Мстительные духи (ЛП) - Хейс Роберт - Страница 40

Сифэнь рассмеялась.

— Только один. Он явно стал мягче.

Ворона скривилась бы, если бы могла. Зен никогда не сдерживался, он обожал огонь, разрушение и боль, которые он причинял.

— Не стоило отправлять его одного, Мастер. Зен слишком много разрушает. Он…

— Предсказуемый, — сказал Мастер. — А Шин не был таким. Ему нужен был проводник, но Зен никогда не сходил с назначенного мной пути.

— Но он сожжет все на пути.

— Да. И с этим бессмертным оммедзи нужно разобраться. Он не должен пока что поймать нас. У нас есть новая информация о местоположении Орочи. Последняя темница может вскоре быть нашей, но мы не можем позволить оммедзи гнаться за нами. Особенно, такому сильному, который смог убить Шина.

— Но он бессмертный, Мастер. Я видела, как Шин наносил ему раны, которые убили бы другого. Как нам его остановить?

— Есть способы убрать бессмертных, — сказал Мастер. Его морщинистое лицо растянула улыбка. — Веди его в столицу. Мы устроим ему прием.

— Как?

— Покажи себя ему, — сказал Мастер. — Он погонится за тобой.

Ворона опустила капюшон.

— А что насчет нашей новой сестры?

— Она тоже прилет к нам, — сказал Мастер. — Я хочу встретиться с этой нашей маленькой сестрой. Может, она не будет так рьяно следовать за нашими врагами, если узнает правду.

Глава 23

Через пять дней после того, как Шин выпустил дракона в мир, Харуто покинул Небесную Лощину во второй раз в жизни. Оба раза он уходил в худшем состоянии, чем был, когда пришёл. Гуан, Янмей и Кира шли за ним, как он и ожидал. Порой он гадал, какого бога так оскорбил, что люди так сильно к нему липли. Он попытался отогнать их, но Гуан остановил это. Мужчина был как сыпь, от которой Харуто уже перестал пытаться избавиться, а потом Гуан был рядом, цитировал плохую поэзию и тратил его деньги.

Выжившие шинтеи Небесной Лощины дали им припасы и попросили посетить город Гушон на востоке. Люди Гушона хотели бы знать, что случилось, они отправят помощь. Солнце поднялось над горизонтом, Харуто пошел вниз по горе по главной тропе. Ветер дул легче на этой стороне горы, но снег падал сильнее. Он сыпался большими ленивыми снежинками, быстро покрывал все. Харуто хорошо помнил дорогу. Он делал это сотни раз, часто нес мешок с камнями для тренировки выносливости.

Гуан был в хорошем настроении, несмотря на снег. Он смеялся и шутил, ругался разными овощами, когда спотыкался и получал снегом в лицо. Он не бился против Шина, но Харуто не винил его. Харуто знал, какие клятвы дал Гуан, и по каким причинам. Харуто не давил на друга, не требовал нарушить клятвы. Кроме четвертой, насчет которой он радостно шутил над старым поэтом.

Кира была подавлена после боя. Харуто подозревал, что она поняла, что была слабее других онрё. Она хотела биться, помочь, и он уважал это, но она только мешалась. Шин чуть не убил ее, и он сделал бы это с легкостью. Харуто замечал, как девушка порой сосредотачивалась на точке неподалеку. А потом слышался звук бьющегося стекла вокруг них, и сияющие осколки зеркала падали с нее. У нее не получалось то, что она пыталась сделать. Гуан, казалось, мог ее приободрить, и она всегда смеялась над его шутками, какими бы ужасными они ни были.

Харуто переживал за Янмей. Ей был тяжело поспевать, хоть она не жаловалась. Она была ранена в бою с Шином, и у нее не было бессмертия Харуто и юности и духовной энергии Киры, чтобы восстановиться. Ее раны будут заживать дольше, если вообще заживут. Но она шла с редкой решимостью, поддерживала Киру и давала советы, когда девушка не справлялась.

Они спали в палатках, которые дали им шинтеи, в первую ночь. Палатки были достаточно крепкими, чтобы выстоять сильные ветры, они быстро согрелись от пары тел в них. Хотя Харуто было сложно спать с храпом Гуана, он признал, что не храп друга мешал ему. Он всегда мало спал. Уже сотни лет. Он встал и сменил Янмей на посту стража, чтобы она поспала.

К середине утра следующего дня небо чуть прояснилось, солнце сияло сквозь дыры в облаках. Харуто привел их к хребту и указал на долину внизу. Гушон тянулся, как пролитое масло, пятная мир темным дымом, и даже на расстоянии запах задевал его нос. Снег тут был не таким плотным, огни в городе отгоняли холод и снег, и поселение сильнее выделялось среди пейзажа.

— Мы идем туда? — спросила в восторге Кира. — Он такой большой. Я не знала, что города могут быть такими большими. Сколько людей там живет?

Харуто пожал плечами.

— Тысячи. Или десятки тысяч. Город вырос с прошлого раза, когда я его видел.

— Контраст дыма и снега, — сказал Гуан. — Всегда в борьбе, но схожи. Все созданные маски будут сняты.

Харуто вздохнул.

— Думаешь, можешь лучше, старик?

Харуто закатил глаза.

— Дым серый, снег белый. Схожи, но разные. Что под ними?

Гуан в ужасе смотрел на него, а потом покачал головой.

— Может, тебе стоит оставить…

— Поэзию тебе, — сказал Харуто. — Да.

— Дыма много, — сказала Янмей. — Город горит?

— Это город шахт, — сказал Харуто. Он повернулся к тропе и стал снова двигаться. Если повезет, они доберутся до Гушона к следующему дню. Хотя удача редко была на его стороне. — Они снабжают половину Ипии углем, и они постоянно сжигают его, чтобы отогнать худшую зиму. Видишь темные участки? Некоторые — кучи угля, другие — пепел. Снег пытается их покрыть, но…

— Это я и говорил, — буркнул Гуан. — У вас нет поэзии в душах.

Кира подпрыгивала рядом со старым поэтом.

— Такой темный свет. Такой холодный огонь. Пепел летает лепестками на ветру. Стараниями любви мы исцеляем сердца, но ущерб уже нанесен.

— О, — Гуан улыбнулся Кире. — Может, тут есть юный поэт.

— Она лучше тебя, — сказал Харуто. У Гуана было много навыков, но не поэзия. Хотя Харуто не считал себя лучшим судьей.

— Редиска! — возмутился Гуан. — Как ты это придумала, Кира?

Кира взглянула на Харуто и пожала плечами, подражая ему.

— Думаю, я это где-то слышала. Может… Нет, не помню. Редиска — это новое. Какие у тебя другие клятвы?

Янмей кашлянула.

— Клятвы — личное дело, Кира. Невежливо спрашивать про них.

Гуан рассмеялся.

— Нет, все хорошо, — он развернул сумку, отвязал ее от ритуальных посохов Харуто и вытащил маленький свиток бумаги. Он крепко сжал его, а потом развернул и показал Кире. — Моя четвертая клятва: никогда не ругаться.

Кира смотрела мгновение на клятву. Харуто не нужно было смотреть, чтобы видеть, что там было. Запись рукой Гуана, его подпись кровью и ци, и все это произошло на глазах священника Чампы, бога смеха.

— Какие еще у тебя клятвы? — спросила она.

— Я дал четыре клятвы. Каждая была дана свободно вместе с частью меня, чтобы показать мое желание измениться, оставить прошлое позади. Первая — никогда не держать оружие. Ни мечи, ни топоры, ни копья. Даже ножи.