По дороге пряностей (СИ) - Распопов Дмитрий Викторович - Страница 53

Пара доброхотов открывала двери, но это печально заканчивалось для всех и тех, кто пытался спрятаться, и тех, кто их впускал. Тела с перерезанным горлом вверх ногами заполнили улицы, площади, дома, и лужи растекающийся под ними крови закрашивали мостовую улиц и Гранд-канала красным цветом. Предупреждение Венецианца начало сбываться.

Набат ещё долго звонил, заставляя матерей прижимать к себе испуганных детей, а отцов семейства стаскивать мебель к дверям, молясь, чтобы эта ночь побыстрее закончилась.

***

24 августа 1197 года от Р.Х., Венеция

К полудню следующего дня шум, крики и грохот с улиц прекратились, но только спустя ещё час, первые осторожные жители вышли за пороги своих домов, ужаснувшись тому, что увидели. Везде, где только этого касался взгляд, висели перевёрнутые тела. Улицы все сплошь были залиты кровью, а в каналах сброшенные в воду тела, медленно плыли в сторону моря. Смерть была везде и всюду, куда только ни посмотри, но большинство простых жителей, лишь радостно вздыхали, благодаря бога за то, что наконец ужас последних месяцев, который царил над городом завершился. Сомнений в том, что Венецианец совершил свою месть не оставалось, уж слишком много было на телах тех, кого не успели ограбить его наёмники, гербов тех домов, которые и попали под его удар. Вскоре, когда на улицах показались и городские стражники, начавшие работу по уборке трупов, выяснилось, что дворцы и кварталы этих четырёх патриарших родов превратились в руины. На месте прекрасных и богатых домов, были лишь разрушенные стены, без крыш, с подчистую вынесенными оттуда ценностями.

Многие также подметили, что детских трупов не было вовсе, как впрочем и женских тоже. Убиты и развешены, были сплошь только мужские тела.

***

Осматривая открытые ворота и полное отсутствие стражи перед дворцом дома Бадоэр, окружённым только моим отрядом, я постепенно остывал, после длинной ночи, посматривая на солдат, окруживших дворец. Кстати не все из них явились на призыв, поэтому отряд по итогу оказался в половинчатом составе, поэтому я немедленно отдал приказ капитанам убрать всех кто не явился из зарплатных ведомостей. Копимая ярость, на протяжении этих месяцев, наконец выплеснулась сегодня полной рекой на улицы города, в ночь святого Варфоломея и смела всех тех, кто было хоть на каплю причастен к суду надо мной. Те, из них кто покинул город загодя, думали, что избежали суда, как и палачи со следователями, очень скоро будут неприятно удивлены, той расправой, которая им была уготована, правда об этом они ещё пока не догадывались.

Поскольку я не был кровавым маньяком, то изымал всех детей и подростков до пятнадцати лет, передавая их в свой род, тем, кто согласился за приличное денежное вознаграждение взять их себе приёмными детьми. Женщин, стариков и старух, и подростков мужского пола, старше определённого возраста, я приказал выгнать из города, с угрозой, что если их ещё раз здесь увидят, то погрузят на галеры и продадут в рабство арабам. Всех же половозрелых девушек четырёх домов, я выдал замуж за представителей своего рода, даже дальних родственников привлёк к этому, лишь бы подходили по возрасту. Причём всё, с полного согласия отца, который оценил мой размах мести, хотя и не поощрял его.

Все же мужчины удостоились именно того, чего заслужили. И вот осталось принять последнее, самое главное решение, что делать с домом Бадоэр. Я специально прислал сюда только солдат своего отряда, чтобы наёмники ничего здесь случайно не порушили и никого не поубивали, пока я принимаю решение, которое было очень трудно вынести. Хотелось, очень хотелось поступить с Франческо и его домом так же, как и с остальными, но чёткое опознавание того, сколько процессов и денег на нём сейчас завязано, не давало мне принять окончательное решение. Поэтому я и решил, сначала поговорить, заодно и выяснить, почему мой компаньон решил выступить против меня. Он, обычно такой осторожный и расчётливый, в одночасье поставил на кон всё, что имел, а после, когда понял, что проиграл, не стал даже собирать армию и вообще защищать свой дом и род. Такое поведение вызывало удивление не только у меня одного.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Носилки занесли в кабинет, в котором я столько раз бывал и кивнул гиганту, который был моей палочкой-выручалочкой всё это время, отбросив в сторону даже свой поход к Акре.

— Благодарю Анри, я вечный твой должник, — поблагодарил его я, — можно попросить ещё оставить нас одних? Нам с Франческо, нужно поговорить.

— Ты не боишься, что на тебя могут напасть? — удивился рыцарь, косясь в сторону кинжала, который лежал перед патриархом дома, который одетый в свой лучший костюм, ждал своей участи за столом.

— Нет, если мой партнёр не стал защищать дом, значит таких целей не имеет, он слишком умён для этого, — я вздохнул, — ну или был умён, когда-то давно.

— Хорошо, тогда мы подождём тебя в коридоре, если что, кричи, — согласился он, выходя из комнаты и закрывая за собой дверь.

Мы остались одни. Я, с изуродованным телом и поломанными костями, которые крайне неспешно регенерировал симбионт, чтобы не привлекать к моему чудесному выздоровлению внимания, и глава дома Бадоэр, молча смотревший на меня, лежащего на носилках, и укрытого плащом, чтобы не травмировать психику людей видом, который под ним находился.

— Знаешь Франческо, это было чертовски больно, — видя, что он не хочет начинать разговор, первым подал голос я, — так больно, что хочется, чтобы каждый, кто в этом принял участие, почувствовал хотя бы частичку этой боли.

Он побелел, но продолжал молчать.

— Все удивлялись, почему ты ничего не предпринимаешь. Даже твои союзники, — поинтересовался я, — мне это тоже стало интересно, когда сегодня не увидел стражи перед открытыми воротами твоего дома.

— Много это помогло остальным? — он пожал плечами, — я лучше всех знаю, это тебя бы не остановило.

— Если, как ты сам говоришь, хорошо меня знаешь, почему не пришёл сразу ко мне? Почему Франческо? Думаю не ошибусь, если скажу, что для нас обоих не секрет, что мы вместе только из-за сверхприбылей, которые приносим друг другу, поэтому для меня стало большим удивлением то, что же произошло такого, что заставило тебя переступить через всё это? Ты меня очень удивил своим решением, поскольку я раньше считал, что золото ты любишь не меньше меня.

— Я говорил тебе, Анна — мой единственный ребёнок, — он покачал головой, — она и дочь Контарини были слишком убедительны в своих словах, говоря одно и то же. Как я мог ей не поверить, даже несмотря на полную абсурдность таких утверждений? Если бы это касалось обычного человека, я бы просто рассмеялся в ответ на это, но с тобой, возможно всё, ты сам приучил меня к этому.

— Ты мог прийти ко мне, и как два здравомыслящих человека, мы бы приняли какое-то решение!

— Было уже поздно, когда стало понятно, что так, мы сможем с другими домами отнять у тебя всё, и никто не захотел выяснять, что же там случилось на самом деле. Твоя кандидатура нас полностью устраивала, никто не думал, что ты дашь себя изуродовать, но не согласишься на примирение, — спокойно признался он, — к тому же, зачем мне владеть частью предприятия, когда можно взять всё?

— Ты всё ещё мог прийти ко мне! — настаивал я, на своём варианте.

Он пожал плечами и подтолкнул ко мне стилет, лежащий на столе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я принял решение и проиграл. Убей меня и покончим с этим.

— Где Анна? — поинтересовался я.

— Отослал к родственникам, — нехотя ответил он, — как и тех, кто был мне дорог. Остальные не захотели покидать дворец: кто примкнул к твоим соперникам, а кто и остался вместе со мной, надеясь на чудо.

— Да, жаль твоего ставленника Бертуччи не отдали мне, — с сожалением признался я. Его половые органы и отрезанную голову Контарини сами прислали мне почти сразу, когда стало понятно, что я иду на поправку и начинаю собирать войска, но им это ничем не помогло, ведь он был лишь пружиной в спусковом механизме, которым они все захотели воспользоваться.