Шарфик. Мой призрачный хранитель (СИ) - "Debora-Loida Schezauthor" - Страница 6

Она задавала Скабиору массу вопросов. Что могут призраки. Что они чувствуют. Что помнят. Могут ли мгновенно перемещаться на большие расстояния. Как ощущают прохождение через предметы, через живых людей. Могут ли чувствовать тепло, запахи. Могут ли читать мысли. Могут ли общаться на расстоянии с другими призраками или с живыми людьми. Могут ли внушать страх и как. Чем отличается просто призрак от призрака-хранителя.

Множество вопросов интересовало Гермиону. Она даже шутила, что издаст учебное пособие по жизни с призраком. Скабиор грустно качал головой.

Были и запретные темы. Нежелательно было в разговорах касаться его личной жизни, особенно семьи, происхождения, а также его деловых связей в Лютном переулке. Ей же было неприятно обсуждать тему родителей, хотя со временем она и поделилась с ним печальной историей о стертой памяти.

Под запретом был и вопрос ее личной жизни. Хотя здесь призрак проявлял иногда удивительную бестактность. Они даже ругались. Скабиор все пытался убедить ее, что девушкам нужно выходить замуж, что семья нужна, что предназначение женщины — быть женой и матерью, а не архивной крысой. Гермиона жутко бесилась в такие минуты. В каком это благородном пансионе ее собеседник набрался таких идей, ехидно спрашивала она. А если он продолжал настаивать, она на несколько дней переставала его замечать. Демонстративно обходила его, отворачивалась, допоздна сидела на работе, чтобы только его не видеть, ходила в маггловские кинотеатры на последний сеанс, даже в караоке-бары. Он не показывался в Министерстве, но в темноте кинозала или полумраке баров его полупрозрачный силуэт всегда сопровождал Гермиону. Дома она устраивала ему скандал по поводу Статута Секретности, он делал невинные глаза. И они снова начинали общаться.

Во время одной из таких размолвок Гермиона поняла, что скучает по Скабиору намного сильнее, чем это прилично и допустимо по отношению к бестелесной сущности, сгустку эктоплазмы с голосом давно умершего человека. И что она не может подобрать другого определения своим чувствам, кроме как… Но это же невозможно! Сначала она не верит себе. Но, поразмыслив, признает очевидное. И ей становится легко. Теперь она знает, чего она хочет от жизни.

И в это же самое время у призрака появляется идея, что Гермиона должна его отпустить. Что он должен уйти за грань окончательно, упокоиться, что она должна его забыть и жить обычной жизнью. Что случайный ритуал был ошибкой, что если бы не это…

— Если бы не этот ритуал, случайный, то мой друг детства, хороший парень Рональд Уизли, изнасиловал бы меня в то Рождество! — кричит Гермиона вне себя от злости. — Как, как я могу думать о семье, если от мужчин я видела только насилие?! Еще вспомни, как ты сам бессовестно меня лапал там, в лесу Дин! Вспомнил?! Чуть в кусты не утащил прямо при всех! Что отворачиваешься, стыдно стало?

Скабиор не отворачивается, он говорит, глядя Гермионе в глаза:

— Я мог бы много чего стыдиться в своей жизни. Но не стыжусь. Да, лапал. Да, хотел. С той минуты, как я учуял твой аромат тогда ночью в лесу. А когда нашел на дереве шарфик, то желание познакомиться с тобой поближе стало очень сильным. И я сейчас жалею, что не нашел тебя раньше и не увел с той драккловой войны.

— Я бы не пошла с тобой тогда.

— Я знаю. Моя жизнь закончилась вместе с войной. Но твоя-то продолжается. Как быть?

А Гермиона отворачивается, смотрит в окно.

— Я — хочу быть — с тобой, — говорит она. — Потому что люблю тебя.

Скабиор готов побиться головой об стену, но призракам такое не под силу. Он молчит. Гермиона молчит. Главное сказано.

Через несколько дней Гермиона заказывает у ювелира серебряный медальон. Произносит над ним какие-то заклинания. Кладет в него фиолетовый шарфик, полностью — и как только поместился! — и надевает себе на шею. Цепочка медальона короткая, Гермиона заклинанием запаивает ее наглухо, с шеи теперь медальон снять невозможно.

Скабиор следит за ее манипуляциями с очень мрачным видом.

— Лучше бы ты сожгла его, — говорит он.

— Сожгу, не волнуйся. Когда умру, — отвечает Гермиона. — А до тех пор придется тебе меня терпеть.

Скабиору было не по себе. Будь он живым, он бы, конечно, порадовался ее влюбленности, конечно, и ее бы порадовал, как мог и хотел, потому что отказывать женщинам, особенно влюбленным, было не в его правилах. Но он был призраком. А любить призрака… А уж призраку любить… Он был в замешательстве. И поэтому не оставлял попыток ее переубедить. Однако она была гораздо упрямее него.

========== Глава 5. Принятие ==========

Когда Гермиона уходила на работу, призрак скучал. Он никогда не спал, не тратил время на еду и прочие человеческие дела. Когда он был живым, то уходу за собой посвящал немало времени. Даже будучи егерем умудрялся регулярно мыться, стирать одежду, причесываться… Хотя в лесных условиях это было весьма хлопотно и неудобно. Да еще и коллеги по ремеслу ржали над ним каждый раз, когда видели в его руках расческу. Пытались даже подменить шампунь на красящее зелье. Идиоты. Ну, особо ретивых шутников он приструнил неприятными заклинаниями. Ржать перестали хотя бы в лицо, и портить вещи раздумали. А за краску для волос он бы даже поблагодарил, да много было бы чести. Пусть скажут спасибо, что остались живы после мастерски наведенного сглаза. Впрочем, кровавый цвет, окрасивший почти половину головы, ему понравился — хорошо смотрелся на темно-коричневых, почти черных волосах. Позволял выделиться из толпы.

Он ненавидел быть как все. И тщательный уход за собой, и феерических расцветок шейные платки, и изысканный парфюм — и где только Скабиор раздобыл его — все это служило одной цели: не быть таким, как окружающие. Не то чтобы Скабиор не понимал своего места в этом — в том — мире. Понимал и принимал, и менять не хотел, да и не смог бы. Но он мог менять — себя, хотя бы внешне сохраняя приличный человеческий облик. Что творилось у него в душе, после всех неприглядных егерских дел, а до них и прочих приключений, характерных для Лютного переулка, то было известно одному лишь стакану с огневиски.

Теперь волосы его навсегда останутся серебряными, и услышать аромат парфюма он больше не сможет. Как и взять в руки расческу. Правая рука во время падения в пропасть была сломана, так что он все равно не смог бы причесаться. Скабиора по-прежнему раздражало, что он не способен взаимодействовать с материальными предметами так, как раньше. При жизни. Что же ему делать?

Скука. Тяжкие воспоминания. Чувство вины перед Гермионой, за все. Он чувствовал ответственность за ее будущее. Они были крепко-накрепко связаны — ритуалом, а теперь еще и чувствами. Все это не давало ему покоя.

Гермиона замечала перемены в его настроении. Хорошенько поразмыслив, она нашла способ немного развлечь Скабиора.

Она решила разделить с ним любовь к чтению.

Гермиона копировала страницы книги и заставляла их парить в воздухе по порядку, на расстоянии пары сантиметров друг от друга. Первые страницы висели снизу, с них призрак утром начинал чтение, а последние главы располагались наверху, под самым потолком. Таким образом, к моменту возвращения Гермионы с работы Скабиор прочитывал достаточно, чтобы она взмахом палочки убирала ненужные главы, и в гостиной становилось свободно. По крайней мере, внизу было достаточно места, чтобы Гермиона нормально ходила, сидела на диване с книгой или чашкой чая. Скабиор при этом продолжал читать, зависнув над ее головой. То, что он буквально пропускал через себя наколдованные копии печатного текста, нисколько его не смущало, а наоборот, веселило.

Он читал много и с удовольствием. Много лет подряд ему было не до книг. И вот, после смерти сподобился — проглотил множество маггловских романов, наряду с чисто учебными и справочными пособиями по различным областям магии. В магическом обществе не слишком была распространена художественная литература, и Гермионе с годами это стало казаться несправедливым. Поэтому призрак-хранитель под руководством охраняемого объекта практически получал классическое образование. А Гермионе все интереснее и интереснее становилось с ним разговаривать.