Лунная дорога. Часть 1 (СИ) - Герцик Татьяна Ивановна - Страница 46

– Так-так, роль жертвы, значит, тебя не устраивает. Ты ловцом любишь быть, а не загнанным зверем, – уверенно констатировала общеизвестный факт.

– Слушай, Маш, – он подул на руки, пытаясь их согреть, – ты не замерзла случайно? Все-таки минус двадцать два с нехилым ветерком. Я тут пару часов уже околачиваюсь и что-то озяб. Может, ты меня к себе позовешь, погреться? У тебя ведь мама дома, так что между нами все равно ничего не будет, а от обморожения ты меня спасешь.

Мне резануло ухо словцо «обморожение». Вот черт! В самом деле, если он сильно замерз, то уж лучше пустить его в дом, чтоб не корить себя потом, ежели что.

– Ладно, пошли! – надеюсь, это прозвучало неохотно, а не радостно.

Я тоже начала подмерзать, поэтому быстро пробежала вперед, не пользуясь лифтом. Он направился следом, легко преодолевая по нескольку ступенек зараз. Там, где я прыгала, он шел, и, как мне казалось, даже не особо напрягался.

Заведя его в квартиру, я крикнула маме:

– Мама, у нас гость!

Из своей комнаты вышла мама в симпатичном домашнем костюмчике и радушно воскликнула:

– О, кто к нам пришел! Леша Красовский! Заходи, заходи! – прозвучало это так, будто Красовский бывал у нас по сто раз на дню, но я-то видела, что она изрядно озадачена.

Пришлось пояснить свои нелогичные действия:

– Он сильно замерз. Немного отогреется и домой пойдет, – я сняла куртку и стянула ботинки. – Раздевайся, не стесняйся! Или ты так замерз, что греться будешь в куртке?

Укоризненно на меня посмотрев, Красовский быстро разделся. Я дала ему папины тапки и повела на кухню.

– Не знаю, как тебе, а мне жизненно необходимо выпить чего-нибудь горячего и перекусить. Я жутко есть хочу, – призналась я, и, как приличная хозяйка, спросила у гостя: – А ты?

Он чуть заметно опустил кончики губ.

– Не откажусь, – с непонятным мне укором проговорил он.

Решив, что он голодный, я налила ему сваренного мной утром супа, опорожнив кастрюльку. Ладно, потом сварю еще. Нам с мамой много не нужно. Мы женщины и за фигурами следим. Дала ложку, нарезала хлеб и принялась варить какао.

Это только у Макса приходилось круглый день пробавляться кофейком, а дома я предпочитала пить кофе только по утрам. В остальное время суток я делала какао, чай и даже компот себе варила. Вернее, как варила – просто бросала в кипяток замороженные ягоды и чуток сахара в них добавляла. Так что это скорее морс был, а не компот.

Повернувшись к Красовскому, с изумлением увидела, как он с удовольствием облизывает ложку. Заметив мое удивление, он хмыкнул и пояснил:

– Вкусно очень. Мама варила?

Я покачала головой.

– Нет, я. В нашем доме как-то чаще я готовлю.

У него восхищенно расширились глаза.

– Ух ты! Тебе цены нет, однако.

Я его подначила:

– А чего ты такой голодный-то? Тебя что, мама не кормит? – я ожидала услышать опровержение, но он равнодушно согласился:

– Нет, конечно. Скорее это я ее кормлю. Она все на диетах сидит. По ее мнению, она слишком толстая.

– А это в самом деле так? – и зачем спросила, сама не знаю. Ну какая мне разница, толстая или тонкая мама у Красовского?

Он смешно почмокал губами.

– Да вроде нормальная. Я как-то не оценивал. Мать она мать и есть. Чего ее взвешивать?

Я закашлялась, скрывая смех. Вот она, чисто мужская логика! Мать не девушка, чего ее разглядывать? Уж какая есть.

Парень как-то завистливо поглядывал на лежащий перед ним хлеб. Поняв, что он не наелся, взяла куски тостового хлеба, привычно разбила на них по яйцу, засунула в мультипекарь. Через пару минут достала, положила на тарелку, налила какао в большой папин бокал и все это подвинула к прожорливому гостю.

– Ешь! – и налила какао себе в небольшую чашку. Отрезав кусок кекса, принялась молча есть, беспардонно разглядывая визави.

Его мое повышенное внимание совершенно не смущало. Он быстро умял тосты, я отрезала ему кекс. Кекс он ел уже медленнее. А я недоуменно разглядывала тонкие морщинки, появившиеся вокруг глаз. С чего бы это он так постарел?

Он все съел, встал, убрал посуду в мойку и сел обратно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Что ты так странно на меня смотришь? – он тоже принялся демонстративно разглядывать мое лицо.

– Мне кажется, или ты постарел? – он посмотрел на меня, вопросительно вздернув бровь. Пришлось уточнить: – Или, вернее, возмужал?

И призналась себе, что это и в самом деле так. С его лица исчезла мальчишеская округлость, оно стало жестче, мужественнее и еще привлекательнее.

– Постареешь тут! – неожиданно фыркнул он. – Когда любимая девушка уезжает с твоим соперником. Да я все ночи толком не спал, пока ты не вернулась!

Я смутилась. Про меня впервые сказали: «любимая девушка». Причем без всяких подначек, сарказма, а как данность. Говорить, что я не его любимая девушка, было глупо, ему-то ведь виднее, кого он считает своей любимой девушкой, а кого нет. От моего согласия или несогласия в данном случае ничего не зависит.

– Ты ведь в Москве с Пановым была?

Хотя он ни в чем меня не обвинял, мне стало неловко, будто я его обманула. Но это же не так! Я никогда ничего ему не обещала. Как и Панову, кстати.

Наступило неловкое молчание. Мне не хотелось ему ничего объяснять, но он упорно ждал ответа. Сердито сказала:

– Да! Но он меня там сам нашел, я ни о чем с ним не договаривалась!

Он помрачнел.

– Да, отсутствие денег – большой минус. Особенно если твой противник богат.

– При чем тут деньги? – я рассердилась. Он что, считает меня меркантильной особой, гоняющейся за богатыми мальчиками?

Красовский пояснил доступно, как для маленькой глуповатой девочки:

– При том, что деньги – это возможности. Вот были бы они у меня, я бы тоже рванул за тобой в Москву и начистил ему рожу, чтоб не гонялся за моей девочкой. Хотя это и здесь сделать можно, – и он угрожающе осклабился.

– Не вздумай! – я испугалась, вспомнив о пытавшемся побеседовать со мной строгом дядьке. – Вы с ним в разных весовых категориях, не забывай!

– Вот по весу-то мы с ним вполне друг друга стоим…

Я не дала ему продолжить:

– Я о том, что у него охрана! И вполне возможно, что после выяснения с ним отношений ты окажешься там, куда Макар телят не гонял!

– А, ты об этом? – он выбил сильными пальцами мерную дробь из столешницы. – Но тебе же после этого легче жить станет, разве не так? – и впился в меня пристальным взглядом.

Манипулятор чертов! Если я скажу, что так, то где гарантия, что он в самом деле не отправится бить морду Виктору? Хотя тот вполне может за себя постоять, но у него и группа поддержки имеется. И как бы потом Красовский в самом деле не пострадал за хулиганство. Или еще за что-нибудь. Я много слышала страшилок о том, как люди попадали в самые разные переделки, организованные спецслужбами.

– Я не хочу, чтоб из-за меня ты дрался с кем бы то ни было! Нечего трепать по подворотням мое честное имя! Ты мне всю репутацию угробишь! – нашла я наконец достойный выход. – Почему ты обо мне-то никогда не думаешь? Только о своих дурацких прихотях?

Он опешил. А что, я умею доставать парней, когда меня доводят. Так что пусть и ему жизнь шоколадкой не кажется.

– Я думаю о тебе, – попытался он оправдаться.

– И как ты обо мне думаешь? Конкретно, пожалуйста! – продолжала я лезть ему в душу. А что делать? С ним, похоже, по-другому нельзя.

Он заторможено оглядел меня с ног до головы, будто впервые все это увидел. И сконфузился. Ага! Дошло, что думает он обо мне только в одной позиции – я лежа, он сверху!

Сказала ему о сделанных мной выводах, и он внезапно покраснел. И даже оправдываться не стал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Ага! То есть я для тебя всего-навсего сексуальный объект. То есть любовь для тебя равносильна похоти. А мне, извини, этого мало. Я хочу, чтоб меня любили, заботились и зла мне не делали! Если я буду с мужчиной, то только в том случае, если полюблю сама! И тогда его желания станут для меня приоритетными! – я специально старалась говорить убогим канцелярским языком, чтобы поставить Красовского в тупик. Чтоб хоть маленько задумался над своим поведением.