Лунная дорога. Часть 2 (СИ) - Герцик Татьяна Ивановна - Страница 13

Она полными слез глазами посмотрела на меня, но я решительно встала и ушла в ординаторскую, чтобы уже через минуту пойти по палатам.

Осадок от этого разговора преследовал меня весь день. Вот как так можно послушать какого-то Веньку и поменять меня на легкодоступную шлюшку? Вывод один – я для него ничего не значила. С любимыми так не поступают. Значит, меня он не любил, болтал только о любви много.

Или думал, что погуляет втихаря, докажет мужикам, что он настоящий мачо и бабы для ничего не значат, что одна, что другая – все едино, а потом ко мне подкатит как ни в чем ни бывало? Тогда он подлец вдвойне.

Было горько за свою беспринципность, но пришлось признать, что если б не Вадька, привезший меня на свадьбу, где я своими глазами убедилась в нечистоплотности Красовского, я бы с ним давным-давно помирилась. И пусть я была зла на него за ругань после спасения мной котенка, но он же великий артист, и убедить меня в том, что он за меня просто переволновался, ничего ему не стоило.

Не прощу.

Не хочу, чтоб мной играли. А тем более обманывали и пользовались.

Глава четвертая

На очередном дежурстве мне никак не удавалось успокоиться. Все казалось, что вот-вот снова заявится Софья Валерьевна и примется меня уговаривать, глядя своими глазами побитого щенка.

Даже мысль об этом была неприятна, а уж что ей отвечать, я и вовсе не знала. Тут нужна была жесткость, даже жестокость, которую я в себе вовсе не ощущала. Но смена подошла к концу, Софья Валерьевна не появилась, и я расслабилась. Ровно в восемь утра заторопилась домой. В универе занятия начинались со второй пары, и я успевала заскочить домой, переодеться и наскоро перекусить.

Я вприпрыжку бежала на трамвай, не глядя по сторонам, и на перерезавшего мне дорогу высокого парня не среагировала. Просто попыталась обогнуть и бежать дальше. Но он властно положил мне руку на плечо и глуховато проговорил:

– Маша, привет!

Даже не глядя, было ясно, что это Красовский. К моему негодованию, тело откликнулось само: руки похолодели, а вот кровь, наоборот, побежала по жилам раз в десять быстрее. Я только надеялась, что не покраснела, как маков цвет.

– Чего тебе? – я не хотела на него смотреть, поэтому упорно не поднимала глаз.

– Поговорить. Хотя бы пару минут! – он взмолился с уже подзабытой мной настойчивостью.

– Мне некогда. Я спешу! – а вот голос подвел. Дрогнул и как-то нехорошо задребезжал.

Это он услышал и сделал выгодный для себя вывод.

– Я ненадолго, – и повел к больничной скамеечке.

Я остановилась возле нее, не понимая, для чего он меня сюда привел. Хотя снега на ней не было, но садиться на промозглую поверхность я не собиралась. Или он что, меня к себе на колени усадить вздумал? Ишь, какой заботливый кавалер.

Он поставил ногу на скамейку и как-то весь скукожился.

– Не знаю даже, с чего начать. Несколько дней готовился, речь учил, а теперь все слова из головы вылетели, – он нервно взлохматил волосы.

И чего он без шапки ходит? Не весна еще. Мороза, правда, нет, но ветер холодный. Хотя чего это я? Какое мне дело до его выпендрёжа? Это в Одессе говорят «сдохни, но держи фасон»? Похоже, это его пожизненное кредо.

Сжав мою руку, видимо для того, чтоб не удрала раньше времени, он сипло проговорил:

– Я зол на тебя был не знаю как. Как глаза закрою – ты на верхушке яблони качаешься. В детстве мы с ребятами так же по деревьям лазили. И Петька как-то сорвался. И всё.

– Как всё? – не поняла я.

– Насмерть, – жестко пояснил он. – На моих глазах. И перед этим так же, как ты, на верхушке качался. Поэтому я в неадеквате и был, потому что мне показалось, что история повторяется. Я и потом никак в себя прийти не мог.

У меня по спине пробежал зябкий морозец. Да, какой это шок для пацана! Он наверняка еще потом себя винил за это. Теперь мне стал понятен его срыв. Он боялся повторения. Но это никак не оправдывает его поведения на свадьбе.

Красовский понял ход моих мыслей, зябко передернулся и попытался объяснить:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Знаешь, когда мы с тобой из-за котенка этого дурацкого поругались, я решил, что больше унижаться не буду. Я только и делал, что перед тобой унижался.

Меня это зацепило. Вот как он воспринимал наши отношения? Как свое постоянное унижение? С этим можно было бы поспорить, но я не стала. Это, в конце концов, его проблемы, а не мои.

– И я решил, что с меня хватит. Тут еще родня насела. Ну, типа нельзя так под девчонок прогибаться, они на шею садятся и погоняют потом. Я и сорвался. Тошно так было…

Что тошно, я понимала. Но вот то, каким макаром эту тошноту снимал, не понимала. Или, вернее, не принимала.

– А кто меня на свадьбе видел? – дала я понять, что вижу его насквозь. И все его оправдания для меня ничего не значат.

Он перекосился, как от приступа острой боли. Но соврать не посмел.

– Бабка с дедом. Они даже решили, что ты мириться приезжала… – и он с надеждой посмотрел на меня.

Пришлось эти надежды разбить вдребезги:

– Меня Вадим привез. Он знал, с кем ты там зажигаешь. Хотел мне глаза открыть. И ему это удалось.

Красовский схватился руками за голову. Этот жест мог бы быть слишком наигранным, но в его исполнении смотрелся органично.

– Я не знаю, как оправдаться. Да и не хочу. Знаю, это бесполезно.

В этом он был не прав, но разубеждать его я не стала. Зачем плодить глупости? Их и без того было слишком много.

– Просто я пытался тебя забыть. Много чего для этого сделал. Но не смог. Эти годы были такие пустые и тоскливые, что о них лучше не вспоминать.

Он страстным взглядом посмотрел на меня. В нем смешались мольба и требование. Я бы так никогда не сумела. Под этим взглядом хотелось кинуться ему на шею и согласиться на все.

Но я тоже умею быть упрямой. К тому же это все ни к чему. Не хочу остаться одна, когда он мной наиграется. Я надеюсь рано или поздно встретить надежного и верного человека, а Красовский таким никогда не станет. Не дано это ему.

Ответила не менее твердым и безапелляционным взором – ничего тебе тут не отломится, голубчик. И не надейся.

Он аж зубами заскрипел. И его можно понять. Он, можно сказать, на горло собственной гордости наступил, а я тут в неприступность играю.

– Я мог бы предложить начать все сначала, но не стану. И все-таки надеюсь, что ты дашь нам шанс.

Нам? Я не ослышалась?

Видимо, на моем лице так явно выразилось недоумение, что он счел нужным пояснить:

– Я ведь нравился тебе, не отпирайся.

– И не собираюсь, – я небрежно кивнула, обозначая свое поверхностное отношение к происходящему. – Конечно, нравился. Я таких, как ты, не встречала. В моем окружении парни спокойные и слово «нет» понимают. А ты такой настойчивый был, что мне на какое-то время показалось, будто ты и в самом деле относишься ко мне серьезно. Но это был самообман. Второй раз я в эту ловушку не попадусь.

– Ты считаешь, что это была только ловушка? – мои слова для него стали настоящим ударом.

– А что это такое, по-твоему? – отвечать вопросом на вопрос не комильфо, но здорово помогает привести в чувство непробиваемого оппонента.

– Ты мне очень дорога, Маша! – серьезно сказал он. – Пусть ты мне и не хочешь верить, но это правда. Когда-нибудь ты это поймешь. Надеюсь дожить до этого счастливого времени.

Я скептически хмыкнула. При его способности окружать себя девицами всех мастей – это вряд ли. Меня в этой стае на все согласных голубок не будет точно.

И снова он понял мои мысли. Телепатия, что ли?

– У меня никого нет. Когда до меня дошло, что во всех девчонках я вижу только тебя, я с суррогатами покончил. Подожду, пока ты поймешь, что я именно тот, кто тебе нужен. Я упорный. И я знаю, что у тебя тоже никого нет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он бы еще долго распинался о своем неземном чувстве, но я посмотрела на часы, ужаснулась и, не прощаясь, рванула на вовремя подошедший автобус. Домой я уже не успевала, мне бы на занятия не опоздать.