Мама по принуждению (СИ) - Черно Адалин - Страница 4

После рождения я не понимала, как такое может быть, но подумала, что нужно подождать. Новорожденные ведь все на одно лицо?

Оказывается, нет.

Только сейчас, глядя на настоящего отца малыша, я понимаю, что ошибалась. Сходство есть в любом случае. Тот же разрез глаз, посадка, те же пухлые губы, нос. Родион жутко похож на мужчину, который внезапно приседает и протягивает руку к сыну.

Если бы я не заметила сходства, быстро бы оттолкнула его и пресекла все попытки дотронуться до сына, но я вижу то, как они похожи. Разве я могу запрещать отцу касаться своего ребенка, даже если он родился обманом?

Пока внутри меня борется два человека: мать и обиженная женщина, Адам трепетно касается Родиона. Проводит подушечкой большого пальца по его крохотной ручке и улыбается!

Вот она — встреча отца и сына.

Вот тот трепет и та нежность, которой я не видела в Андрее.

Вот то, чего мне не хватало в муже — искренность.

Искренняя любовь, преданность, ласка, взгляд, с которым он смотрел на Родиона. Тогда я не понимала, что это все ненастоящее, напускное, а сейчас… я вижу, как Адам смотрит на малыша.

— Ну привет, — его хриплый, чуть грубый голос, разносится по комнате.

Родион почти никак не реагирует, лишь сильнее пучит глаза и мотает головой, смешно приоткрывает ротик в поисках соски, а когда не находит ее, начинает хныкать, а через пару секунд — пронзительно плакать.

— У него что-то болит? — обеспокоенно спрашивает Адам, а мне почему-то хочется смеяться.

Наверное, это истерика после всего пережитого.

— Когда нас сюда везли, мы потеряли соску. Сейчас он ищет ее. И плачет тоже поэтому.

Адам кивает, поднимается на ноги, возвышаясь над нами во весь рост, достает из кармана мобильный, а после, подумав, спрашивает у меня:

— Нужна какая-то определенная модель?

— Да, — киваю. — Купите силиконовую с прикусом.

Мужчина, если и удивляется, то не подает виду. Передает мои слова в трубку и отключается, кладет смартфон на стол и поворачивается ко мне, останавливая взгляд на ребенке.

— Я попросил Елену Эдуардовну помочь тебе с Родионом, посидеть с ним, если тебе нужно будет отдохнуть.

— Я хорошо себя чувствую! — возражаю, потому что не представляю, как в таких условиях можно оставить ребенка с другой женщиной, пусть и профессиональной няней.

Она чужая. Я ее не знаю. Как я могу оставить малыша с ней после того, как меня похитили? Я что, должна до конца поверить в то, что здесь мы в полной безопасности? А что если нет?

Адам вздыхает, но никак не комментирует мое нежелание принимать няню.

— Тебе покажут вашу комнату, — произносит он. — Отдохнешь. Через несколько часов ужин. За тобой придут.

— Я останусь здесь? — удивленно спрашиваю, пытаясь осознать то, что услышала.

В мои планы совсем не входит жить в одном доме с Адамом. Да и что я здесь буду делать? На каких правах находиться? На правах матери его сына?

Я не согласна!

Препятствовать общению Адама и Родиона я не стану, особенно после того, как увидела исходящую от мужчины нежность и трепетность. Я до сих пор не могу поверить, что это он несколькими минутами ранее гладил малыша, и что это не плод моих фантазий. Но жить с ним в одном доме выше моих сил. Да и как он себе это представляет?

— Мы поговорим об этом за ужином, хорошо? Решим все потом, у меня сейчас нет времени, намечаются важные переговоры.

— И что мне просто сидеть в комнате?

— Да, Ангелина! Отдохни, успокойся, мы обсудим все за ужином. Раз уж так сложилось, что тебе пришлось все это пережить, а мне этому поспособствовать, я хочу, чтобы ты чувствовала себя максимально комфортно.

— Отвезите меня домой! — прошу. — Там я буду чувствовать себя именно так.

— К мужу хочешь? — его резкий тон заставляет меня дернуться, а мозг отчаянно среагировать на слово “муж”.

Нет, к нему не хочу!

В родные стены хочу. Туда, где жила уже не один год, где есть моя спальня, тумбочка у кровати, любимая стиралка и где я была хозяйкой.

Была!

Это так больно режет по сознанию. Понимание, что ты там больше никто. Пустышка. Никому не нужный человек, потому что тот, кому ты верила и любила, в тебе больше не нуждается. Потому что у него есть три миллиона, а тебя больше нет.

Я и сама не понимаю, как слезы скатываются по лицу. Родион больше не плачет, зато плачу я. Хочется кричать, рыдать, выть, рвать на себе волосы от отчаяния. Я ведь его любила. Готова была на все, лишь бы Андрей был счастлив.



А это все и не нужно, оказывается. Счастье было в другом. В миллионах, на которые он меня променял.

Наверное, вот так люди и сходят с ума. Когда больше нет их прежней жизни. Что у меня осталось от той Ангелины, которой я была два часа назад? Только Родион, пускающий пузыри слюней губами и одеяльце, в которое он укутан. А еще мой мобильный, стоящий на столе и одежда, что на мне надета. Это все. Да и то я не уверена, что телефон мне вернут.

— К нему ты не вернешься! — резко произносит Адам, вынуждая меня поднять голову и посмотреть на него. — Говори, что нужно, тебе все привезут. Или купят, но к нему ты никогда больше не поедешь!

Сталь в его голосе заставляет меня поежиться. Почему он так разговаривает со мной?

У него нет никакого права говорить со мной таким тоном! Голос внутри буквально кричит об этом, поэтому я встаю.

— Спасибо за то, что объяснил мне, что можно и нельзя, а теперь скажи, почему я должна тебя слушать? Родион мой сын, я свободная женщина, а ты не в праве распоряжаться моей жизнью, как бы тебе этого не хотелось! Я не хочу находиться здесь. Не хочу жить в этом доме! Я хочу уехать немедленно!

У меня откуда-то появляются силы на спор. Наверное, это вполне обычное желание — хотеть, чтобы тебя выслушали, чтобы позволили поступать по своему и не раздавали приказы. Мы с Андреем всегда советовались друг с другом, он принимал мою точку зрения или находил компромиссы.

Мужчина напротив другой. Он не желает слушать.

Я вижу это по с силой стиснутым зубам и недовольному выражению лица. А чего он ожидал? Что женщина, узнав о рождении от него сына, будет прыгать от радости и падать ему в ноги?

Возможно, кто-то так бы и сделал, но не я. У меня все еще есть чувство собственного достоинства и пусть на его стороне власть, деньги и люди, готовые исполнять приказы, мы все еще живем в стране свободного слова.

Глава 5

— Уехать немедленно не получится, Ангелина, — чеканит Адам и отворачивается, что-то печатает в телефоне, после подносит его к уху и отдает четкие приказы.

Из всего я понимаю только “усилить охрану” и “прочесать периметр”. О чем он? Неужели находиться в его доме еще и небезопасно? Если окажется, что я родила ребенка от того, чья жизнь день и ночь находится на волоске от смерти, не знаю, что буду делать.

Бежать? Скрываться?

Меня найдут!

Но и жить рядом будет невозможно. Да и как? В страхе, что тебя найдут, что твоего ребенка однажды похитят из кроватки и ты больше его не увидишь?

— Ангелина, прошу тебя, иди сейчас с Рустамом. Он покажет тебе твою комнату, няня поможет тебе с ребенком. Не обязательно давать ей его в руки, пусть просто разложит пеленки, поможет с купанием, не знаю! Доверься мне, пожалуйста!

Не знаю, что именно меня заставляет согласиться. То ли его просьба, то ли “пожалуйста”, которое почему-то кажется мне смутно знакомым, но я никак не могу понять почему. Я совершенно точно не знаю этого мужчину и вижу его впервые, но этот тон, с которым он произносит последнее слово, заставляет меня поежиться, а мозгу активно заработать.

Я где-то его видела? Или слышала? Или что…

— Ангелина, пойдемте, — в кабинет входит Рустам.

Он терпеливо ждет, пока я пойду к двери и только после этого выходит за мной, идет рядом и показывает рукой, куда двигаться. Мы подходим к темной дубовой двери, мужчина приоткрывает ее, входит первым, осматривается и, пропустив меня вперед, произносит: