Лунная дорога. Часть 2 (СИ) - Герцик Татьяна Ивановна - Страница 33

– А что, вы плохо с мужем жили? – осмелилась спросить я ее.

Она принахмурила густые брови, вспоминая.

– Да вроде нет, как все. Просто седина в бороду, бес в ребро. После развода сначала попереживала, как водится, а потом поняла, что это же свобода! Куда хочу, туда иду, делаю, что хочу и никому ничего не должна! И отказываться от этого счастья? Я что, дура набитая, что ли?

– А мужа бывшего вы видели?

– Да было дело как-то раз. Я со своим бойфрендом как раз из кинотеатра выходила, не сразу его увидела – мы с Павлом впечатлениями о фильме обменивались. А когда заметила, он от злости аж багровый стал, похоже, взревновал, бедняжка. Я на него с насмешечкой посмотрела, он быстро глазки-то спрятал. И вот теперь такой облом. Не получилось у него любви на всю оставшуюся жизнь, не получилось, – она небрежно скривила губы.

– Да уж. Что жены матерям обратно подержанных мужей возвращали, это я слышала, но вот чтоб бывшим женам – это в первый раз.

– Я что-то тоже такого не слыхала, – снова захихикала Власта Евгеньевна. – Обычно этим бывшие мужья грешат. Побегают-побегают, да и обратно к прежней кормушке возвращаются.

Она говорила о мужчинах с пренебрежением, как о тупых баранах, мне это не нравилось, ведь есть же нормальные мужчины? Мой отчим, например. И я решила слегка изменить вектор нашей беседы:

– По мнению его молодой жены, в этом ничего особенного и нет. Ну, попользовалась она им пяток годков, но ведь отдает обратно в целости и сохранности, – и тут меня осенило: – Или нет? У него случайно инфаркта или инсульта в последнее время не было?

Начальница призадумалась, потом рванула к компьютеру. Вошла в нашу программу, набрала данные экса и вскричала:

– Ты права! У него за последний год дважды было предынфарктное состояние, и, кроме того, диагностирован диабет второго типа. Несколько раз лежал в нашей четверке, – прочитав, сухо постановила: – Да уж, инвалиды никому не нужны. И мне в том числе. Нет, если б он к молодухе не ушел, то деваться-то мне было б некуда, лечила бы, конечно.

– Если б он не ушел, то его и лечить бы не пришлось, потому что не заболел бы, – в этом я с ней не согласилась. – Эти немолодые мужья так перед молодыми женами кочевряжатся, пытаясь молодцов-удальцов изображать, сил не рассчитывая, что скоро тут у нас оказываются. И хорошо если не в морге.

Власта Евгеньевна вздохнула.

– Ага, молодость возвращают. Ну, у кого-то и получается.

Она принялась рассказывать про своего дядю, который так же ушел из семьи к женщине моложе его аж на двадцать пять лет.

– И что теперь, через тридцать-то с лишком лет? Ему восемьдесят пять, у него давным-давно полшестого, весь в маразме, естественно, но бодрый, жизнью довольный, а вот женушка-то его, бедняжка, лет двадцать уж как от недостатка секса страдает. Детей нет, так муж вместо младенца, соображает столько же и заботы требует один в один.

Я потупилась. Как-то не привыкла подобные темы с взрослыми, тем более с начальством, обсуждать. Но для Власты Евгеньевны мой возраст препоной не был. Врачи, они такие. Для них запретных тем нет.

– А ведь для женского здоровья секс очень важен, причем регулярный. У тех, у кого есть активные партнеры, и онкология редкость, и настроение всегда бодрое. И для этого вовсе не обязательно с мужиком жить. Гораздо приятнее друг к другу в гости ходить. Вот как мы с бойфрендом. Цветы, конфеты, вино хорошее. Романтика.

Чай мы допили, пора бы и за работу приниматься, тем более, что мой напарник уже пару раз заглядывал в ординаторскую, с намеком поглядывая на меня, но начальница что-то уж слишком разговорилась. Общения ей не хватает, что ли? Подруги небось все замужем, с ними особо не потреплешься, вот она и отрывается на работе.

Разговор прекратил поступление нового больного, и я сбежала в палату, проводить назначенные процедуры.

Глава восьмая

Пару месяцев мы с Красовским встречались урывками, по полчаса, обоим было некогда, пропадали на работе и учебе. Но в начале зимы он пришел ко мне домой с цветами, весь невероятно серьезный, подтянутый и, что меня сразило напрочь, – в новом темно-сером костюме-тройке с искрой, белоснежной рубашке и при галстуке!

Все понятно, грядет тотальное объяснение. А я замусоленная, то бишь до изнеможения уставшая, задерганная – смена в больнице была на редкость тяжелой – да еще в затрапезном домашнем халате! Вот какое у меня должно быть настроение, а? Вот именно, паршивое.

Но он, сосредоточившись на своих внутренних ощущениях, вокруг практически и не смотрел. Вручив мне цветы, выпрямился передо мной во весь свой немаленький рост и начал:

– Маша! – спасибо, что не Мария Антоновна, – мелькнуло в моей буйной голове. – Я давно тебя люблю и прошу стать моей женой!

Ой, как пафосно! И ведь смеяться-то нельзя, обидится. Он столько готовился, переживал, а я…

А я просто боюсь. Или не боюсь? Все-таки как на меня сильно повлияла история с отцом, да и сам Алексей здорово подкосил мою веру в него. А вдруг ему снова захочется пошалить? Поживем подольше, и скучно ему со мной станет. Мама у него к тому же любвеобильная весьма, а про отца я вообще ничего не знаю. А, в самом деле, почему я о нем никогда не спрашивала?

– Леша, я тебя тоже люблю, правда, – чего уж скрывать то, что давно всем известно? – но вот замуж, мне кажется, мне еще рано. Я к этому еще не готова. Ответственность, знаешь, слишком большая.

– Может быть, мне нужно на колени встать? – как-то слишком мрачно поинтересовался он. – Я что-то делаю неправильно?

Я озадаченно заморгала. Он что, считает, что я кокетничаю?

– Зачем на колени? – переспросила подозрительно. – Ты что, рыцарских куртуазных романов начитался?

Настала его очередь недоуменно морщить лоб.

– Ничего такого я не читал. Просто не знаю, как тебе угодить, – признался разочарованно, нервно теребя полу пиджака.

– Не надо мне угождать, вот еще! – поспешила убедить я его. Мне тут сцены из древнегреческой трагедии не нужны. – Давай лучше поедим: есть жутко хочу, я же с работы. Только ты пиджак сними, да и жилет тоже. А то я себя буду чувствовать как на академическом приеме.

Он без спора разоблачился, видимо, этот официоз ему тоже был не по нраву. Мы мирно устроились за столиком на кухне. Сначала он смотрел на меня обидчиво, вероятно, для того, чтоб осознала и раскаялась, но, поскольку ничего подобного я делать не собиралась, отошел и включился в разговор.

– А что случилось с твоим отцом? – поинтересовалась небрежно, уверенная, что он просто ушел от Софьи Валерьевны, устав от ее чрезмерной заботы, как и другие.

– Убили, – глухо ответил Красовский. – В девяностые. Я совсем маленьким еще был, не помню его. Заступился за девчонку, а ему нож под ребро. Убийц так и не нашли. Да и не искали, похоже.

Я сглотнула, пытаясь осознать весь трагизм ситуации.

– Так Софья Валерьевна после этого стала такой нервной? – только теперь я поняла, отчего она бывает порой неадекватной. Конечно, подобная трагедия хоть кого неврастеником сделает.

– У нее был нервный срыв, – подтвердил он мои предположения. – Она лежала в больнице, даже не похоронах быть не смогла. Потом и пошла вразнос. Искала замену бате, да так и не нашла. Дед говорит, что он хорошим парнем был. Я внешне на него похож, только я баламут, а он серьезным был.

Я опустила голову. Что тут сказать? Нечего. Хоть и прошло столько лет, а все равно больно. И особенно больно, когда гибнут хорошие люди, а подлецы, их убившие, живут себе и благоденствуют.

После этого тема любви и замужества как-то отошла на второй план. Мы говорили о нашей стране, о том, сколько в ней несправедливости творится и можно ли это как-то прекратить. Я считала, что это тянется из века в век, видно, менталитет у нас такой, а он был уверен, что все зависит от лидера. Вот выберем мы достойного человека, и все будет здорово.

Меня его вера в доброго батюшку-царя умиляла, вот чисто крестьянская философия, но спорить не спорила. Пусть верит, с верой жить легче. Ведь почему люди в церковь ходят? Да потому что защиты ищут. А у кого еще защиты просить, как не у Бога? И совершенно не важно, есть он или нет, тут главное – вера. И «по вере твоей воздастся тебе». Наши социологи да психологи с психиатрами многое бы на эту тему сказать могли, но у меня другая стезя.