Николай I Освободитель. Книга 2 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич - Страница 36

— Еще и англичане… Это многое объясняет, — Александр еще раз пробежался глазами по весьма впечатляющему списку заговорщиков.

— Там внутри краткие стенограммы их встреч, роспись потраченных средств, планы переворота и краткая программа действий после. Если не растекаться мыслью по древу, править собирались поставить Михаила при формальном регентстве мамА.

— Твою мать… — пробормотал император, я криво усмехнулся.

— Твою тоже.

— Она в курсе этих планов?

— А черт его знает, — я пожал плечами. — С ней общались не мои люди. Может в курсе, может просто о чем-то догадывается.

— Понятно… — протянул Александр, видимо он достаточно быстро нарисовал у себя в голове параллели с событиями двенадцатилетней давности. — Дальше рассказывай.

— А что дальше рассказывать? Дальше ребята Бенкендорфа и приехавшие из Франции, нанятые там Толстым ловкачи начали осторожно вербовать сторонников. Сначала это были члены «консервативного» кружка, которые были недовольны Сперанским и твоей излишне либеральной, по их мнению, политикой. Потом — те, кто остался не в восторге от сохранения Наполеоном трона. Ну и прочие всякие… Обиженные и проклятьем заклеймённые. Как видишь, учитывая наличие в списке Балашова, проблем с прикрытием нашей деятельности не было никаких. Сам переворот назначен на 18 января. Что с этим делать — брать их всех заранее или позволить начать действовать — решай сам. Впрочем, — я хитро усмехнулся, — если ты все же решишься пойти по второму, более рискованному, но и потенциально более выгодному второму пути, то мы с Александром Христофоровичем, подготовили план действий. Собственно, Бенкендорф этим занимался в основном со своими парнями, а я так — был идейным вдохновителем. Надо сказать, достаточно просто составлять план разгрома заговора, если ты этот заговор сам контролируешь.

— Ну да, ну да, — император помолчал несколько минут обдумывая все вышесказанное, а я тем временем встал и подошел к окну. Там в вечерней тишине не землю плавно опускались белые мухи. Две недели назад наступил новый 1814 год, год, когда мне должно было исполниться восемнадцать. Самое время потихоньку начинать искать себе жену и обзаводиться наследниками. В прошлой жизни дети у меня появились уже солидно за тридцать, поэтому сама мысль о том, что восемнадцать — подходящий возраст чтобы становиться отцом, выглядела несколько дикой. Впрочем, в эти времена у какого-нибудь крестьянина к восемнадцати легко могло бы быть уже трое спиногрызов. А с другой стороны, сначала нужно пережить день «х», а о семье думать потом. Видимо отголосок моих мыслей уловил и Александр, шлепнул бумажную папку об стол и произнес, — будем ловить на живца. И да, Ники, даже не думай, что это все сойдет тебе с рук. После того как все закончится нам нужно будет о многом поговорить, вот эти вот твои сюрпризы, уже начинают меня доставать.

— Ты бы предпочел не знать о заговоре? — Деланно удивился я.

— Я бы предпочёл бы, чтобы его не было в природе!

Собственно план заговорщиков был прост как угол дома. Простота в таких делах — это вообще обязательное условие, все сложные и хитрые планы имеют свойство рассыпаться под грузом подробностей, двойных и тройных смыслов, погребая под собой незадачливых устроителей переворота. И наоборот, чаще всего самые простые в итоге воплощаются в жизнь.

Генерал-майор Александр Владимирович Розен командир гвардейского лейб-кирасирского полка отвечал за силовую поддержку акции. Ему удалось перетянуть — где посулами, где шантажом, а где и подкупом — на свою сторону трех эскадронных командиров вместе с их бойцами, и как считали заговорщики, пятисот примерно человек им должно было хватить, чтобы в темпе вальса преодолеть несколько километров городской застройки и взять штурмом Зимний. Тем более, что — это меня всегда удивляло до последней крайности — особой охраны у императорских резиденций, кроме дежурной роты преображенцев, по сути, не было. Ну а генерал-губернатор столицы Балашов отвечал, чтобы по пути у кирасиров никто случайно не встретился и не сорвал дело.

Что же касается остальной гвардии, то ее невмешательство в случае поднятия шума должен был обеспечить брат Александра Владимировича — Григорий, командующий первой гвардейской бригадой в составе Преображенского и Семеновского полков. По моим сведениям, никого из своих подчиненных — или почти никого, тут все же трудно быть уверенным — он завербовать не сумел, но гарантировал, что полки при любом развитии событий останутся в казармах.

Ну а дальше все должно было быть совсем просто: кирасиры врываются в Зимний, под угрозой смерти заставляют подписать Александра отречение, одновременно с этим часть бойцов отправляется к Константину в Мраморный и ко мне в Михайловский, решая тем или иным способом вопрос со стоящими дальше по списку наследниками. Глядишь уже утром войска — за лояльность войск должен был отвечать Беннигсен, которого не совсем понятно за какие заслуги все эти годы держал при себе Александр, — будут присягать новому императору.

Для того, чтобы ни у кого не возникло потом сомнений в правомерности репрессий, а в том, что они должны последовать после неудачной попытки переворота, мы с Александром были согласны на все сто, решено было дать заговорщикам ворваться в Зимний и прихватывать их уже после того, как недобрые их намерения станут очевидны даже идиоту. Поэтому вечером перед часом «ч» из императорской резиденции были скрытно, так чтобы посторонний наблюдатель не сумел бы заметить подозрительного движения, все члены семьи и приближенные. Александр предлагал увести вообще всех, оставив заговорщикам пустой дворец, но тут я высказался против.

Во-первых, так можно сдуру и спалить нашу осведомлённость, все же прислуги во дворце было не мало, и незаметно вывести ее виделось задачкой, так сказать, со звездочкой. Во-вторых, как бы жестоко это не звучало, а несколько трупов невинных жертв заговора нам для последующего суда не помешает. Да жестоко, да цинично, но одно дело если заговорщики никого не убили — тут общественность может начать императора просить быть снисходительным — а другое дело, если в деле фигурируют трупы. Совсем по-другому дело выглядит.

Ну а в качестве крысоловов, которым предстояло ловить заговорщиков, я подтянул своих егерей — единственную часть которой мог доверять безоговорочно. Ну и плюсом тут шло умение воевать в непривычных условиях, устраивать засады и прочее.

Вечером 16 января все фигуры были расставлены, и я с полковником Авдеевым засел в одном из домов на другой стороне дворцовой площади там, где через несколько десятков лет будет стоять здание генштаба. Участвовать в деле непосредственно Александр мне запретил, поэтому оставалось только сидеть на командном пункте и наблюдать всю движуху со стороны.

В груди, надо признать, немного подрагивало, надпочечники щедрыми порциями впрыскивали адреналин в кровь. Переживал я, собственно, даже не за себя или там за жизнь Александра — о нашей безопасности мы позаботились заранее, — а вот все дело, которое мы готовили чуть ли не три года, провалить было бы крайне обидно.

По мостовой дворцовой площади, достаточно громко цокая подковами, проехал одинокий всадник, я аккуратно выглянул в окно и быстро окинул взглядом пространство внизу. Нет, это еще не наш фигурант, слишком рано. Я закрыл глаза и привалился спиной к стене — в комнате, чтобы не выдать наличие тут людей, был потушен свет, что создавало немного тревожную атмосферу — еще раз прокрутив в голове подробности всего происходящего.

Изначально ни о каком масштабном заговоре речь вообще не шла. Всю ситуацию я собирался использовать исключительно для тренировки Бекендорфа и его людей: моя карманная контрразведывательная служба уже насчитывала несколько десятков сотрудников и занимала отдельный угол Михайловского замка. Ну и для сбора компромата на отдельных чиновников, благо на каждого, кто из себя в стране хоть что-то представляет, уже было заведено личное дело, куда старательно подшивались все доступные сведения. Начиная от пристрастий в еде, выпивке и женщинах, заканчивая суммами, украденными из казны, тем более что за последнее тут можно было арестовывать каждого второго. После каждого первого. Приятно осознавать, что есть в нашей стране вечные ценности.