Ночники - Ахметшин Дмитрий - Страница 25

   Данил почувствовал запах: отвратительную смесь, в которой переплеталось множество незнакомых ароматов. По отдельности они, быть может, не вызвали бы зелёного оттенка лица мальчишки, но вместе становились просто гремучей микстурой.

   Он завопил благим матом. Прибежал Фёдор и укатил коляску прочь.

   - Старики, - сказал он, когда вернулся. - Эти полулюди-полузвери одной ногой стоят там, за гранью. Говорят, им ведомо то, что не ведомо больше никому из дылд.

   - А откуда они берутся? - спросил Данил, утирая кровавые сопли.

   - Откуда-то с небес. Оттуда же, куда уходят дети, после того, как становятся сопливыми улыбающимися младенцами - и ещё позже. Может, они обитают в одном из этих твоих странных миров. Слушай: однажды я построю машину, которая сможет перемещать нас по этим мирам так же просто, как поднести к лицу за обедом ложку.

   Данил подумал, что носить туда-сюда ложку не так уж и просто.

   В свободное время он пробовал читать книги. Книг в доме Фёдора было столько, что можно было выстроить отдельный дом, рядом, на лужайке, вместе со всем внутренним убранством. Самое большое, на что его хватало - один или два абзаца за час. Благо, все эти книги также были написаны доступным языком, крупными, красивыми буквами (заглавные были нарисованы вручную!) и содержали в себе не более нескольких десятков страниц. Данил не представлял, кто их мог написать: у любого ребёнка на это бы просто не хватило терпения. Разве что этим занимались подростки с яркими, как кусочки стекла, лицами, предчувствующие столь же яркое детство впереди, подростки, мечтающие о приключениях и героических свершениях. В заглавиях в основном значились женские имена.

   - Делай с ними что хочешь, - говорил Фёдор, однажды застав друга за рисованием на полях. - В те времена, когда у меня хватало на них терпения, я прочитал их все. Будет жалко, если они так и утонут в пыли на полках.

   И тогда Данил дал себе волю. Пространство между строк казалось таким пустым, что свербело в носу. Он выбирал с полки произвольную книгу, читал её по абзацам и заполнял пустые места рисунками, восхитительными в своей наивной простоте ("На самом деле, - прибавил Данил, заметив мой взгляд, - так сказала одна девочка в своей хвалебной рецензии - там, в том мире, конечно").

   Так Данил стал книжным иллюстратором.

   Не на шутку увлёкшись, он заполнял страницу за страницей рисунками вперемешку с каплями крови, которые нет-нет, да падали из его воспалённого носа. Он чувствовал себя прекрасно: сидячие занятия, вроде игры с конструктором или собирания паззлов, всегда были по душе мальчишке. Уже изрисованные книги куда-то таинственно исчезали - Данил не придавал этому значения, до тех пор, пока на пороге комнаты не появился сияющий белозубой улыбкой Фёдор.

   - Твои почеркушки разошлись на ура. Ты теперь знаменит! Выгляни на улицу - там толпы твоих почитателей и последователей! Мария сходит с ума и не знает, где найти на всех угощение.

   Данил выглянул и увидел детей, которых запыхавшиеся дылды снабжали подходящими столами и стульями. На этих столах дети раскладывали принесённые с собой книги и принимались, высунув язык и покрывая кисти рук цветными пятнами, изо всех сил подражать Данилу. Получалось, насколько он мог судить с такого расстояния, значительно хуже: он-то рисовальщик со стажем!

   - У вас что, совсем нет картинок в книжках?

   Фёдор почесал затылок.

   - Картинок? А зачем они нужны? Впрочем, ты прав, это прекрасная идея. Встань на одно колено, оруженосец! - и когда Данил исполнил требуемое, торжественно сказал, коснувшись его макушки карандашом: - Отныне я нарекаю тебя Нашедшим Себя Во Вселенной!

   Этот факт наполнил внутренности Данила теплом. Казалось там, в лёгких и прочих влажных полостях, завёлся жар, который готов прожечь насквозь грудную клетку. А потом вдруг ни с того ни с сего жар сменился ознобом, да таким, будто тебя с ног до головы окатили холодной водой. Данил почувствовал себя подтаявшей ледышкой и, не сумев даже разлепить губы, чтобы ойкнуть, сполз по подоконнику прямо на пол.

   Комната наполнялась шумом и людьми, по меньшей мере, четыре раза. Никто не знал что делать. Дылды хныкали и толпились в проходе, Фёдор с трудом заставил их помочь ему перенести мягкого, как набитая тряпками кукла, малыша на диван.

   Данил всё понимал, но мало что мог сделать. Даже чтобы пошевелить пальцами требовалось немало усилий. Образы, идеи, разные мысли проплывали в голове брюхом кверху, как дохлые рыбины. Иногда сознанием завладевали всякие пространные размышления, вроде: "Что, если я не как они, что, если я взрослею, в то время, как все уменьшаются?" Фёдор пришёл в ужас, когда Данил рассказал ему про собственный мир. "Не могу себе представить, что чувствуют старики, помнящие, что они были детьми", - вот что он сказал.

   Приходили доктора - это были молодые девочки с одинаковым озабоченным выражением на лицах. Они ничего не делали, только смотрели на кровь, что струйками прорезала иссохшее лицо мальчишки, и плакали. Наверное, здесь никто не болеет, и докторов настоящих у них нет, - думал Данил. И запоздало представил, что было бы неплохо ему освоить профессию врача. Какое, однако, богатое на свершения место! Наверное, у них даже... во! Даже путешественников никаких нет.

   Хотя это как раз вряд ли. Какой ребёнок не мечтает отправиться в путешествие?

   Вокруг всё расплывалось, словно маленького Данила отгородили от всего мира мутным стеклом. Он едва не захлебнулся в собственной крови, после этого малыша перевернули на живот, а голову повернули набок и поставили внизу возле кровати таз, чтобы кровь стекала туда. Кто-то раздел его, а потом укрыл одеялом из верблюжьей шерсти. Данил не чувствовал от одеяла тепла - только его тяжесть, да и то, смутно. То и дело появлялся Фёдор: ходил кругами, заложив руки за спину, плакал, пытался кормить приятеля с ложечки вареньем.

   Данил долго собирался с силами, чтобы открыть рот и заставить язык шевелиться. Его хватило лишь на одно слово, в котором он очень удачно соединил два:

   - Принеситима.

   В следующий раз, когда он открыл глаза, клетка с чертёнком оказалась на табуретке перед его кроватью. Вокруг - множество дылд, детей, младенцев с яркими умытыми личиками. Все смотрели на него, будто заключив между собой пари и теперь ожидая: что же он будет делать дальше? Фёдор стоял возле клетки, Данил смутно осознавал, как тот его будил, тряся за плечо.