Крестовый поход (СИ) - Куницына Лариса - Страница 26

— Это уже хуже. Что будем делать?

— Для начала я свяжусь с Землей, чтоб там нашли специалистов для консультации, передам им снимки и результаты анализов. Посмотрим, что они скажут.

— Разумно, — согласился Дакоста. — А теперь скажите мне, что вы о нём думаете?

— Не знаю, — задумчиво проговорил Джулиан. — Он полностью закрыт, раскрываться по понятным причинам не хочет. Я не настаивал, чтоб не потерять ту малую долю доверия, которую он испытывает ко мне.

— Он может быть опасен?

— Вы же знаете, что он смертельно опасен. Дело не в этом. Он слишком легко относится к жизни и смерти, живёт только сегодняшним днём. И не хочет ничего менять.

— Не хочет или не может?

— Я думаю, что он испытал слишком много боли и не хочет дополнительных страданий, которые могут причинить чувства, воспоминания, ответственность.

— Какая ответственность?

— Обычная. За себя и за других. Сейчас он ею не отягощён. По-моему, он не знает, зачем живёт, и потому не боится умереть.

— Но он может?

— Мне показалось, что он осознаёт опасность такой перемены и будет тщательно её избегать. Но то, что у него хорошая память, можешь не сомневаться.

День прошёл без происшествий. Вечером мне доложили, что в секторе ничего не обнаружено. Я решила прекратить поиски, прекрасно понимая, что лайнера здесь нет и, скорее всего, не было. Капсулу доставили сюда и сбросили в районе нашего патрулирования именно для того, чтоб мы её нашли. Я распорядилась выйти на обычный маршрут патрулирования и продолжать свободный поиск.

По сообщению Дакосты наш гость после обеда ни с кем не общался, а без конца ходил по звездолёту, осматриваясь и прислушиваясь к разговорам. Если с ним пытались заговорить, отвечал односложно или отмалчивался. За ужином снова подсел к Вербицкому и Булатову. За столом говорил в основном Вербицкий, а Оршанин внимательно его слушал. После ужина он остался в салоне, где собрались свободные от вахты офицеры, но в их разговорах участия не принимал. В десять часов по корабельному времени ушёл в каюту, не раздеваясь, лёг на кровать и проспал сном праведника до утра.

Первую половину следующего дня он провёл в медотсеке.

Для начала МакЛарен снова провёл сеанс массажа, который помог пациенту расслабиться, а заодно вернул на место все смещённые позвонки. После этого они прошли в операционную. Оршанин придирчиво рассматривал оборудование и аппаратуру, расспрашивая о том, что и как работает, как будут проходить операции и сможет ли он видеть, что происходит. От общего наркоза он наотрез отказался, поэтому обе операции пришлось делать под местной анестезией. Операции, хоть и были достаточно сложными, не повлекли серьёзных повреждений поверхностных тканей. Они были проведены с помощью медкибера и зондов-манипуляторов, так что на коже остались лишь небольшие разрезы.

Накладывая повязку на колено, МакЛарен пояснил:

— Я фиксирую коленный сустав, чтоб ткани быстрее восстановились. Под повязкой прокладка с сывороткой, поэтому будет ощущение, что она влажная, но это необходимо для скорейшего выздоровления. Постарайся минимизировать нагрузку на эту ногу. Никаких прыжков и пируэтов.

— У вас тут не больно-то поскачешь, — пробормотал Оршанин и потрогал пластырь на седьмом шейном позвонке. — Ощущение какое-то странное.

МакЛарен внимательно взглянул на него.

— Поподробнее, если можешь. Болит, зуд, ещё что-то?

— Не там, — поморщился Оршанин. — А в груди и… Такое чувство, словно, эмоциональное напряжение копится вот здесь, за грудиной.

Он тяжело вздохнул и пощупал грудь.

— Возможно, реакция на анестезию. Тогда скоро пройдёт. Пару часов полежи в палате, посмотрим, что покажет анализатор. Если ничего не изменится, будем думать, что делать дальше.

Он не стал спорить и покорно пошёл за врачом в палату, позволил уложить себя в постель и облепить клеммами датчиков. Только когда МакЛарен поднёс одну из клемм к виску, забеспокоился:

— Это ещё зачем?

— Ты же сказал об эмоциональном напряжении. Сделаем томографию.

— Распечатку покажете мне, — проговорил он, посмотрев врачу в глаза.

— Можешь взять её на память, — врач прикрепил клемму и вышел из палаты.

Он лежал, прислушиваясь к неприятным ощущениям, заполнившим его тело. Это было похоже на то чувство, которое он испытал недавно, выходя из комы, но, на сей раз, оно шло из мозга. Ему казалось, что нагнетаемое в теле напряжение вот-вот взорвётся истеричным криком, но тут же понимал, что у него нет желания не то что кричать, а даже дышать. Недомогание неожиданно дополнилось лёгкой тошнотой, а потом головокружением. На какой-то момент он потерял сознание и очнулся в холодном поту, словно пока он был без памяти, тело выжали, как выжимают выполосканное в ледяной воде бельё. И сразу стало легче. Он открыл глаза и спокойно вздохнул. Мысли снова обрели ясность, он почувствовал прилив энергии. Ему захотелось встать, но смущали эти клеммы на теле. Он нетерпеливо смотрел на дверь, и вскоре она отворилась.

— Реакция на препарат, — уверенно сообщил он врачу, вошедшему с распечаткой томограммы.

— Не только, — МакЛарен присел на край кровати и подал ему лист. — Если ты так хотел посмотреть, то, наверно, что-то в этом понимаешь.

Пока Оршанин изучал распечатку, он быстро снял с него клеммы.

— Это что за скачок? Откуда? — Оршанин внимательно посмотрел на него. — Вы что, не только убрали эту штуку?

— Только убрал, но эта штука не просто мина, как ты считал, — врач достал из кармана плоскую коробочку и, открыв, показал ему каплю металла на дне. — Видишь ли, от этого устройства в твой мозг шли два сверхтонких проводника. Вполне возможно, что оно постоянно воздействовало на мозг. Убрав его, мы лишили мозг какого-то элемента, к которому он привык. Возможно, это и дало такую резкую реакцию. Не исключено, что на фоне реакции на анестезию.

— А если я не смогу жить без этой штуки? — мрачно поинтересовался Оршанин.

— Вряд ли. Слишком слабое воздействие она оказывала. Если ты оставишь мне это на время, то я выясню, какого рода было воздействие, и всё тебе объясню.

Оршанин с сомнением взглянул на коробочку, потом кивнул.

— Мне самому всё равно не разобраться.

— Можешь попытаться. Вспомни тот момент, когда тебе имплантировали это устройство. Каким ты был до этого, и каким после. Что в тебе после этого изменилось. Понаблюдай за собой. Возможно, к тебе будет возвращаться то, что было «до».

Оршанин прищурился.

— Вы знали об этих проводниках, когда я пришёл утром?

— Да.

— И ничего мне не сказали?

— А это изменило бы твоё решение убрать это?

— Может быть. Хотя, — он задумался, — скорее всего, я рискнул бы получить по мозгам, лишь бы избавиться от бубнового туза на спине. Но вы должны были мне сказать.

МакЛарен внимательно взглянул на него.

— Хорошо, тогда давай вернёмся в процедурный кабинет. Я тебе ещё кое-что покажу. Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтоб ходить?

— Достаточно, — Оршанин решительно развернулся на постели.

— Колено! — напомнил МакЛарен.

Они вернулись туда, где на стене над широким пультом медкибера висели экраны. Включив два из них, МакЛарен указал на красные снимки, похожие на головоломку «Найди семь отличий».

— Посмотри на это.

Оршанин взглянул на них и сразу сосредоточился на левом.

— Это моя клетка?

— Ты в этом разбираешься?

— В пределах школьной программы. Я знаю, как выглядит здоровая клетка крови. Вот это — моя?

— Да, я полагаю, что это последствия гормонального взрыва, вызванного препаратом, который тебе ввели перед тем, как забросить к нам.

— Не совсем, хотя и это тоже, — произнёс он, угрюмо глядя на левый экран. — До этого у меня было задание похитить из секретной лаборатории некое вещество. Я достал пробирку из бронированного сейфа и переложил в контейнер, который прикрепил к телу. Сутки я добирался до места встречи со связником. Он встретил меня в защитном костюме, переложил контейнер в кейс с толстыми стенками, а его — в металлический чемодан. Я думаю, что это вещество было опасно, а контейнер, который мне дали, давал не слишком надёжную защиту.