Ночники - Ахметшин Дмитрий - Страница 68

   Она встала со стула, с которым, казалось, была связана какой-то общей тайной, вроде как убийца с местом убийства, -- от неожиданности Вячеслав шарахнулся назад и больно ударился головой о дверной косяк. Потянулась через стол к дальнему его концу и, взяв двумя пальцами, как икону, продемонстрировала небольшую фотографию в овальной рамке.

   -- Кто это?

   Вячеслав прищурился. С чёрно-белой фотокарточки на него смотрела старомодно одетая женщина лет пятидесяти, с морщинами вокруг глаз и неожиданно улыбчивым, светлым лицом. Из-за монохрома её кожа имела оттенок свежевыпавшего снега. Возможно, это просто игра света, причуды чёрно-белого снимка, но скорее всего женщина на самом деле очень бледна. Вячеслав узнал спинку стула -- на нём только что восседала Марина, -- а также окно за спиной женщины, в которое стучались ветвями сливы. Конечно, сейчас никаких слив там нет. Те невероятные заросли, в которые они превратились, Вячеслав вырубил лет пять назад. Кудрявые её волосы, ничем не сдерживаемые, потоком спускались на грудь, и Вячеславу вдруг показалось, что эти пряди касаются его затылка и щекочут шею. Будто женщина с фотографии, вытянувшись в высоту раза в полтора-два, склонилась над ним и хочет прошептать что-то на ухо. Или смотрит на саму себя через его плечо.

   Конечно, это всего лишь просочившийся через приоткрытую дверь холодок. Вот и огонёк лампы пустился в пляс, как будто надеялся таким образом сбросить свои стеклянные оковы...

   Вячеслав повернулся и захлопнул дверь. С расстановкой сказал Марине:

   -- Я знаю эту женщину. Вытащите фотографию из рамки и посмотрите на обороте: там есть имя и дата съёмки.

   Марина последовала совету. Кажется, глаза её совершенно не нуждались в свете. Даже скрючившись в тёмном углу, она прекрасно разбирала текст в книгах, учитывая, что влага и перепад температур оставили от типографской краски лишь бледные силуэты.

   -- Марта Елисеева. Пятьдесят третий.

   Вячеслав прочистил горло:

   -- Как я уже сказал, мой дядя -- дядя Василий -- увлекался фотографией. У него была мастерская -- вон там, за огородом, -- но к тому времени, как я здесь появился, лес уже разобрал её на дощечки. Странно, что он не сломал дом. Обычно он скор на расправу...

   -- Это его жена.

   -- Верно. Они жили здесь до самой смерти -- она умерла в восемьдесят седьмом, он в восемьдесят девятом. Детей у них не было.

   -- Как ваш дядя мог жить здесь два года после её смерти? В полном одиночестве. В окружении этих больных деревьев. А зимой... -- Марина поводила в воздухе пальцем, словно хотела попробовать его на густоту. -- Зимой, наверное, здесь такая стоит тишина, что кажется, будто ты оглох.

   -- Недолго, -- буркнул Вячеслав. Ему не слишком нравился их разговор. Будто со всех сторон к дому приближаются призраки бесед, которые здесь вели двое забравшихся в кокон одиночества людей, и бесед, которые вёл сам с собой дядя, когда остался один; с чавкающим звуком выкапываются из земли, с ватным шорохом рвут над собой пласт хвои, и вот они прижимаются к стеклу, погружая комнату в подлинный мрак. Даже дышать стало труднее. Всего лишь облака стадом грязных овец закрыли солнце. -- Он умер в декабре, и тело, почти сразу замёрзнув, не успело разложиться. Нашли его в конце зимы. К дяде съезжались фотографы со всей страны. Фотографы -- чудаковатый народ, они готовы ехать в гости к такому же чудику -- и, конечно, ради хорошего кадра -- в любую глушь и в самый неурочный час. А дядю уважали. О нём ходила слава как о прекрасном пейзажисте.

   Хотя прошло уже больше двадцати лет, в памяти Вячеслава живы были подробности той зимы... О, что это была за зима! Делегация, члены которой не раз и не два бывали в гостях у Елисеевых, два раза прошла мимо дома, прежде чем кто-то понял, что этот снежный холм и есть пункт их назначения... Стоило снять снегоступы, как ты погружался по самое горло в пухлый, холодный снег, будто в наполненную ледяной водой яму.

   -- Значит, на стенах тоже его фотографии? Я думала, это старые открытки.

   Вячеслав кивнул. По стенам в простых тёмных деревянных рамках висел лес, будто окна в прошлое на десятки лет назад. Места, которые они изображали, уже нельзя было узнать. Старик любил снимать всякие мелочи. Запятые в монументальной работе времени, новорожденные грибы, на шляпках которых каплями собиралась слизь, лупоглазых лягушек на камнях возле ручья. Фотобумага пошла волнами, чёрный цвет стал ещё чернее, а белый выглядел грязно-серым.

   Марина кусала губы, разглядывая фотографии, как будто с них снизошла на неё некая тайна. Вячеслав вдруг подумал, что она словно ребёнок, которому можно дать в руку любую безделушку и тем самым занять его на добрых полчаса. Вместе с тем ему пришла в голову неожиданная мысль: с самими детьми никогда не стоит обращаться, как с безделушками. В самых простых вещах они видят что-то, что уводит их в космос.

   -- Собираюсь прогуляться, -- буркнул он. -- Не хотите со мной? Нужно натаскать воды и осмотреть дом. Будет неприятно, если крыша рухнет нам на голову.

   Но Марина, кажется, поняла, что ему нужно побыть одному. Она рассеяно перебирала в пальцах махровый край скатерти.

   -- Нет. Идите, проветритесь. Я приготовлю что-нибудь на ужин -- там, на полках, я видела тушёнку, а под столом вроде банки с консервированными овощами -- и полюбуюсь ещё на эти замечательные снимки. Очень качественные. Ваш дядя был по-настоящему талантлив.

   От земли поднимался гнилостный запах: сейчас едва уловимый, с ухудшением погоды он становился всё неприятнее. Вячеслав ещё раз порадовался ясному небу: дождливой осенью земля становилась вязкой, там, под слоем грязи, кто-то будто хватал тебя за ноги.

   Он нашёл под крыльцом несколько пластиковых вёдер и сходил с ними к водоёму. Идти было недалеко, но шум ручья удивительным образом поглощали стоящие вокруг деревья. В тот момент, когда, продравшись сквозь заросли бузины, преодолеваешь какой-то рубеж и звук исчезает, возникает стойкое чувство, будто ты лежишь, прижавшись ухом к одной подушке и положив на голову другую. Набирая воду, разливая её в умывальник и пластиковый бак у крыльца, Вячеслав прислушивался к тому, что происходит доме, и думал о гостье. Это совершенно точно не случайная туристка, заинтересовавшаяся домом посреди чащи. Да и кто в здравом уме попрётся в одиночку в тайгу без соответствующего снаряжения, да ещё и поздней осенью?