Ложь грешников (ЛП) - Малком Энн - Страница 8

Парковка в здании кошмарная. Только половина парковочных мест предназначалась для арендаторов, а уличной мест не было, я отказывалась уступать своё место, если только не возникала какая-то чрезвычайная ситуация или возможность, которая выпадает раз в жизни, как распродажа в Chanel.

Теперь, когда я была почти знаменитым стилистом в ЛА, клиенты присылали за мной крутые тачки. Всё определенно улучшилось с того раза, когда я подъехала к какому-то складу для съёмок в малоизвестном журнале, думая, что меня убьют. Или когда я работала в дерьмовых каталогах, которые едва платили столько, сколько стоит бензин, чтобы добраться туда.

Теперь меня высаживают возле апартаментов после поездки в какой-то шикарной машине, которая, скорее всего, стоит больше, чем аренда за год. Я жила на пересечении Беверли-Гроув и Фэрфакс, — в нескольких минутах ходьбы от лучших ресторанов и закусочных в городе, а еще торговый центр «Гроув», с различными магазинами и фермерским рынком.

Моя квартирка с двумя спальнями была маленькой, арендная плата — высокой, а домовладелица — сукой, с которой трудно договориться, но мне нравился этот маленький кусочек того, что я считала раем. Мне нравились соседи, особенно парочка напротив, Ричард и Карл, которые регулярно приглашали меня посмотреть «Холостяка» и выпить вина. Эверли жила этажом ниже, ей под семьдесят, и она обитала в квартире, которая выглядела так, будто ее обустроила Диана Вриланд (прим. известный франко-американский куратор и редактор в области моды). Эверли очень стильная, роскошная, и на ней всегда было надето по пять бриллиантов.

Она была такой, какой я представляла себя в будущем. Нет дома, нет детей, но невероятно шикарная, модная и неподвластная времени.

Вполне неплохое будущее.

Несмотря на то, что район был не совсем шикарный, и не совсем убогий, всё равно это Лос-Анджелес, нужно быть начеку. У меня в сумочке всегда лежал электрошокер. Папе гораздо спокойнее, если бы там лежал пистолет, но этого позволить я себе не могла. Люди, с которыми работала, ни за что не разрешили бы разгуливать с пистолетом в сумочке. Хотя я чувствовала себя комфортно с оружием. Меня воспитывал отец-одиночка на Среднем Западе, поэтому я знала, как обращаться с оружием, чистить его и стрелять. Но я провела почти десять лет в ЛА, и, к счастью, за это время на меня не нападали и не грабили. А раньше я жила в гораздо-гораздо худших районах.

Конечно, женщина никогда не чувствует себя в полной безопасности. Безопасность — иллюзия. И сейчас я дала слабину. А это плохо. Я устала. Я отвлеклась. Что еще хуже.

На улице не очень темно. Уличные фонари, расставленные по всей длине улицы, освещали подъезд и здание всю ночь.

Но я все равно не заметила мужчину, пока он не приблизился ко мне. Пока он не прижал меня к стене моего дома. Я с силой сжала зубы, когда моя голова ударилась о бетон.

Что-то холодное коснулось шеи.

— Не двигайся, бл*дь, или я перережу тебе глотку, сука, — прошипел он.

Незнакомец. На нем не было маски, ничего такого. Уличные фонари настолько яркие, что я видела мужчину в мельчайших деталях. Он немного старше меня, но не сильно. У него красивая стрижка, и он не очень-то уж противный. Одет как любой другой хипстер на улице. Другими словами, мужчина не был похож на человека, который прижал бы женщину к стене с ножом к горлу. Он выглядел… нормальным. Не пугающий. Хотя в этом есть смысл, ведь я даже не заметила его, пока он не швырнул меня к стене здания.

— У меня нет налички, — прохрипела я. — Но сумочка стоит кучу денег. Возьми её.

Сердце заколотилось в горле, ужас пробежал по всему телу. Я застыла на месте. В такие моменты нужно пытаться драться, с ножом у горла? Каковы шансы, что он действительно воспользуется им? У меня больше шансов выжить, стоя смирно, или если буду сражаться?

— Мне не нужна твоя гребаная сумка, — прорычал он.

Стало совершенно ясно, чего он хотел, когда его рука — та, что не держала нож, нащупала мою грудь. Сильно. Болезненно.

Холодный, тошнотворный ужас поселился в глубине моего живота. Изнасилование. Он меня изнасилует. У моей шеи нож. Я позволю ему изнасиловать себя в надежде, что он не пырнет меня ножом? Не убьет меня?

Или нужно бороться? Пойти на риск, и, возможно, я истеку кровью или умру, но меня не изнасилуют таким ужасным образом?

Мы на улице, которая, к сожалению, не была оживленной в ночное время. Ричард и Карл, скорее всего, сегодня вечером в каком-нибудь модном ресторане, а Эверли, наверное, на вечеринке. Если нет, то она приняла валиум, и не проснётся даже в ураган. В доме еще живут несколько людей, с которыми время от времени сталкивалась, часто устраивая вечеринки, из-за которых соседи ворчали. Где они сейчас?

Где хоть кто-нибудь?

Его руки продолжали двигаться, болезненно ощупывая, и стало очевидно, что никто не придет, чтобы спасти меня. Я не спасусь. Этот ужас случится со мной. Этот ужас, который, как я думала, случался только с другими женщинами.

Где-то читала, что жертвы сексуального насилия иногда мысленно уходят куда-то в другое место. Мозг защищал их от ужаса, через который проходило тело.

Я ничего такого не чувствовала.

Всё произошло в мельчайших деталях. Запах его дыхания, мятный с чем-то горьким. Его дорогой одеколон. Не такой, какой можно учуять на насильнике. Как будто все насильники пухнут лишь потом и алкоголем.

— Пожалуйста, прекрати, — прошептала я, когда его руки начали возиться с моим нижним бельем.

— Заткнись нахрен, — прорычал незнакомец.

Я затаила дыхание. Меня изнасилуют. Измучают. Его пальцы были сухими и сильными.

Но потом я перестала их чувствовать.

Его тело больше не прижималось к моему, ножа у шеи не было. Но запах одеколона остался. Прилип к моей коже, просачиваясь сквозь поры.

Внезапно тут оказался кто-то еще. Об этом стало понятно, когда я услышала удары, сопровождаемые стонами боли. Это происходило всего в нескольких футах от меня. Это было ужасно. Я никогда раньше не видела такой безудержной, плотской жестокости. Мужчина, который собирался изнасиловать меня, теперь лежал, истекая кровью, на тротуаре. Не знаю, жив ли он, но не могла найти в себе сил, чтобы это выяснить.

Фигура двинулась ко мне — человек, который мог или уже убил моего потенциального насильника, человек, который появился здесь, чтобы спасти меня. Он был крупным. Мускулистым. Одет во все черное. Кровь на костяшках пальцев. На этом я зациклила внимание.

— Это должно быть на мне, — сказала я, всё ещё прижимаясь к стене.

Мужчина медленно, почти нерешительно двинулся ко мне. Якобы он не представляет угрозы? Не могла понять — это из-за грохота сердца и ослепляющей боли, пронзившей мою голову.

— Кровь, — продолжила я. — Она должна быть на моих костяшках пальцев. Я должна была дать ему отпор.

— Он приставил нож к твоей шее, — проворчал мужчина.

Я моргнула, глядя на него. Мягкий, глубокий голос. В нём было что-то знакомое. Могла бы догадаться раньше, если бы не была в шоке, наблюдая за тем, как кого-то убивают.

— Я знаю тебя, — объявила я. Голос дрожал, и я ненавидела это. Хотела, чтобы он был ровным, сильным. Я должна быть сильнее, не чувствуя, что вот-вот развалюсь на части и блевану.

Мужчина ничего не сказал, пока его глаза скользили вверх и вниз по моему телу. Оценивая. Какова бы ни была его причина, я не могла выносить этот взгляд. В этот момент я была обнаженным нервом. Мужчина доказал, как легко он мог что-то у меня украсть. Как быстро он мог навсегда изменить меня и мою жизнь.

Что, чёрт возьми, мне делать в такой момент? В момент, когда меня чуть не изнасиловали? Со всех ног побежать в квартиру, где у меня дерьмовый замок, отделяющий от остального мира?

Или поблагодарить этого человека? Может, позвонить в полицию?

Зои знала бы, что делать в подобной ситуации. Я тосковала по своей лучшей подруге, по её сильному, успокаивающему и безопасному присутствию.

Мужчина принял решение за меня, поднеся телефон к уху. Пусть звонит в полицию, хорошо, что мне не придётся говорить об этом. Кроме того, истекающий кровью хипстер на тротуаре ещё не двигался, ему нужна скорая помощь или мешок для трупов.