Николай I Освободитель. Книга 2 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич - Страница 56

— Императорское, вообще-то, — я усмехнулся, — однако при общении в неформальной обстановке я предпочитаю обращение по имени-отчеству.

— Воистину… Предложение, от которого я не могу отказаться.

— Ну почем же, — я поднял руки перед собой в защитном жесте. — Я действительно не собираюсь использовать, так сказать, административный ресурс, для давления на вас. И монополию отбирать тоже не планирую — стройте свой кораблик. Вот только таким образом вы потеряете шанс подняться на новый уровень. И скорее всего навсегда.

— Стать младшим партнером?

— Быть единственным владельцем одного речного суденышка или младшим партнером и управляющим пароходства в десятки бортов… Впрочем, выбор ваш, — я встал, протянул руку, показывая что собираюсь уходить. — У вас есть время на подумать. Скажем, месяц, до 15 июля. Если я не получу от вас ответа, буду считать, что ответ отрицательный. Всего доброго.

В Европе меж тем продолжалась война, локализовавшись, правда исключительно на Пиренейском полуострове. Развязав себе руки на прочих направлениях, Наполеон весной пятнадцатого года собрал на юге Франции мощную двухсоттысячную группировку и вновь перешел горный хребет. Впрочем, на этот раз пытаться захватить полуостров как можно быстрее он не стал, видимо опыт войны с Россией, да и с той же Испанией все же что-то сдвинул в голове корсиканца. Вместо стремительного продвижения вперед, имеющего целью уничтожение вражеской армии и захват ключевых точек, французы принялись обустраиваться в ближайших к границе регионах всерьез и надолго, вводя свои администрации и перекраивая законодательство.

Самое смешное, что, вероятно, Наполеон бы и вообще плюнул на эту бедную южную страну, война в которой являлась постоянной незаживающей язвой на теле империи, однако после ряда последних поражений, сделать он этого просто не мог. Все же Бонапарт не был природным государем, а значит для удержания себя на вершине власти нуждался в постоянном подтверждении своего права греть задницу в императорском троне. И, конечно же, возможный отказ от присоединенной уже формально к Империи Каталонии, выглядел бы в этом разрезе откровенной слабостью.

21 июня чуть севернее города Вальядолид состоялось генеральное сражение, в котором сто тысяч французских солдат, постепенно продвигающихся на юг, встретило объединенное англо-испано-португальское войско численностью в сто семнадцать тысяч штыков и сабель. Занимая крепкую оборонительную позицию по реке с неблагозвучным для русского слуха названием «Писуэрга», Велингтон — а общее командование осуществлял именно он — сумел в двухдневном сражении остановить французов, нанеся им значительные потери. Потерявший двенадцать тысяч солдат Бонапарт в итоге отказался от дальнейшего продвижения на юг и на некоторое время ограничился оккупацией севера страны. Впрочем, и его противникам сражение это далось не легко, они потеряли даже больше французов — шестнадцать тысяч человек убитыми и раненными.

Несмотря на то, что никакого стратегического значения эта битва не имела, в итоге стороны разошлись ровно с тем же, что имели до того, на Британских островах сражение под Вента-де- Баньеос было объявлено значительной победой. С другой стороны, англичан можно было понять: до этого все попытки их генералов одолеть самого Наполеона в прямом сражении всегда заканчивались плачевно, ну а тут победа. Какая-никакая, пусть формальная — поле битвы-то осталось за союзниками — но все равно приятно.

Как потом оказались именно эту битву Ротшильды выбрали для того, чтобы провернуть свою маленькую аферу с ценными бумагами, и изменение истории в итоге особой разницы, — во всяком случае, насколько я мог судить из достаточно куцых воспоминаний о несостоявшемся прошлом — на происходящие на фондовом рынке не сделало.

Паника на Лондонской бирже началась с среду 28 июня, когда Натан Ротшильд заявился туда бледный, растерянный, отвечал на вопросы невпопад и начал лихорадочно продавать свои облигации государственного займа. Буквально за час паника подобно лесному пожару охватила биржу, биржевые игроки пытались прогнозировать дальнейшие действия корсиканца после победы на Пиренеях, в которой никто уже не сомневался, а неявные слухи о том, что во Франции приняли большую программу строительства флота, витающие до того в воздухе и не имеющие четких контуров, мгновенно превратились из тревожных в ужасающие. Вероятно, объяви в этот момент кто-то, что гвардейские полки под революционным триколором уже высадились в Дувре, большая часть дельцов бы поверила в такой бред, и никто бы даже не задумался, как такое вообще возможно.

Одновременно с началом паники на сцене появились подставные игроки, принявшиеся скупать английские облигации за копейки. Буквально по цене бумаги, на которой они были напечатаны. Ну и, конечно, мы — вернее люди Воронцова — заранее предупреждённые и проинструктированные тут же бросились им в этом благородном деле помогать.

Паника на бирже продлилась два дня. Именно на столько Натан Ротшильд успел опередить в передаче свежей информации все прочие каналы ее доставки. Когда в пятницу 30 июля стало известно о «победе» Веллингтона и об отступлении французской армии обратно на север Пиренеев, ценные бумаги мгновенно вновь взлетели в цене, не только отбив всю предыдущую просадку, но даже добавив в стоимости пять-семь процентов.

Сложно сказать, какая в итоге сумма в фунтах-стерлингов сменила своего хозяина по итогу небольшой аферы Ротшильдов. Команда Воронцова обладая весьма ограниченным бюджетом, но вооруженная знаниями о будущем, суммарно смогла откусить от общего пирога шестнадцать миллионов фунтов, из которых лично моих было девять с половиной. Остальные забрал себе Семен Романович и, как я подозреваю, группа неназванных товарищей, ссудившая ему деньги для прокрутки их на фондовой бирже.

Всего же по разным оценкам паника, связанная с фантомным поражением Веллингтона в Испании, нанесла убытков — ну или принесла прибыли, это уж зависит от того, по какую сторону забора вы находитесь — более чем на пятьдесят миллионов фунтов: примерно триста миллионов рублей, в пересчете на русскую валюту. Вот так, готовишься годами, воюешь, сжигаешь свои города, кладешь в землю сотни тысяч человек, а выхлоп в итоге такой же как от «маленькой» биржевой аферы. Впрочем, тут мне грех жаловаться: девять с половиной миллионов фунтов — или пятьдесят семь миллионов рублей — мгновенно увеличили мой суммарный капитал как бы не впятеро. Треть годового бюджета Российской империи, неплохо как для девятнадцатилетнего парня. Оставалось только как-то вывезти эти деньги с острова — пусть даже в виде ценных бумаг, они в принципе не теряли ликвидность и в дали от государства-эмитента — ну и употребить их на полезное дело внутри России.

Глава 24

В первой половине пятнадцатого года — я об этом узнал гораздо позже, поскольку к внешней политике меня все так же почти не допускали — между Россией и Францией был заключен секретный договор. Даже не договор, а такое себе неформализованное и не закрепленное ни в одном письменном документе джентельменское соглашение, основанное на общей неприязни к англичанам. Все же Александр, сам оказавшийся на троне во многом благодаря помощи островитян, сильно на них обиделся. При этом не имея возможности объявить королю Георгу войну — это только ударило бы по экономике России, а достать бриттов на их острове без флота все равно не было даже минимального шанса — резких движений Александр совершать не стал. Вместо этого он дал гарантии Наполеону, что в случае формирования новой коалиции, подопрет восточное направление своими войсками и не позволит Австрии и Пруссии безнаказанно напасть на Французскую империю и ее союзников. Это в свою очередь позволяло Бонапарту отвлечься сухопутного ТВД и начать строить новый флот, потенциально способный потягаться в будущем с английским.

Понятное дело, что постройка флота — дело не быстрое, но именно пятнадцатый год стал поворотной точкой, когда французская империя вновь решила, что на просторах только Европейского континента ей откровенно тесно и, соответственно, с этим нужно что-то делать.