава 26

Наутро в его комнату подали вместе с кофе и гренками толстую папку на завязках. Разбираться в закорючках на обложке Лент не стал, развязал и сразу уткнулся глазами в гербовый бланк жёлтых. Рукописное письмо. Почерк безупречный. Отцу от Розы. Год – шестьдесят девятый. Ожидаемо.

Питер, дорогой, не справляюсь о твоём здравии, ты ждёшь другого, потому спешу признать твою правоту. Девочка действительно обращалась к нашим архивам. С одной стороны – ничего нового, ты и сам интересовался тематикой жертвенности, помнится. Однако Анна провела в архиве не один день и просмотрела весьма неожиданные труды. Сам посуди, я перепишу для тебя несколько названий из тех, что удивили меня.

«Постулаты клановых договорных отношений в условиях ограничений англиканского королевского протокола», в редакции 1856-го года. К чему ей это?

«Свитки короля Иштвана», дата неизвестна. Имеют отношение к первому королю Венгрии, он женился на Гизелле Баварской, жёлтой. Я попросила проверить – действительно, есть, как оказалось, основания полагать, что эта ветвь была Верочкиной, но откуда об этом знать Анне? Сам Иштван, кстати, по косвенным свидетельствам, был светлым, может, Анну заинтересовала именно эта деталь.

А также она просматривала работы «Об особенностях зрительного восприятия» и «О силе, движении, времени, бесконечности». Это – Леонардо и, как понимаешь, наши копии без купюр.

Позволю себе предположить, что девочка отвлеклась от первоначальной цели на подвернувшиеся под руку истории, но выводов делать не стану – сделаешь сам. Если твоим изысканиям это как-то поможет, могу переслать полный список её запросов и копии книжных карточек.

Vivat tenebras mundi,

Rosa

P.S. Ответным письмом, будь добр, передай мне семян. Здесь совершенно не найти фуксий. И не смей иронизировать, у каждого из нас свои слабости.

Какая архаика – «да здравствует мир тёмных» – Лент полагал, что это приветствие вышло из употребления в средние века. Письмо, конечно, маскировалось под старину каллиграфическими завитушками, но факт оставался фактом – оно было написано всего пятьдесят лет тому назад современницей Лента. Хотя, самой-то Розе сколько лет? Хм, опустим.

Он скользнул глазами по красной печати «closed», перекрывающей часть текста – «дело закрыто». Интересно, семена отправить успели?

Улыбнулся, отхлебнул кофе из высокой чашки и возблагодарил отца (и эфиопских пастухов) за волшебство этого напитка, заваренного, к слову, совсем недурно.

Следующим листком оказался скучный дневной распорядок, в первой же строчке которого значился «Мосфильм». Это Лент просмотрит позже. Тем более, что солнце подсказывало ему сквозь неплотно закрытые колониальные ставни, что несмотря на приятную полутьму его спальни, день давно наступил. Если Лент не хочет забыть (это так, на будущее) как выглядит светило, то должен пользоваться случаем и ловить момент. Да, и кофе – только с утра, а после обеда – чай. Новое общество диктует новые законы: именно послеобеденный чай и жалобы на погоду представляют собой тот самый клей, на котором держится британское единство.

Вниз Лент спускался довольным, даже что-то напевал. Он не стал одеваться строго, но и домашней одеждой пренебрёг, ограничился промежуточным вариантом – расстёгнутой рубашкой и закатанными рукавами: к работе готов.

Из столовой доносились голоса. Мужские. Беседа была в разгаре.

– Родители?

– Да. Мать.

– Лоренс займётся.

Так получилось, что Лент открыл дверь в столовую на упоминании своего имени. Улыбнулся, отметив вскользь, что покрытый бумагами стол больше не напоминал обеденный, да и сама столовая в такой атмосфере больше походила на переговорку, поприветствовал собравшихся и протянул руку подтянутому блондину средних лет: – Я узнал вас по голосу, Патрик.

– Доброе утро, мистер Скорз.

Скорз-старший одобрительно улыбнулся уголком рта – всё верно, именно к такому обращению им всем нужно привыкать самим и приучать Лента.