Ночники - Ахметшин Дмитрий - Страница 66

   Белоснежностью кожи и изящностью движений она и впрямь напоминала чайку. Вячеслав выпятил нижнюю губу.

   -- Разве в таких местах есть жизнь? Я всё время думал, что Марины предпочитают тёплые местечки на побережье под лазурным солнцем.

   Женщина прикрыла глаза:

   -- Только представьте: огромные глыбы льда, рассекающие свинцовые волны. Мокрые скалы, удар каждой волны по которым -- что удар молота по наковальне. Жизнь таким местам не больно-то нужна. Она там есть, но они прекрасно могут без неё обходиться. Они, так скажем, её не поощряют. А что до вас? Обрадуете каким-нибудь глубокомысленным именем, связанным с

   тайгой?

   Вячеслав представился. Он был занят делами -- пересёк дом и выудил из-за печи канистру с горючей жидкостью. Заправил лампу и переставил её ближе к гостье -- за закопчёнными стёклами уже плясал крошечный огонёк. Поворошил в камине угольную пыль: кажется, с прошлого года здесь никто не ночевал. Проверил дымоход.

   -- Не знаю, какие таёжные мотивы вы можете здесь откопать. Я, наверное, так же не похож на своё имя, как и вы. -- Вячеслав подумал и прибавил: -- Без обид.

   -- Напротив. Борода делает вас настоящим сибиряком. И имя только это подчёркивает.

   Вячеслав подумал о своём больном сердце, о ревматизме, приступы которого сопровождали начало первых декабрьских заморозков, и проблемах с простатой.

   -- Я не протянул бы без цивилизации и полугода. Я учёный. Мне просто нравится иногда дышать свежим воздухом. Но за столом со всеми благами цивилизации -- компьютером, микроскопом и горячим кофе -- я чувствую себя куда комфортнее.

   Лицо женщины выражало непонимание. Было сложно сказать, к чему оно относится. Повисла неловкая тишина, а потом Марина спросила:

   -- Сколько вам лет?

   Вячеслав откашлялся:

   -- Пятьдесят пять.

   Марина покачала головой, как показалось Вячеславу, с неодобрением. Он подумал, насколько вежливо было бы спросить о возрасте её -- действуют ли здесь правила приличия? -- но врождённая робость взяла своё.

   -- И в какой же из областей вы учёный?

   -- Энтомолог. Чешуекрылые -- вот моя специализация. Если по-простому, я гоняюсь за бабочками. Знаете, несмотря на климат, в этих лесах встречаются достаточно редкие виды.

   -- Даже в ноябре?

   Вячеслав потёр подбородок. Он вдруг почувствовал укол паники, совершенно ничем не обоснованный, будто сотни, тысячи человек вдруг завопили от боли где-то на грани слышимости.

   -- В ноябре, леди, вид inachisio... в смысле дневной павлиний глаз -- впадает в спячку. Как медведи. Это в высшей степени любопытное явление, и, хотя оно уже описано вдоль и поперёк, увидеть своими глазами спящую редкую бабочку обязан каждый энтомолог. В том смысле, что не приходится бежать за ней с сачком целые километры.

   Вячеслав только сейчас заметил, как необычно одета гостья. Тонкий болотного цвета анорак, такой пользовался в советское время неугасающей популярностью у туристов, жизнерадостно прущих свои палатки и пухлые, похожие на грозовые тучи, спальные мешки к горизонту; карман на животе слегка топорщился. Просторные штаны с чёрными заплатками на коленях, вязаные носки... волосы в лёгком беспорядке, как будто она предложила себя расчесать еловой лапе. Ничего похожего на рюкзак и походную сумку Вячеслав не увидел. Может, она, конечно, приехала на поезде, так же, как он, однако состояние обуви утверждало совсем иное. Дождя не было достаточно давно: земля чуть влажная от росы, но это никак не оправдывает грязи на подошвах, в которых каждый знакомый Вячеславу археолог почёл бы за честь поковыряться. Можно было предположить, что незнакомка шла через Терновые болота к югу отсюда, но где в таком случае была отправная точка её пути? Оленегорск? Двадцать пять километров по тайге без рюкзака, палатки и спального мешка?

   И ещё один нюанс: если она приехала поездом, то это был позавчерашний поезд. Эта ветка принимала у себя пыхтящих, распалённых бегом гостей не чаще одного раза в два дня, а сегодня он был на станции совершенно один.

   Вячеслав тряхнул головой и вернулся к домашним делам, ведя с гостьей принуждённую, похожую на хождение лисицы вокруг свернувшегося клубком ежа, беседу.

   Таёжный дом представлял собой единственное, вечно тёмное помещение, примерно семь на десять хороших, мужских шагов, до краёв заставленное мебелью. Мохнатый ковёр на полу потерял цвет и выглядел усталым и очень старым животным, которое, положив голову на лапы, отдыхало посреди комнаты. Возле дальней стены, будто череп другого, ещё более древнего зверя, белела печь, рядом -- параллельно стене -- простая кровать, застеленная клеёнкой. Вдоль стены по правую руку -- шкаф для одежды (возле входа), далее -- книжный шкаф с дверцами из мутного, уже местами потрескавшегося стекла -- его-то гостья и одаривала своим назойливым вниманием -- и, наконец, прикроватная тумба с керосиновой лампой. Одно время Вячеслав пробовал привить этой старой яблоне веточку цивилизации, привезя сюда хороший электрический фонарик, но в нём всегда -- в самый неподходящий момент -- садились батарейки, а кроме того, яркий, белый свет, как будто откуда-то вот-вот появится Иисус с распростёртыми для объятий руками и грозным обещанием на челе, по-настоящему неприятно резал глаза.

   Возле противоположной стены -- нехитрый кухонный гарнитур и закруглённый с одного конца стол; в этой части дома Вячеслав старался вести себя очень осторожно: одно неверное движение, и мир банок с вареньем десятилетней давности и склянок со специями, яичной скорлупой и чёрт-его-пойми чем лопнет, как мыльный пузырь. Скучало в своих ножнах почерневшее от времени оружие кухонного воина -- черпаки и пузатые котелки. Здесь же были два небольших окна (третье располагалось рядом с дверью), в обычное время закрытых ставнями. Марина сняла их и внесла в дом, чтобы обеспечить себе немного света. Над окнами, у потолка, висели иконы, похожие на чёрные дыры в стене.

   -- С какой стороны вы пришли?

   -- Я уже сказала. От моря.

   -- Наверное, попали под дождь?